Карло Гинзбург - Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке

• Название: Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке
• Автор: Карло Гинзбург
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: Философия
• Год: 2000
• ISBN: 5-8243-0132-8

Известный итальянский историк, один из основателей «микроистории» реконструирует биографию и духовный мир «диссидента» XVI века — фриульского мельника, осмелившегося в эпоху жесткого идеологического диктата выступить со своим мнением по всем кардинальным вопросам бытия. Фактографическая тщательность сочетается в книге Карло Гинзбурга с умелой беллетризацией — сочетание этих качеств сообщило ей весьма высокую популярность.

Для всех интересующихся историей.

---

Епископ Конкордии и фриульский инквизитор посчитали это за признаки истинного раскаяния. Посовещавшись с подеста Портогруаро и некоторыми местными нобилями (среди которых был и будущий историк Фриули, Джован Франческо Палладио дельи Оливи), они решили изменить приговор. Местом постоянного пребывания Меноккио была определена деревня Монтереале, с запретом покидать ее пределы. Ему категорически воспрещалось распространять или каким-либо образом объявлять свои еретические мысли. Он должен был регулярно ходить к исповеди и постоянно носить поверх одежды накидку со знаком креста, в ознаменование своего позора. Его друг, Даниэле Биазио, поручился за него, обязуясь уплатить двести дукатов в случае каких-либо нарушений. Измученный телесно и духовно, Меноккио вернулся в Монтереале.

48. Возвращение в деревню

Меноккио вернулся к прежней деревенской жизни. Несмотря на судебное преследование со стороны инквизиции, несмотря на тяготевший над ним приговор, он был в 1590 году вновь назначен старостой церкви Санта Мария в Монтереале. К этому назначению, по всей видимости, приложил руку новый приходской священник, Джован Даниэле Мелькиори, друг Меноккио с детских лет (к тому, какая судьба постигла прежнего священника, того самого Одорико Вораи, который выдал Меноккио инквизиции, мы еще вернемся). Похоже, никто не возмущался тем, что еретик, более того, ересиарх, распоряжается приходским имуществом; впрочем, и сам священник, как мы помним, находился у инквизиции на замечании.

Должность церковного старосты часто поручалась мельникам: видимо, потому, что они были в состоянии авансировать приходу необходимые денежные средства. Старосты не упускали и своей выгоды, задерживая перечисление приходу десятинных выплат. Скажем, когда в 1593 году Маттео Санудо, епископ Конкордии, совершая объезд всей епархии, прибыл в Монтереале и потребовал для проверки приходские счета за последние семь лет, выяснилось, что должников много и среди них есть Доменико Сканделла, то есть наш Меноккио, за которым осталось двести лир долга — самая большая сумма за исключением той, что значилась за Бернард о Корнето. В то время во Фриули это было рядовым явлением; редкая пастырская инспекция его не отмечала. В данном случае епископ (вряд ли связавший церковного старосту с тем человеком, которого осудил девять лет назад) попытался навести в приходских финансах некоторый порядок. Он выразил неудовольствие тем «нерадением, с которым ведутся счета, несмотря на то, что в прошлое наше посещение относительно сего были отданы соответствующие распоряжения, каковые не были исполнены должным образом»; распорядился приобрести «книгу изрядных размеров», в которой приходскому священнику под страхом отстранения от совершения треб надлежало записывать из года в год все получения «по мере их поступления, а напротив их — все расходы, по покупке зерна, по содержанию церкви, а также счета церковных старост»; последним вменялось в обязанность заносить все получения в «отдельную книжицу, а затем — в большую книгу». Старостам, имеющим долги, епископ предписал расплатиться с ними, пригрозив в случае неуплаты запретить им «посещение церкви, а после смерти отказать в церковном погребении»; через полгода священник должен был представить в Портогруаро счета за 1592 год — за неисполнение штраф и опять же отстранение от треб. Расплатился ли Меноккио с долгом, мы не знаем. Похоже, что расплатился, поскольку составленный по результатам следующего посещения епархии, совершенного тем же Санудо в 1599–1600 годах, список задолжавших монтереальских старост открывался 1593 годом.

Один факт, относящийся к тому же периоду (1595 г.), подтверждает, что авторитетом Меноккио среди односельчан по-прежнему пользовался высоким. Между графом Джован Франческо Монтереале и одним его арендатором, Бастианом Мартином, возникла некая «малая неурядица» в связи с двумя клинами земли и деревенским домом. По требованию графа были назначены два оценщика, чтобы определить, какие поправки давались дому предыдущими арендаторами: со стороны графа — Пьеро Зуанна, со стороны арендатора — Меноккио. Случай был непростой, поскольку одной из заинтересованных сторон был местный синьор: к Меноккио, к его способности отстаивать свою точку зрения явно продолжали питать доверие.

В том же году Меноккио вместе со своим сыном Стефано взял в аренду еще одну мельницу, расположенную в месте, которое было обозначено следующим образом: «близ верхнего гумна». Договор был заключен на девять лет; ежегодный взнос арендаторов составляли четыре четверика пшеницы, десять — ржи, два — овса, два — проса, два — риса и еще свинья весом в сто пятьдесят фунтов; в специальном примечании уточнялся денежный эквивалент для перевеса или недовеса (фунт — шесть сольдо). Кроме того, договором предусматривались «гостинцы»: пара каплунов и полштуки льна. Последнее подношение имело символический смысл, поскольку мельница использовалась для того, чтобы мять лен. Арендаторы получали мельницу вместе с двумя ослами «bonis atque idoneis»* и шестью мялками, обязываясь возвратить все это хозяйство «potius melioratum quam deterrioratum»** его владельцам, которыми были опекуны наследников покойного Пьетро Макриса. Им же предыдущий арендатор Флорито Бенедетто, объявленный несостоятельным, должен был выплатить в течение пяти лет все долги по аренде: поручились за него, по его просьбе, Меноккио и Стефано.

Все это говорит, что имущественное положение отца и сына Сканделла на данный момент было довольно прочным. Меноккио принимал активное участие в жизни своей деревни. Все в том же 1595 году он доставляет подеста послание от фриульского губернатора и входит в число комиссии из четырнадцати человек, включая подеста, которой надлежало выбрать ответственных за составление кадастра.

Спустя некоторое время, однако, его положение осложнилось: умер сын (по-видимому, Заннуто), помогавший ему материально. Меноккио стал искать другого заработка: преподавал в школе, играл на гитаре на деревенских праздниках. Теперь его особенно тяготили запрет покидать Монтереале и обязанность всюду появляться в накидке со знаком креста. Он отправился в Удине к вновь назначенному инквизитору, фра Джован Баттиста из Перуджи, с просьбой отменить эти статьи приговора. Относительно накидки ему был дан отрицательный ответ, «ибо, — объяснял инквизитор в письме к епископу Конкордии от 26 января 1597 года, — такое послабление нелегко заслужить», но ему разрешили «свободно бывать в любых местах, кроме находящихся под подозрением, дабы снискать пропитание в бедности своей и своего семейства».

Последствия старого приговора мало-помалу сходили на нет. Меноккио, однако, не подозревал, что тем временем инквизиция вновь обратила на него внимание.

49. Новые доносы

Годом раньше во время карнавала Меноккио, получив разрешение инквизитора, отправился в Удине, Когда прозвонили к вечерне, он встретил на городской площади некоего Лунардо Симона и вступил с ним в беседу. Они свели знакомство на праздниках, куда Лунардо приглашали играть на скрипке; Меноккио же, как мы видели, играл на гитаре. Некоторое время спустя, прознав про недавно изданную буллу против еретиков, Лунардо сообщил в письме к викарию инквизитора Джероламо Астео содержание этого разговора и затем в устном показании подтвердил с некоторыми вариациями свой письменный донос. Беседа на площади в Удине проходила примерно так. «Я слышал, — спросил Меноккио, — что ты решил заделаться монахом, это правда?» — «А чем плохая новость?» — «Это годится только для побирушек». — Лунардо решил отделаться шуткой: «Вот я и пойду в монахи, чтобы побираться». — «Столько было всяких святых, отшельников и прочих, что вели святую жизнь, и что с ними сталось?» — «Богу все эти тайны известны». — «Если бы я был турок, я бы не хотел стать христианином, но раз я христианин, я не хочу становиться турком». — «Beati qui non viderunt, et crediderunt»*. — «Я верю, только если вижу. Я верю, что Бог — отец всему миру и всем в нем заправляет». — «Так веруют и турки с иудеями, но они не верят, что он родился от Девы Марии». — «А почему, когда Христа распяли и иудеи говорили ему: «Если ты Христос, сойди с креста», он не сошел?» — «Чтобы не подчиняться иудеям». — «Потому что не мог». — «Значит, вы не верите евангелию». — «Нет, не верю. Кто, по-твоему, его сочинил, если не попы и монахи, у которых нет другого дела. Они все это выдумали и написали». — «Евангелие не выдумали попы и монахи, оно было написано раньше», — отрезал Лунардо и удалился в убеждении, что его собеседник — «отъявленный еретик».

Бог как отец и хозяин, который «всем заправляет», Христос как человек, евангелие — произведение ленивых попов и монахов, равенство всех религий. Итак, несмотря на судебный процесс, унизительное отречение, тюрьму, публичное покаяние Меноккио вернулся к прежним своим мыслям, от которых, по видимости, он в душе никогда не отказывался. Но Лунардо Симон знал его только по прозвищу («некто по имени Меноккио, мельник из Монтереале»), и несмотря на подозрение, что речь идет о том самом еретике, которого инквизиция осудила за «лютеранство», доносу не был дан ход. Только два года спустя, 28 октября 1598 года, либо по чистой случайности, либо разбирая документы прежних процессов, инквизиторы заподозрили, что Меноккио и Доменико Сканделла — одно и то же лицо. Машина инквизиции пришла в движение. Джероламо Астео, ставший тем временем генеральным инквизитором Фриули, распорядился собрать о Меноккио новые сведения. Выяснилось, что дон Одорико Вораи, автор того первого доноса, который привел Меноккио в тюрьму инквизиции, дорого заплатил за свое усердие: «Он покинул Монтереале, преследуемый родственниками Меноккио». Что же касается самого Меноккио, «общая молва гласит, будто он все тех же мыслей, что и раньше». Инквизитор счел нужным лично приехать в Монтереале, чтобы расспросить нового приходского священника, дона Джован Даниэле Мелькиори. Тот сообщил, что Меноккио перестал носить накидку с крестом и то и дело покидает деревню, нарушая тем самым постановления инквизиции (что, как мы знаем, было верно лишь отчасти). Однако на исповедь и к причастию является регулярно: «я его держу за христианина и человека добрых нравов», — сказал Мелькиори в заключение. Какого о нем мнения односельчане, он не знал. Но уже подписав эти показания, Мелькиори передумал: видимо, боялся так сильно рисковать. К словам «я его держу за христианина и человека добрых нравов» он добавил: «насколько можно судить по внешности».