Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

• Название: Недометанный стог (рассказы и повести)
• Автор: Леонид Воробьев
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

В книгу вошли лучшие произведения новгородского писателя Леонида Воробьева, прожившего недолгую жизнь. Его герои — люди самых различных профессий. Но истинную красоту и поэзию автор видит в делах простых тружеников, чья жизнь неразрывно связана с родной землей, окружающей их природой.

---

— Лежи, не говори ничего, — приказал Саня. — Скоро доедем.

Этого Тереха не услышал. Перед взором его памяти проплывал весь сегодняшний день, а особенно сцены работы на заторе, удачной работы, сделанной, как обещано, к сроку и на совесть.

Тереха видит разгоряченные трудом лица сплавщиков, видит лица директора, главного инженера, молодого инженера. Гордость поднимается в душе у Терехи. Ему хочется поделиться с кем-нибудь, услышать слово, согласное его настроению, и он говорит плохо различимому веснушчатому лицу. Но говорит без похвальбы, скромно:

— Пошел ведь лесок-то. Ничего работнули… А?

— Лежи, лежи, — уговаривает Саня в ответ на невнятное Терехино бормотание, — Потерпи маленько.

Он придерживает Терехину голову, чтобы не болталась, поправляет осторожно под ней ватник и с горечью думает: «Нет, не довезти, чую, живым. Эх, и старик был!»

А Тереха, как наяву, видит протоку и плывущие по ней деревья. Радостно ему, что все получилось лучше не надо, и приговаривает он про себя: «Денек-то какой! Работа-то, любота-то какая! Да за такой день три последних года, что за так прошли, не пожалел бы. Бери… Только вот шлепнуло, видать, сильно. Ну, ничего, чай, отлежусь…»

Рисуется мысленному взору Терехи момент, когда заплясали бревна в протоке, подхваченные напористой струей. Провожает Тереха плывущий лее довольным взглядом.

Бревна не плывут, а прямо-таки летят по протоке. Пенится между ними бойкая вода. Вот бревна выходят из протоки на речной простор и плывут себе дальше.

Постепенно они заполняют всю реку. «Сейчас снова заломит, — тревожно думает Тереха, — глянь-ка, и воды не видно…» Но нет, ничего. Опять сверкает речная гладь. А бревна идут узкой лентой. Все тесней они — дерево к дереву.

Теперь это уже не моль, а вроде бы плот. «Верно — плот». И Тереха стоит на нем, широко поставив ноги. «А Ломенга-то как раздалась в стороны! Не иначе — разлив…» Конца-краю не видно водной шири. Слева — затопленные луга, справа — какое-то село на горе. Ветер низовой, сильноватый. Бьет мелкая волна в край плота. День солнечный, но солнце то и дело закрывается несущимися по небу клочьями изодранной ветром тучи.

«Что же это за село? — гадает Тереха. — A-а, Верхоярье! Оно самое. Вон и колокольня на угоре, у самого обрыва. Целиком отражается она в воде… Постой, постой… А что это мельтешит на кресте колокольни? Никак человек на самом верху стоит, за крест ухватился. — Батюшки, да ведь это же его, Терехин, дед! — Ну, отчаянная голова! И как только он туда забрался?»

Смотрит Тереха, как дед приветно машет ему рукой, словно зовет к себе подняться: поглядеть на всю ширь разлива. Видит, как волнуется отражение колокольни в реке. А солнце то тучкой закроется, то ярким светом все вокруг озарит. Знакомо и призывно пахнет теплым смолистым деревом и полой водой. По воде белые барашки бегут. Крепчает ветер.

Долгая жизнь

Утро теплое, тихое. Иван Макарыч выходит из дому. Он в белой рубашке и сером полосатом хлопчатобумажном костюме. Белая борода с рыжинкой сверкает на солнце то золотым, то серебряным. Поселок невелик и весь в зелени. Иван Макарыч начинает свой путь между деревьями и небольшими домами.

Поселок он знает на ощупь. Плохо видит сейчас Иван Макарыч: вместо отдельных листьев в кронах деревьев видит он что-то большое, цельное, зеленое. Вместо знакомых людей — одни расплывчатые фигуры. Но если долго вглядывается — узнает. Тем более что встречные заговаривают с ним, вернее, покрикивают ему в ухо. А тогда уже нетрудно узнать. Ведь иной скажет: «Иван Макарыч», другой «Макарыч», третий — просто «Иван». И понятно: ровесник ли, средних лет человек или молодой. Живет тут Иван Макарыч почти всю жизнь, и присмотреться, и догадаться нетрудно.

Везде у него есть ориентиры, наиболее различимые деревья, столбы или, скажем, сломанная тракторная тележка, которая вросла в землю, и никто уже несколько лет не соберется ее убрать.

По этим ориентирам он находит дорогу в любую часть поселка. Даже вечером ходит один из бани, перебираясь от одного приметного дерева к другому.

А вот запахи он и на девятом десятке различает еще хорошо. Ах, как сладко пахнет орошенной ночью и нагретой теперь листвой, травой, цветами! И как приятно легкий утренний ветерок поглаживает по лицу!

— Здорово, Иван!

«A-а! Это Яков Кузнец. Тоже давно на пенсии. Но моложе меня. Ох, на сколько моложе…»

— Здорово.

— Куда? Погулять?

— Чего?

— На прогулку, говорю?

— Да-а. Погодка хороша, пройтись надо.

— А чего делать, такая жизнь наша.

— Это верно.

— Подзажились мы, Иван. Подзатянулись.

— Н-да. Это я подзажился. Долга у меня жизнь получилась, а тебе, Яша, жить еще да жить.

— И тебе, Иван. Всем жить надо.

— Да нет, порастянул я. Оно, правда, жить сейчас хорошо. И не обижает никто. А все же в дальнюю дорогу пора бы собираться.

— Ну будь здоров.

— И тебе здоровья.

И дальше, между липами и березами, по поселку. А в голове думы: о долгой своей жизни, о сегодняшних днях, о семье.

В семье у него все ладно. Живет Иван Макарыч с третьей женой, которая порядком моложе его, но тоже уже стара. Первая жена ушла от него, вторая умерла. Вместе с ними живет сын с женой и дочкой.

Относятся к Ивану Макарычу хорошо. Правда, он старик не капризный и особого ухода за собой не требует. Работал он в поселке агрономом до семидесяти лет, потом ушел на пенсию. Лет до восьмидесяти чувствовал себя ничего, а на девятом десятке как-то быстро стал дряхлеть и ощущать, что жизнь уходит с каждым часом, и здоровье уходит, и вообще все уходит.

Правда, он не сдается еще. По утрам садится на кровати: кряхтя, поднимает и опускает руки, сгибая их в локтях, поднимает поочередно ноги: делает зарядку. А умывшись, прижимает к уху динамик, слушает последние известия. И после завтрака — прогулка в любую погоду, кроме большой метели и мороза.

Но иногда наступает апатия. Вот и сегодня. Утро теплое, тихое, а настроение сумрачное. Что-то вдруг старое вспоминается, а воспоминания гонит от себя Иван Макарыч прочь. К чему вспоминать? Сегодня под утро приснилась почему-то первая жена. Долгие годы так и не понял Иван Макарыч, почему же она уехала. Вроде не ругались, и не полюбила вроде она никого, а он только ее и любил. А вот уехала. Женщину разве поймешь?..

— Здравствуешь, Макарыч!

«Кто это? A-а, бабенка какая-то. Катерина — вот она кто. Тоже на пенсии. Но она бойкая. Бойка-а еще».

— Чего задумался?

— Да мне, Катеринушка, есть о чем подумать, есть чего вспомнить. Долга ведь у меня жизнь. Ох, долга-а.

— Какие твои годы, — шутит Катерина, сама маленькая, со сморщенным личиком. — Молодец куда хошь. Только бы гармонь в руки.

— Чего?

— Тальянку, говорю, бы тебе.

— Вот она, моя тальянка, — поднимает Иван Макарыч суковатый свой посох. — Отгармонил.

Пошутил с Катериной и дальше, к огромной старой березе, что стоит на самом краю поселка.

Очень беспокоит уже несколько дней его эта береза. Чем — Иван Макарыч и сам не знает. Стоит она на отшибе, очень стара, очень могуча: один из привычных ориентиров Ивана Макарыча. Раньше ничуть не беспокоила она его, а вот эти дни беспокоит. Силится он вспомнить что-то, видимо, важное н ценное, а не может.

Память и раньше отказывала ему. Но пройдет какое-то время, н всплывет все нужное само собой и прояснится. А тут нет. Запало, и никак не приплетешь ни к чему, не свяжешь ни с чем.

Обдувает ветерок, ласкает солнце. До чего же пора хорошая!

Думает Иван Макарыч про свою долгую жизнь. Часто он думает об этом, и даже собственную теорию выдумал. Жене своей рассказывал, сыну и снохе. Они не противоречили, но и не поддакивали: слушали, да и все. И сейчас Иван Макарыч то думает об этом, то даже вслух бормочет, приговаривает что-то. И бредет шаг за шагом к большой березе.

«Чем же памятна эта береза? Нет, не мучиться лучше. Само придет, само выяснится. Вернее, другое что вспомнить, о другом о чем подумать».

— Здравствуйте, Иван Макарович.

Эту он сразу узнал. Агрономша. Молодая и, говорят, красивая. И работник хороший — все хвалят. Много после Ивана Макарыча сменилось агрономов. Один пьяница всю рассаду загубил, семенной картофель попортил. А эту хвалят. И держится уже третий год. Значит, дело свое любит. Значит, человек на месте.

Очень радостно Ивану Макарычу от сознания, что хороший человек его заметает. Так бы и поговорил с агрономшей, долго бы поговорил.

— Как пчелки, Анна Тимофеевна?

— Работают, Иван Макарович, носят! — кричит агрономша. — Скоро качать. Взяток нынче хороший.

Так бы и поговорил. Рассказал бы ей свою теорию о жизни. Ведь если она на его месте и дальше работать будет, она тоже долгую жизнь проживет. Все бы ей объяснил. Но торопится, верно, она. Дел много, задерживать нельзя.