Валерий Барабашов - Крестная мать

• Название: Крестная мать
• Автор: Валерий Барабашов
• Издательство: Локид, АОЗТ «Осирис»
• Жанр: Боевик
• Год: 1995
• ISBN: 5-87952-064-1 О

Роман Валерия Барабашова «Крестная мать» рассказывает о наших днях — противоречивых, тяжелых, полных страданий и горя.

В центре повествования — трагическая судьба женщины: сын ее погиб в Чечне, мужа убили в родном городе, из нее же — доброго, сердечного человека, сделали преступницу.

Все атрибуты современного остросюжетного письма: торгующая оружием мафия, коррупция и продажность высших государственных чинов, предательства, погони, пытки — ожидают в этой книге поклонников детективного жанра.

---

— Ну да, так и было, — мотнул лобастой головой Петушок. — Никто же его не посылал. Вскочил и побежал. И ротный ему вслед кричал, и я, и другие. А эта сволочь, снайперша… тварь! Прекрасно же видела, что парень женщинам кинулся помогать, нес девочку в укрытие. А она… стерва! Ну, я потом ей за Ваню отомстил. Рота сама в атаку поднялась, боевиков — а их в том доме всего две небольшие группы было — мы минут за двадцать выбили. Улепетывали как эти… Кто смог, конечно, унес ноги. Человека три-четыре в живых осталось, не больше. А снайпершу на чердаке застукали, спускалась уже вниз, думала, успеет убежать вместе с боевиками. Молодая баба, и тридцати не было. Испугалась страшно. Винтовочку свою с оптическим прицелом бросила, стала перед нами на колени, заголосила: ребята, пощадите, у меня двое детей, мать больная… Я ей кричу: «За что же ты, сука, парня нашего завалила? Ты же видела, что он раненую девочку нес?» Она всякую ахинею понесла — мол, я думала, что это боец, плохо видно, темно… Я у нее спрашиваю: «По контракту здесь?» Она говорит: да, по контракту. Ну, тут и говорить больше не о чем. Человек зарабатывает себе на смерти… Пришил я ее из автомата…

— Бо-оже мо-ой! — тихо стонала, покачиваясь из стороны в сторону, Татьяна, обхватив себя руками. — Что же это делается на белом свете! Сыночки наши, за что вам такое наказание выпало? За что же там воевать, в этой Чечне?

— В том-то и дело, Татьяна Николаевна, что толком никто ничего не знает. Я же вам говорил, как нам задачу объясняли: оружие принимать. А там этого оружия знаете сколько? На три войны хватит. Все мужчины-чеченцы поголовно вооружены. И не только чеченцы. Кого там только нет! Наемники со всего света съехались. И у всех свой интерес. Деньги. Нефть, бензин-керосин, власть. А у нас с Ваней что? Солдатский долг. А кому и чего я должен, Татьяна Николаевна? И ваш Ваня тоже?.. Чечня — это просто очередная мафиозная разборка на государственном уровне. И в гробу я ее видел. Потому и ушел. Чего ради голову класть?! Тысячи наших парней полегли. Ведь в ту Новогоднюю ночь… просто мясорубка была. Начальству команду отдать, что коту чихнуть — взять железнодорожный вокзал! И двинули мы, как дураки, на своих «бэтээрах» и «бээмпэшках» по улицам, на виду у дудаевцев. А у тех каждый угол пристерян, сами в домах сидят, в укрытиях. Валили нас и жгли, как снопы в поле. Батальонный командир орет по рации: «Вперед, мать вашу!.. Не останавливаться!..» А что толку орать? Косили нас из каждого окна, из-за каждого угла. «Бэтээр» подбили — наши солдаты выскакивать из него начинают, сгоришь ведь вместе с машиной. А тут автоматчики… Ребята наши десятками под очередями легли. Потом вижу, Леонтьев упал.

— Это тот самый, что здесь был? — ахнула Татьяна.

— Да, он. Я к нему подполз: товарищ старший лейтенант, куда вас ранило? А он ртом воздух уже хватает, сказать ничего не может, кровь у него горлом пошла. Вижу — все, хана ротному. И не только ему. Машины наши десантные горят, кругом трупы, пули, огонь, смерть… Я из взвода — живым и не раненым — один остался. Лежу за гусеницей танка, стреляю из «Калашникова» по окнам дома напротив — боевики там мельтешат, да и вспышки… А меня и самого засекли. Слышу возле уха: дзинь-дзинь! Снайпер, наверное, бил, одиночные пули. Чего, думаю, ждать больше? Офицеров нет, командовать некому, да и солдаты — кто убит, кто раненый лежит, орет. Потащил я одного парня из нашего взвода, а пуля и тут догнала, добила его… Скоро я в каком-то дворе оказался. Там и встать уже можно было. Вижу, еще один из нашей роты ковыляет, нога у него перебита. С ним мы и вернулись, как говорится, на исходный рубеж…

— Страшно-то как, господи! — не сдержалась Татьяна, живо представляя на месте Андрея Ванечку — так же, наверное, и он бы под огнем оказался, и остался бы живым… вряд ли. Парень он был дисциплинированным, приказали ему — вперед! И шел бы.

— Потом посчитали наши командиры потери, сами ужаснулись, — продолжал рассказывать Петушок. — Из роты в живых пять-шесть человек, да и те раненые… Кого в бой посылать? Да и посылать — на верную смерть, все же это понимали. Короче, на следующую ночь я слинял, Татьяна Николаевна. Не стал я в этих разборках участвовать. Другое дело, на Россию бы кто-то со стороны напал, а то — Чечня! Та же Россия! Ничего не понимаю. Не хочу я быть куском пушечного мяса! Поймите меня правильно, Татьяна Николаевна!

— Да ладно, сынок, что ты! — стала его успокаивать Татьяна. — Я же тебе ничего не сказала. Ни в чем тебя не виню. Любая мать тебя поймет и поддержит, я уверена. И правильно сделал, что приехал ко мне. Поживи. Мы маме твоей сообщим потихоньку, я позвоню. Есть у вас дома телефон? Ну вот. Домой тебе, в самом деле, ехать нельзя, а здесь кто тебя будет искать?

— Не трус я, поймите! — все еще доказывал свою правоту разволновавшийся Петушок.

— Успокойся, Андрюша. Хватит. Давай, вот, приберемся со стола.

Они перенесли грязные тарелки на кухню; Татьяна мыла посуду, говорила под журчание воды:

— Живи у меня сколько нужно. Одежду, вон, Ванечки дам, вы с ним одинакового роста. Маму твою я успокою, скажу ей, что надо. Она тоже твой поступок одобрит, я так думаю. Для матери ведь выше детей ничего нет. Отец-то у тебя есть, Андрей?

— Они разошлись с мамой. А потом он на машине разбился.

— Ну вот, видишь. Ты у мамы один. А с армией потом все наладится. Вон, прокурор по телевизору выступал, говорит, что те, кто ушел из Чечни — солдаты, я имею в виду — пусть явятся по месту призыва, их направят в другую часть.

— Я от службы не отказываюсь, Татьяна Николаевна, поймите! — Петушок смотрел на нее честными взволнованными глазами. — Но подыхать неизвестно за что…

— Охо-хо-о… — только и могла сказать Татьяна. Как во всем этом разобраться? Кто тут прав, а кто виноват? И почему, действительно, за все просчеты (а просчеты ли?) политиков и государственных мужей должны расплачиваться жизнями ни в чем не повинные дети — ее Ванечка, Андрей? И как теперь Андрюше быть — он же дезертир! А то что прокурор по телевизору сказал… так и обмануть могут. Заманят парня обещаниями, а самого — в тюрьму.

Нет, пусть он у нее поживет. Им обоим легче будет.

Глава одиннадцатая

…А поутру они проснулись…

Практически Городецкий с Дерикотом не спали вовсе — было теперь не до сна. Оба приняли ледяной душ, заставили Анну Никитичну заварить свежего, крепчайшего чаю. Сидели на кухне полуодетые, пили обжигающий горло чай, постепенно трезвели и думали. Да, актерка эта, Мария Полозова, задала им задачку.

Радио на кухне рассказывало о событиях в Чечне: шел уже пятый день нового, 1995-го года, на улицах Грозного валялись сотни трупов молодых парней, шокированная, потрясенная общественность до сих пор не могла прийти в себя от этой войны внутри страны, потери на которой «ниже запланированных…»

Городецкий выключил радио — не до того, своих проблем хватает. Что вот теперь с этими сикушами делать? Знал бы, где упадешь…

Яна с Катей спали — безмятежно и сладко — на диване, в зале. Хозяйка покидала на их голые телеса одеяла, подсунула под головы по подушке, но Яна подушку сбросила на пол, привыкла, видно, спать так.

— Ну что, Антон, погуляли? — мрачно спросил Феликс. Он курил, хмурился, смотрел на Городецкого строго, требовательно — ты, мол, все это организовал, с тебя и спрос. Надо было думать, кого приглашать, не в ладушки играть собирались. Что теперь делать с этой Марийкой?

— Погуляли, да, — мрачно же вторил ему Городецкий. — Не знаю, что и дома говорить. Оксана не спит, с ума сходит. Я, правда, звонил, сказал, чтобы не ждала, ложилась — мол, ребята из Москвы приехали, надо их устроить, пообщаться.

— Оксана твоя сейчас — дело десятое, Антон. Я про свою и не думаю, все это мелочи по сравнению с тем, куда мы с тобой вляпались.

— Вот сука! — Городецкий стукнул себя кулаком по голому колену. — И чего приперлась? Знала же, зачем ее сюда приглашают. Пусть бы ее кто-нибудь другой невинности лишал… Кстати: ты или я? А?

— А хрен ее знает, — Феликс криво ухмыльнулся. — Да и какая теперь разница?

Городецкий нахмурился, протестующе шевельнулся на скользком кухонном табурете.

— Как какая? Я или ты… это же, сам понимаешь, разница. И большая.

У Дерикота отвисла челюсть, он стал еще мрачнее.

— Послушай, дружище, — сухо сказал он. — Что-то я не врубаюсь. Ты что: на меня хочешь повесить изнасилование? Так?

Городецкий увел взгляд, гримасничал, пожимал мягкими покатыми плечами.

— Что значит «повесить», Феликс? Тут надо определиться. Как говорится, поставить точки над «і». Мне, например, зачем на себя чужой грех брать? Во-первых, может, эта телка и не была уже девственницей, а на нас с тобой бочку покатила, во-вторых, если она подаст заявление… Да, я тут был, выпил лишнего, заснул, ничего не помню.

Феликс резко отодвинул чашку, так, что чай выплеснулся на стол, смотрел на Городецкого почти с ненавистью.