Стивен Кинг - Дьюма-Ки

• Название: Дьюма-Ки
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-055480-5, 978-5-271-37910-9

Маленький южный островок Дьюма-Ки – идеальное пристанище для человека, который пытается начать все сначала.

Так по крайней мере считает некогда преуспевавший бизнесмен, который стал инвалидом в результате несчастного случая – но зато обрел талант потрясающего художника.

Однако чем дольше живет он на Дьюма-Ки, тем более страшную силу обретают его картины.

В них таится Зло.

Но что это за Зло?

---

Илзе стояла перед мольбертом, так что рисунка я видеть не мог. Дочь полностью закрывала его собой. Но даже если бы она стояла в стороне, освещался зал только кровавым закатом. И лист альбома на фоне этого сияющего окна являл собой черный прямоугольник.

Я включил свет, молясь о том, что ничем не огорчил дочь. Она же прилетела в такую даль, чтобы убедиться, что у меня все хорошо. По голосу мне не удалось определить ее реакцию на мой рисунок.

– Илзе.

Она повернулась ко мне. По лицу чувствовалось, что она скорее ошеломлена, чем злится.

– Когда ты это нарисовал?

– Ну… Пожалуйста, отойди чуть в сторону.

– Память опять тебя подводит, так?

– Нет… хотя да. – Я нарисовал берег, каким видел его из окна, но больше ничего сказать не мог. – Как только я увижу рисунок, так, я уверен, сразу… отойди в сторону, дорогая, дверь ты изобразишь лучше, чем окно.

– Значит, я тебе мешаю? – Она рассмеялась. Редко когда смех приносил мне такое облегчение. Что бы она ни нашла на мольберте, рисунок этот ее не разъярил, и желудок разом опустился, занял положенное ему место. Раз она не злилась, уменьшалась угроза, что разозлюсь я и испорчу ее не такой уж и плохой визит.

Илзе отступила влево, и я увидел, что нарисовал в полубессознательном состоянии, перед тем как лечь спать. Если говорить о мастерстве, наверное, ничего лучше у меня не получалось с того самого дня, когда на озере Фален я изобразил три пальмы, но я подумал, что ее недоумение более чем понятно. Я и сам недоумевал.

Эту часть берега я мог видеть из широкого, чуть ли не во всю стену, окна «Розовой малышки». Небрежный отсвет на воде, выполненный желтым карандашом, который изготовила «Винус компани», показывал, что происходит все ранним утром. В центре картины стояла маленькая девочка в платье для тенниса. Спиной к нам, но рыжие волосы выдавали ее с головой: Реба, моя маленькая любовь, подруга из прошлой жизни. Фигуру я прорисовал нечетко, но зритель понимал, что сделано это сознательно: нарисована не реальная маленькая девочка, а пригрезившаяся фигура в воображаемом месте.

Вокруг ее ног на песке лежали ярко-зеленые теннисные мячи.

Другие покачивались на небольших волнах.

– Когда ты это нарисовал? – Илзе все еще улыбалась… почти смеялась. – И что все это значит?

– Тебе нравится? – спросил я. Потому что мне рисунок не нравился. И причина была не в том, что теннисные мячи получились не того цвета – у меня не нашлось нужного оттенка зеленого. Рисунок вызывал неприязнь, потому что все в нем было не так. И еще – глубокую печаль.

– Я в него влюбилась! – воскликнула она, а потом рассмеялась. – Говори, когда ты его нарисовал? Признавайся!

– Пока ты спала. Я пошел, чтобы прилечь, но вновь почувствовал тошноту, вот и подумал, что лучше остаться в вертикальном положении. Решил немного порисовать, в надежде, что желудок успокоится. Я и не подозревал, что держу эту куклу в руке, пока не поднялся сюда, – и показал на Ребу, которая сидела, прислоненная к окну, выставив вперед набивные ноги.

– Это кукла, на которую ты должен кричать, когда чего-то не можешь вспомнить, так?

– Что-то в этом роде. Я сел к мольберту. На этот рисунок ушел примерно час. Когда я закончил, почувствовал себя лучше. – Хотя я мало помнил о том, как и что рисовал, оставшегося в памяти хватало, чтобы точно знать: моя версия – ложь. – Потом лег и заснул. Вот и все.

– Могу я его взять?

Волна страха накрыла меня, но я не мог отказать, не обидев дочь или не показавшись безумцем.

– Бери, если действительно хочешь. Но он ничего собой не представляет. Может, лучше тебе взять один из знаменитых закатов Фримантла? Или почтовый ящик с конем-качалкой? Я мог бы…

– Я хочу этот, – прервала она меня. – Он забавный, милый и даже немного… ну, не знаю… зловещий. Смотришь на нее под одним углом и говоришь: «Кукла». Смотришь под другим и говоришь: «Нет, это маленькая девочка… в конце концов, разве она не стоит?» Это удивительно, как многому ты научился в рисовании цветными карандашами! – Она решительно кивнула. – Я хочу этот. Только ты должен его назвать. Художники должны называть свои творения.

– Я согласен, но понятия не имею…

– Перестань, перестань, не юли. Напиши то, что первым придет в голову.

– Хорошо, – смирился я. – «Конец игры».

Илзе захлопала в ладоши.

– Идеально. Идеально! И ты должен расписаться. Я не слишком раскомандовалась?

– Ты всегда такой была, – ответил я. – Командиршей. Должно быть, тебе получше.

– Да. А тебе?

– Мне тоже, – солгал я. На самом деле от злости все передо мной стало красным. «Винус» карандашей такого оттенка не изготавливала, зато на полочке мольберта лежал новенький, остро заточенный черный карандаш. Я взял его и написал свою фамилию рядом с одной из розовых ног девочки. Чуть дальше с десяток теннисных мячей неправильного зеленого цвета плыли по волне. Я не знал, что означают эти грубо нарисованные мячи, но они мне не нравились. Мне не хотелось подписывать рисунок, но потом уже не оставалось ничего другого, как добавить сбоку печатными буквами «Конец игры». И тут я вспомнил слова, которым Пэм научила девочек, когда они были еще маленькими, и которые полагалось говорить по завершении какого-нибудь неприятного дела.

Сделали – и забыли.

xvi

Илзе провела у меня еще два дня, и они прошли на отлично. К тому времени, когда мы с Джеком повезли ее в аэропорт, солнце чуть прихватило ей лицо и руки, и загар прекрасно сочетался с исходящим от нее сиянием юности, здоровья, благополучия.

Джек нашел Илзе тубус для перевозки новой картины.

– Папуля, обещай, что будешь заботиться о себе и сразу позвонишь, если я тебе понадоблюсь.

– Будет исполнено. – Я улыбнулся.

– И обещай, что найдешь человека, который сможет оценить твои картины. Человека, который в этом разбирается.

– Ну…

Дочь наклонила голову, нахмурилась. И вновь стала совсем как Пэм, когда я только с ней познакомился.

– Пообещай, или пеняй на себя.

И поскольку она говорила серьезно – на это указывала вертикальная складочка между бровей, – я пообещал.

Складочка разгладилась.

– Хорошо, с этим определились. Ты должен поправиться. Заслуживаешь этого. Хотя иногда я гадаю, веришь ли ты, что такое возможно.

– Разумеется, верю.

Она продолжила, словно не услышав меня:

– Потому что случившееся с тобой – не твоя вина.

Я почувствовал, как к глазам подступили слезы. Разумеется, я знал, что не моя, но приятно слышать, как эти слова произносит вслух другой человек. Не Кеймен, работа которого и состояла в том, чтобы отскребать въевшийся жир со всех этих давно не мытых, причиняющих беспокойство котлов в раковинах подсознания.

Она кивнула.

– Ты обязательно поправишься. Я так говорю, а я командирша.

Ожила громкая связь. Объявили рейс 559 авиакомпании «Дельта», с посадками в Цинциннати и Кливленде. Первый этап путешествия Илзе домой.

– Иди, Цыпленок. Нужно дать им время просветить твое тело и проверить обувь.

– Сначала я должна тебе кое-что сказать.

Я всплеснул единственной оставшейся рукой.

– Что теперь, моя драгоценная девочка?

Илзе улыбнулась: так я обращался к обеим дочерям, когда мое терпение подходило к концу.

– Ты не убеждал меня, что мы с Карсоном слишком молоды для обручения. За это тебе отдельное спасибо.

– Если б убеждал, был бы толк?

– Нет.

– И я так подумал. Кроме того, твоя мать еще попилит тебя за нас обоих.

Илзе поджала губы, потом рассмеялась.

– И Линни тоже… но только потому, что я впервые опередила ее.

Она еще раз крепко меня обняла. Я вдохнул запах ее волос, крепкую, волнующую смесь ароматов шампуня и молодой, здоровой женщины. Отстранившись, Илзе посмотрела на моего мастера-на-все-руки, который стоял чуть в стороне.

– Позаботься о нем, Джек. Он хороший.

Они не влюбились друг в друга (не сложилось, мучачо), но он ей тепло улыбнулся.

– Сделаю все, что в моих силах.

– И он обещал, что покажет свои картины специалисту. Ты – свидетель.

Джек, улыбаясь, кивнул.

– Отлично! – Илзе вновь поцеловала меня, на этот раз в кончик носа.

– Веди себя хорошо, папа. Долечивайся. – И она прошла сквозь двери пусть увешанная багажом, но все равно быстрым шагом. Обернулась перед тем, как они закрылись. – И купи краски!

– Куплю! – крикнул я, но не знаю, услышала она или нет. Во Флориде двери захлопываются со свистом, быстро, чтобы уменьшить потери кондиционированного воздуха. На какие-то мгновения окружающий мир потерял четкость и стал ярче; застучало в висках; защекотало в носу. Я наклонил голову и быстро протер глаза большим и средним пальцами, тогда как Джек прикинулся, будто углядел в небе что-то очень интересное. Мое состояние характеризовало одно слово, но в голову оно никак не приходило. Я подумал: «педаль», потом – «кефаль».

Если не спешить и не злиться, сказать себе: «ты можешь это сделать», слова обычно приходят. Иногда тебе они и не нужны, но все равно приходят. Пришло и это слово: «печаль».