Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

• Название: Жизнь Джейн Остин
• Автор: Клэр Томалин
• Издательство: Колибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-04684-9

Джейн Остин подарила миру шесть незабываемых романов, но о самой Остин мы знаем до обидного мало: практически вся переписка писательницы после ее смерти была уничтожена. Брат Джейн Остин когда-то обмолвился, что жизнь его дорогой сестры была крайне скудна событиями, и многие биографы ему вторят, но Томалин решительно восстает против этого мнения, увлекательно рассказывая о ярких впечатлениях недолгой жизни писательницы: о несчастной любви юной Джейн к молодому ирландцу, о ее продолжительных визитах в Лондон, о ее близкой дружбе с великосветской кузиной, чей муж-француз пал жертвой революции и встретил смерть на гильотине, о службе в королевском флоте ее братьев-моряков (дослужившихся до адмиралов) во время Наполеоновских войн и об их жизни в далеких английских колониях… Миф о тихой старой деве, провинциалке и домоседке Джейн Остин, чьи представления о мире не простирались дальше околицы хэмпширской деревни, оказывается несостоятельным, в чем убедится всякий, кто прочтет одну из лучших биографий Джейн Остин, впервые переведенную на русский язык.

---

Эмма живет внутри стабильного круга, Энн перемещается из одного общества в другое. Остин находит в этом дополнительные повествовательные возможности: обособленность Энн и то, как история раскрывается через ее восприятие, придают действию особую эмоциональную силу, словно делая читателей доверенными лицами героини. Ее способность глубоко чувствовать, ее восторги, страдания и надежды становятся нашими; ей не с кем делить их, кроме нас. Последние две главы, подвергшиеся переделке, написаны с таким драматическим мастерством, что даже после неоднократных прочтений остаются почти невыносимо напряженными и волнующими. Герои, лишенные возможности поговорить друг с другом, общаются иными способами. Уэнтуорт роняет перо и притворяется, что пишет другое письмо, хотя на самом деле пишет к Энн. А она, разговаривая с Харвилом, обращает каждое свое слово к Уэнтуорту. Она не просто говорит от сердца, но поднимается до настоящего красноречия и остроумия, защищая свой пол: «У мужчин куда более средств отстаивать свои взгляды. Образованность их куда выше нашей; перо издавна в их руках. Не будем же в книгах искать подтверждений своей правоты». Как и Марианна, укоряющая сэра Джона, она говорит здесь о самой себе — и ее создательница на ее стороне. Правда, на этот раз Джейн, по сути, не столько подкрепляет, сколько опровергает слова своей героини — ведь она-то взяла перо в руки.

Болезнь не отпускала ее. Единственное письмо за три последних месяца 1816 года обращено к племяннику Джеймсу Эдварду — Джейн поздравляет его с окончанием колледжа в Уинчестере перед поступлением в Оксфорд, а также ободряет в попытках писать роман. Все три чада Джеймса Остина пробовали свои силы в сочинительстве. Прежде тетушка уделяла пристальное внимание пробам Анны. В письмах она также с бесконечным терпением и добротой обсуждала с Каролиной ее рассказы. Теперь она обратила к племяннику свое знаменитое высказывание о пластинках слоновой кости («Не более двух дюймов в ширину, на которых я пишу такой тонкой кистью…»), противопоставляя свою работу его «решительным, живым, мужественным наброскам». Это великодушная шутка и такой хороший образ, что его сложно забыть. Вполне подходящий способ сравнить себя, скажем, с Вальтером Скоттом она использует для ободрения умного молодого племянника. Письмо это и вообще переполнено шутками: в нем достается и дядюшке Генри, чьи «великолепные проповеди» так и просятся в роман, и чотонскому викарию мистеру Папиллону. Похоже, пишет Джейн, он наконец созрел сделать ей столь долгожданное предложение (желательность ее брака с мистером Папиллоном давно стала предметом нескончаемых острот в семействе, и она принимала их с удивительным добродушием и терпением). Смеясь и дурачась, она скрывает свое состояние, настаивает, что чувствует себя «очень хорошо», хотя на самом деле ей не хватало сил, чтобы дойти до дома Анны, расположенного неподалеку.

Другие члены семьи Остин также вынуждены были оставаться в четырех стенах. Джеймс в начале года упал с лошади на охоте и оказался прикован к постели с очередным переломом. Чарльз страдал ревматизмом, а его маленькая Гарриет, которую лечили от головных болей ртутью и прочими ужасными средствами, была так плоха, что Джейн даже желала ей смерти: «Надеюсь, милосердное Небо вскоре заберет ее. Бедный отец совсем измучен страданиями за нее»[218]. Среди соседей тоже было неблагополучно: их общий доктор Лифорд сообщил, что опасно больна приемная дочь миссис Шут. Она поправилась, но до того Джейн успела представить, что миссис Шут, «должно быть, ощутит всю горесть потери как настоящая мать», и посочувствовать ей. Смерти детей были ужасны, но и их рождение не всегда приносило радость. Так, новость об очередной беременности Анны произвела на Джейн удручающее впечатление: «Анне не убежать от своей судьбы. Ее муж был у нас вчера и сообщил, что чувствует она себя неплохо, но не способна проделать такой путь… Бедная самка, она состарится к тридцати годам. Мне ее очень жаль. И миссис Клемент вновь в положении. Я подустала от такого количества детей».

Она продолжала делать решительные заявления по поводу своего улучшающегося самочувствия. В конце января 1817 года объявила, что «чувствует себя сильнее, чем полгода назад», — достаточно сильной, чтобы отправиться пешком в Олтон. Хотя вернуться обратно сама и не смогла. Джейн разъясняла Алитее, что проблема заключается в «желчи» и что теперь она знает, как правильно лечиться. В письме Фанни она называет свою болезнь ревматизмом и уверяет, что почти совсем исцелилась, «лишь иногда немного болит колено». Она доблестно предприняла поездку на ослике в надежде, что это ее взбодрит. В другом письме Джейн настаивает, что чувствует себя «вновь вполне сносно» (а «болезнь — опасная поблажка в мои лета»). Она собрала всю силу воли, чтобы сопротивляться недугу, не признавать его. Письма Джейн к Фанни кажутся такими веселыми, что, какую бы радость они ни доставляли в Кенте, сложно не задуматься, чего они стоили писательнице. Воспоминания Каролины показывают, как далеко, похоже, ее тетушка была готова зайти в отрицании болезни.

Тетя Джейн имела обыкновение прилечь после обеда, а бабушка часто занимала диван — иногда днем, иногда вечером, в разное время дня. У бабушки было вовсе не плохое здоровье для ее возраста, и она порой часами работала в саду, а потом, конечно, хотела отдохнуть. В гостиной стоял лишь один диван, и тетя Джейн устраивалась на трех стульях, которые составляла вместе. Кажется, у нее была подушка, но все равно это ложе не выглядело удобным — она называла его своим диванчиком и всегда ложилась только на него, даже если другой был не занят… Я часто спрашивала, как она может предпочитать стулья, и, вероятно, немало досаждала ей своими расспросами, ведь ей не хотелось называть настоящую причину. А дело было в том, что, если бы она хоть раз прилегла на диван, бабушка уступила бы ей это место и не стала бы больше занимать его, когда только ей захочется…

Вот описание хороших манер, доведенных до совершенства, и доказательство яростного желания не афишировать свою болезнь.

Теперь всю волю и остающуюся энергию она направила в самое важное русло — начала новый роман. «Сэндинтон» никогда не упоминается в ее письмах, но между январем и мартом она написала двенадцать глав этого удивительного произведения. Если для некоторых особая привлекательность «Доводов рассудка» заключается в том, что это последняя книга Остин, этакая нежная лебединая песнь, — один взгляд на то, что ей воспоследовало, сразу смывает подобные сентиментальные мысли, как холодным душем. Какой еще смертельно больной писатель предпринимал подобную атаку на ипохондрию? Здесь нет и следа творческого угасания, напротив, все силы устремлены в совершенно новом направлении. Тема отличается от тех, что Остин разрабатывала прежде. Место действия — прибрежная деревушка, которую пытаются превратить в модный курорт. Здесь за новеньким Трафальгар-хаусом собираются построить «небольшой дом полукругом… „Полумесяц Ватерлоо“», поскольку «это, как теперь ясно, звучит более актуально»[219], а молодой корыстолюбец с дальним прицелом «возводит на полоске пустоши… изысканный коттедж». Язык так же свеж, как и предмет, во многом благодаря новому персонажу — мистеру Паркеру, этакому специалисту по связям с общественностью эпохи Регентства.

Мистер Паркер оставил свой старый фамильный дом ради Трафальгар-хауса, флагмана нового курорта, который готов начать борьбу за посетителей. Сэндинтон для Паркера является «второй семьей, столь же близкой его сердцу, но, очевидно, более занимавшей его ум. В разговоре он постоянно возвращался к этой теме. Сэндинтон… был… золотыми копями мистера Паркера, его лотереей, игрой на бирже, а также постоянным предметом для размышлений; его занятием, надеждой и будущностью». Впрочем, он доставляет мистеру Паркеру и немало тревог. Злободневность темы поражает: герои пренебрегают старыми ценностями, упор делается на нахрапистость, умение выдержать конкуренцию и показать свой товар лицом.

«Сэндинтон» — отрывок романа, который Кассандра называла «Братья», а все остальные члены семьи просто «последней работой» до того, как Чепмен опубликовал его под этим названием в 1925 году, — являет собой опыт сатирического повествования более широкого размаха, чем прежние произведения Остин. Здесь в монологах мистера Паркера разрабатывается прием, удачно использованный писательницей в образах мисс Бейтс и миссис Элтон в «Эмме». Вдохновленный видом новшеств в сэндинтонских обувных лавках, Паркер кричит: «Прогресс, настоящий прогресс!.. Мэри, дорогая, посмотри-ка на витрины Уильяма Хили. Синие туфли, нанковые ботинки! Кто бы мог ожидать этого от башмачника в старом Сэндинтоне! Витрину обновили совсем недавно. Когда мы проезжали здесь месяц назад, никаких синих туфель в помине не было. Чудесно! Что ж, в свое время и я приложил кое к чему здесь руку». Словно бы дух Диккенса парит здесь над Джейн Остин.