Константин Сапожников - Солоневич

• Название: Солоневич
• Автор: Константин Сапожников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03693-2

Иван Солоневич, самый популярный публицист Русского Зарубежья 1930–1940-х годов, прошёл через испытания революциями, войнами, лагерями и ссылкой. В современной России, стоящей перед выбором своего пути развития, идейное наследие Солоневича всё чаще оказывается в центре острых дискуссий. Монархия, православие, народ — эту триаду Солоневич считал залогом успешного развития России, обобщив свои взгляды в фундаментальном труде «Народная Монархия». Задолго до «Архипелага ГУЛАГ» Иван Солоневич написал книгу «Россия в концлагере», которая стала «его вторым паспортом» в эмиграции. Тем не менее она не спасла его от подозрений. Если в СССР Солоневич был антисоветчиком и «контрой», то в эмиграции распространялись слухи о его сотрудничестве с НКВД и даже с гестапо. Кто же он был на самом деле? О непростой судьбе Ивана Солоневича, о его сопротивлении русскому раздраю XX века, о причинах его затянувшегося возвращения на Родину рассказывает эта книга.

знак информационной продукции 16+

---

Лекционный курс был прерван только раз, 23 марта: Солоневичи уступили трибуну С. М. Петриченко, который выступил с докладом «Кронштадтское восстание и Балтийский флот» по случаю 15-летия этого исторического события. Петриченко воспользовался случаем, чтобы расспросить Ивана о планах на будущее. Слухи об отъезде Солоневичей давно распространялись по Гельсингфорсу. «Мы так часто уезжали отсюда, — посетовал Иван, — что говорить о каких-то датах и сроках нет смысла. Ясно одно: как только вырвемся и устроимся на новом месте, возьмёмся за издание газеты».

Докладывая оперативному работнику об этом разговоре, агент «Лидер» отметил, что эти слова Солоневич произнёс с «явным воодушевлением».

Солоневичи покидали Гельсингфорс без сожалений. Первый опыт знакомства с русским эмигрантским бытом показал им, что слово «болото», которое они впервые услышали от Чернавиной, соответствует действительности. Иван Солоневич не удержался от язвительных оценок, вспоминая в статье «Четыре года» о житье-бытье в Финляндии:

«Тот же Гельсингфорс — город „нарочито невеличкий“. Русская колония и того меньше. Процентов 20 её состоит из председателей, процентов 40 — из товарищей председателей, секретарей, казначеев и прочих почётных лиц. Даже театральных кружков — и тех имеется два. Какие бездны политической мудрости разверзлись перед изумлёнными очами подсоветских простаков! Какие Меттернихи, Талейраны и даже Бисмарки в юбках и без юбок объявились в трёх десятках организаций, населяющих русский Гельсингфорс! Какие тонко рассчитанные и дальновидные политические комбинации пускались в ход для того, чтобы на посту первого секретаря второго русского драматического Гельсингфорсского кружка оказался бы господин X. вместо г-жи У., или наоборот! Бездна ума!»

По мнению Ивана, в Гельсингфорсе делалось всё, что может прийти в голову, кроме одного — конкретной антисоветской работы:

«Устраиваются и банкеты, и балы, и выставки. Заседают комитеты, управления и секретариаты. Устраиваются дни русской культуры. Говорится об очень многих хороших вещах. А рядом — русские дети не только денационализируются, но и большевизируются. Собирают деньги на памятник Леониду Андрееву, а денег на спортивную площадку для русской молодёжи так и не нашлось. Произносятся миллионы высокоторжественных и высокопарных фраз, а за этими фразами нет решительно никакого желания шевельнуть хоть пальцем для какого-то реального дела, не связанного с наличием председательского или, по меньшей мере, секретарского поста. Да и эти посты ни с каким делом не связаны. Болото? Да, болото».

Отъезд Солоневичей в руководящих кругах русской эмиграции в Финляндии был воспринят с облегчением: уехали, и слава богу! Слишком неуживчивы, беспокойны и непредсказуемы. И слишком много о себе понимают!

С облегчением вздохнули и младороссы: их интерес к Солоневичам обернулся безжалостной критикой со всех сторон и обвинениями в «двурушнической» работе на Советский Союз. К обвинениям не привыкать, но Солоневичи своими выступлениями и публикациями разрушали стройную концепцию главы партии Казем-Бека о постепенной эволюции советской власти. Не выполняют ли они заданий Москвы?

Глава шестнадцатая НАКОНЕЦ-ТО СВОЯ ГАЗЕТА!

Старания Фосса добиться виз для Солоневичей увенчались успехом. МИД Болгарии направил соответствующее разрешение консулу в Финляндии. В тот же вечер агент «Ворон» сообщил резиденту Яковлеву об этом событии, отметив, что Фосс дал ему поручение подыскать квартиру для Солоневичей. Яковлев полистал свою записную книжку и подсказал несколько подходящих адресов.

Несмотря на молодость, «Ворон» числился среди лучших агентов резидентуры НКВД в Болгарии[94]. Появился он в Софии в ноябре 1931 года в результате комбинации, ювелирно проведённой чекистами.

«Ворон» — это Николай Абрамов, сын руководителя болгарского отделения РОВСа генерала Фёдора Фёдоровича Абрамова. Казачий генерал Абрамов покинул Россию в 1920 году, «на время» оставив сына с родственниками. По мере взросления Николай всё больше проникался «советским духом» и даже вступил комсомол. Генерал Абрамов, который обосновался после Гражданской войны в Болгарии, предпринимал шаги для вызволения сына из Совдепии, но без успеха. Тому нравилось быть «в буче, боевой, кипучей». Николай отслужил в Черноморском флоте, стал работать водолазом в Экспедиции подводных работ особого назначения при ОГПУ. В 1930 году чекисты обратились к Николаю за помощью: перед ними стояла задача по проникновению в 3-й (балканский) отдел РОВСа, который возглавлял отец Николая. Лубянке нелегко далось это решение: использовать сына против отца! — по всем понятиям — это проигрышная схема.

Агент «Ворон» совершил побег с торгового судна ленинградской приписки в Гамбурге, пробрался в Берлин, где был арестован за нелегальное проникновение в страну. Генерал фон Лампе, возглавлявший германский отдел РОВСа, вызволил его и незамедлительно отправил к отцу в Софию. Так началась разведывательная карьера «Ворона». Для прикрытия этой работы он открыл в болгарской столице магазин филателии и нумизматики, который стал приносить неплохой доход. Успешно шло выполнение задания по «освещению» РОВСа. Авторитет отца помог Николаю приобщиться к штабной работе отдела, получить доступ к его секретной переписке. Полезную для НКВД информацию он получал о боевой группе РОВСа, её работе по подготовке боевиков для заброски в Советскую Россию.

Член РОВСа капитан В. Н. Бутков вспоминал, что молодой Абрамов «много помогал улучшению методики преподавания на военно-училищных и унтер-офицерских курсах. По его наглядным пособиям курсанты обучались разборке и сборке 3-линейной винтовки, револьвера „Наган“, пулемётов и других видов оружия. Работали эти пособия так: когда прикладывали электрические контакты к кружкам с указанием частей стрелкового оружия, на картонной лицевой стороне зажигалась лампочка. Если зажигался зелёный свет — ответ правильный, если красный — ошибка. Кроме того, Николай Абрамов знал джиу-джитсу и бокс, которые преподавал на уроках военной гимнастики». По мнению Буткова, слушатели курсов его очень любили и дружили с ним[95].

С точки зрения кураторов из НКВД, «Ворон» удачно женился: Наталья разделяла его идейные убеждения, внутренне презирала «крысиную» антисоветскую возню белой эмиграции. И жена, и тёща — Александра Семеновна Кончинова — стали помощниками Николая в разведывательной работе. Тёща была преуспевающим зубным врачом, что позволяло ей в «интимной обстановке» клиники получать полезную информацию не только от пациентов-эмигрантов, но и тех, кто относился к сливкам болгарского общества. Первое время «Ворон» передавал полученные им сведения связникам, а с 1935 года, когда в болгарской столице появилось советское полпредство, стал вручать их непосредственно резиденту. Благодаря «Ворону» был, в частности, раскрыт план покушения на посла Фёдора Раскольникова. Полпредство, правда, поторопилось выступить с нотой протеста. Теракт был сорван, но Николай Абрамов попал под перекрёстное подозрение РОВСа и политической полиции Болгарии.

Солоневичи прибыли в Болгарию 8 мая 1936 года. В Софии их встречали Клавдий Фосс и Николай Абрамов. РОВС выполнил своё обещание, оплатив их переезд. Для «внутренней линии» РОВСа в Болгарии братья были ценным приобретением — нестандартные идеи развёртывания борьбы с большевизмом, свежий взгляд на жизнь «за чертополохом», плюс к этому надежда на получение «полезных адресов» в России. Фосс знал, что его коллеги в Гельсингфорсе не добились от Солоневичей явок в Совдепии, но был уверен, что в благодарность «за избавление от Финляндии» братья всё-таки «раскошелятся».

На следующий день Солоневичей принял в своём кабинете (в штаб-квартире Болгарского отделения РОВСа на улице Оборище, 17) генерал Ф. Ф. Абрамов. Он советовал братьям устраиваться в стране надолго, пожелал «успешно влиться» в местную эмигрантскую среду и с первых же дней пребывания в стране попытаться завоевать доверие болгарских властей. Для этого генерал рекомендовал им выступить в Военном министерстве с докладами о состоянии, и боеспособности Красной армии. В полиции, по мнению Абрамова, следовало бы организовать лекцию разоблачительного характера о жизни в Советском Союзе. От публичных докладов генерал просил воздержаться: мол, непременно последуют протесты и прочие пакости со стороны полпреда Раскольникова, снова болгары начнут требовать от руководителей эмиграции не «ссорить» их с Москвой.

По инициативе Фосса Солоневичи познакомились с его соратником по «внутренней линии» А. А. Браунером, капитаном Дроздовского полка в годы Гражданской войны. Фосс и Браунер были в стране, пожалуй, самыми влиятельными людьми из русской колонии. Фосс поддерживал рабочий контакт с разведывательным отделом Генерального штаба Болгарии, Браунер — работал начальником русского отдела тайной полиции. По своим политическим взглядам он был ближе к «новопоколенцам», сотрудничал в их газете «За Россию», публикуя разоблачительные статьи о советском образе жизни. Факты он черпал из советских периодических изданий, подписка на которые оформлялась на родственников активистов РОВСа.