Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

• Название: Недометанный стог (рассказы и повести)
• Автор: Леонид Воробьев
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

В книгу вошли лучшие произведения новгородского писателя Леонида Воробьева, прожившего недолгую жизнь. Его герои — люди самых различных профессий. Но истинную красоту и поэзию автор видит в делах простых тружеников, чья жизнь неразрывно связана с родной землей, окружающей их природой.

---

Редактор долго смотрел на меня, потом мимо меня, в пространство. Все затихли, ожидая, какая последует реакция. И вдруг товарищ Киселев спокойно и буднично сказал:

— Вот ты этим и займешься. Тебе и карты в руки.

Рождалась первая литературная страница долго и трудно. Мучительно раздумывал над ней редактор. И надо же случиться такому: только что напечатали мы эту страницу, появился обзор в областной газете сразу на несколько районных газет. И наша литстраница была похвалена целыми тремя строчками, и эту похвалу поддержали в нашем райкоме.

Товарищ Киселев дня два ходил, не чуя под собой ног А мне, подняв и меня на небывалую высоту, сказал при заместителе Татьяне Васильевне:

— Ты, я вижу, в этом деле разбираешься. Давно нам такого сотрудника надо было.

И с тех пор предлагать для печатания стихи или короткие рассказы мне стало легче. Хотя, конечно, и не совсем. В редакции доверяли мне, но к художественной литературе редактор все же продолжал относиться с большим предубеждением.

III

А все дело заключалось в том, что мир в представлении товарища Киселева четко делился на два цвета во времени и пространстве — белый и черный.

Белым был любой день, независимо от погоды, настроения, состояния здоровья и всего прочего, когда в газете при выходе к широкому читателю не обнаруживалось ошибок. Черным становился день, когда обнаруживалась ошибка.

Причем товарищ Киселев делил ошибки на малые и большие. Но все они для него — надо учесть и время — были политическими.

Как-то раз машинистка уронила графин с водой и разбила его. По этому поводу вспыхнула пустячная перебранка между ней и уборщицей. Редактор вышел из кабинета, прекратил их спор и сказал, указывая на стену — редакция занимала не весь дом, за стеной располагалась квартира.

— Вы скандалите, а там могут подумать неизвестно что. Никогда не забывайте, что вы работаете в редакции. Ошибка в любом другом месте — это ошибка. Просто «шибка. А у нас — редакция! И каждая наша ошибка — политическая.

Нетрудно представить, что творилось у нас, когда в газете случалось появиться ошибке. А это случалось — и по нашей вине, и по вине типографии, и по вине корректоров.

Городок, как уже говорилось, был маленьким, но историческим. Когда-то он принимал и отправлял пароходы, барки, беляны, расшивы. Лесопромышленники облюбовали его, понастроили здесь солидные дома, магазины, складские помещения. Но теперь река несколько обмелела: пароходы приходили только весной, центры лесной промышленности возникли севернее, в крупных леспромхозовских поселках. Там появилась и обрабатывающая промышленность, поселки обгоняли город, росли, как грибы после теплого дождика, а городок хирел и увядал.

Но именно в таких старых центрах более-менее постоянен состав населения влюбленного, кстати, в свое местечко, и твердо, прямо-таки железно, держатся традиции. И вот одной из традиций было: подшучивая над своей районной газетой, давая ей насмешливые прозвища, прочитывать ее до последней буковки и обсуждать все ее содержание.

Поэтому ни одна ошибка не укрывалась от придирчивого ока старожилов. И они считали своим долгом, непременной составной частью своего времяпрепровождения то ли позвонить, то ли прийти в редакцию и доложить об обнаруженной ошибке — иногда спокойно и объективно, а иногда и с большой ядовитостью. Районная газета ближе всего к своему читателю, частенько кого-то задевает, а поэтому и любят ее далеко не все.

Вот почему, просматривая свежий номер, только что положенный ему на стол, товарищ Киселев нет-нет да и поглядывал на красную коробочку телефона, которая пока не подавала никаких сигналов, но могла таковые и подать.

Справедливости ради надо отметить, что редактор не спешил отыскивать виновного в ошибке и метать на его обнаженную голову все громы и молнии. В равной степени он мог обвинять и себя, и даже райком — ведь готовые полосы в те годы Виктор Иванович носил в отдел агитации и пропаганды, и там их еще до выхода читали. Нет, редактор не торопился свалить вину на кого-либо, хотя виноватому тоже в конце концов приходилось несладко. Товарищ Киселев сидел молча в своем кабинете и думал горькую думу.

Молчал редактор, замирала редакция. Черным был день, похожим на поминки. Я в такие дни стремился побыстрей усесться на «ХВЗ» и помчаться по чистеньким улочкам городка, вдоль которых были давно посажены, а теперь разрослись в могучие деревья тополя, березы и липы, вылететь за окраину, в простор лугов и полей, направляясь в бригаду ближнего колхоза.

Район я знал довольно неплохо, а проработав немного в редакции, узнал еще лучше. Правда, в самых отдаленных хозяйствах бывать еще не приходилось. А где можно взять необходимую информацию поближе, это я уже досконально изучил.

К счастью, не так уж часты были крупные ошибки, а следовательно, и черные дни. Чаще случались опечатки, досадные «ляпы», несуразицы, — короче говоря, то, что товарищ Киселев называл «малая политическая ошибка».

Так вот, в один «белый», или, лучше сказать, в очень солнечный, какой-то особенно радостный день конца июля я сидел у Виктора Ивановича в его кабинетике, ждал, когда он дочитает машинописный текст, который мне предстояло отнести в типографию, и готовился представить на его суд новое свое стихотворение. Уже два своих стихотворения я сумел опубликовать в нашей газете, подписывая их звонким псевдонимом «В. Нелидов». Это, предполагал я, возможно, будет третьим.

Когда Виктор Иванович передавал мне листы для набора, в редакцию вошел товарищ Киселев. С утра он был в райкоме, а теперь выглядел озабоченным. Заглянув к Виктору Ивановичу, он суховато и негромко сказал, но так, что слышали все:

— Виктор Иванович, Татьяна Васильевна, зайдите ко мне.

И прошел в кабинет, прикрыв за собой дверь.

Татьяна Васильевна была заместителем, Виктор Иванович — третьим лицом в редакции. Мало ли о чем они могли говорить, тем более что все трое были членами парторганизации. И я, шагая в типографию, нисколько не задумывался над этим неожиданным совещанием в середине дня, а соображал, как бы отлучиться на полчасика под каким-нибудь предлогом, чтобы сбегать искупаться в большой и чистой нашей реке. Шел, помахивая бумагами, вдыхая запах цветов с недавно политой клумбы перед типографией, и даже не подозревал, что разговор в кабинете редактора идет обо мне.

IV

Сразу, как я вернулся из типографии, меня вызвали к редактору. Он повел головой в сторону сидевших тут же Виктора Ивановича и Татьяны Васильевны и сказал:

— Мы допустили ошибку. Я совсем упустил из виду, что Тихомирова (такова была фамилия моего шефа) нельзя в это время отпускать. Он вот теперь уехал в санаторий, а уборка начинается. И нужен от нас политорганизатор на комбайн.

Здесь необходимы пояснения. Не так много было комбайнов в хозяйствах района, и на время уборки к каждому из них прикрепляли уполномоченного, так называемого политорганизатора. Обязанности его были весьма расплывчатыми, неопределенными, но такая практика существовала. И каждый год уполномоченным становился Тихомиров: некого больше было посылать из редакции.

Мы здесь поговорили и решили, — продолжал товарищ Киселев, — послать нынче тебя. А что? — спросил он сам себя, как бы утверждаясь в принятом решении. Парень ты грамотный. Комсомолец! Будешь оттуда звонить, как идет уборка, писать. Плохо ли — письма непосредственно с производственного участка! И тебе выгодней — командировку дадим. Давай получай зарплату и собирайся. В два часа в райкоме будет инструктаж.

Он вроде бы даже уговаривал меня. А меня не нужно было уговаривать; я представил себя на свободе, предоставленным самому себе. И, кроме того, настоящим корреспондентом, в ответственной командировке. Поэтому только и спросил:

— А куда?

— К Васильеву, в Дерюгино, — сообщил редактор. — Ну, в общем, весь имени Буденного твой.

Колхоз имени Буденного находился в самых верхах реки, на границе района и даже на границе с другой областью. В нем я никогда не бывал. Васильев считался одним из лучших механизаторов района, частенько фигурировал у нас в газете как передовик. Река, — что являлось для меня в ту пору особенно важным: купанье, рыбалка, — текла у самого Дерюгина. Короче говоря, все устраивало меня, все казалось мне интересным и обещающим. Да в такие годы каждая поездка расцвечивается воображением, и радуешься иногда просто без всякой причины.

Я сбегал домой, быстренько собрался, не забыв прихватить в рюкзачок волейбольный мяч. Долго ли собраться молодому человеку! Получил деньги, командировку, посидел на инструктаже. И к четырем часам уже выводил на улицу замечательный «ХВЗ». Редактор и Виктор Иванович стояли возле типографии. Товарищ Киселев заметил: