Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

• Название: Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого
• Автор: Валерий Перевозчиков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-87512-012-6

В судьбе Высоцкого, как и в судьбе любого другого большого поэта, есть и тайна, и дар. Тайна остается всегда, потому что «судьба не настигает людей извне, а рождается из глубин самого человека» (Рильке). Но судьба Высоцкого — это и дар. Дар всем и на все времена.

В. Перевозчиков

---

— У нас были соседи на Беговой — Бачулисы. У них был магнитофон, а у меня был грудной Аркаша, — значит, это был февраль 1965 года. И на магнитофоне была запись «Сгорели мы по недоразумению». Там много было и другого — не Высоцкого. Эта песня была единственная его, и соседи не знали, что развлекают этой «колыбельной» сына Высоцкого.

— А как начались публичные выступления?

— Очень просто они начались. В то время, когда мы с Володей заканчивали институты (он — школу-студию МХАТ, а я — ВГИК), актерская зарплата была 69 рублей, а, может быть, даже и меньше. Актерская ставка была — 7.50, и для актера, который мечтал заработать 7.50, конечно, нужны были концертные номера. У Володи были свои концертные номера со времен студии. Он читал сцену из «Клопа», чеховскую «Свадьбу» на много ролей, на много голосов, что-то из других писателей… В общем, были у него какие-то штучки и «хохмочки», с которыми он мог выступать. А как только появилась возможность выступать с песнями, он стал это делать. Допустим, подходит Первое мая — эстрады на улицах, — все актеры обязаны выступать, и Володя охотно туда шел: пел там частушки, читал какие-то вирши, но своего он тогда еще не пел. И вот эти уличные, эстрадные, праздничные — я не могу сказать, выступления высокого уровня, — но вообще Володя не халтурил никогда. Концертная деятельность у нищего актера не от богатого репертуара, а от пустого кошелька. Конец первого курса — все куда угодно: на целину, на картошку, на новогоднюю елку, и все это умеют, у всех что-то есть. А потом они вместе с ребятами это делали. Володя часто выступал с Васильевым, который хорошо владел гитарой. Бывало, что и Хмельницкий с аккордеоном, — ведь все они были разнообразно музыкальны.

— Как и когда произошел переход к собственным песням?

— Это было постепенно. Собственно, первый авторский концерт — это выступление в Институте русского языка. Я на нем не была, но убеждена, что это — первый концерт, а когда это было — не могу припомнить… Я из Сухуми прилетела в Москву, а Володя полетел в Одессу: или сниматься, или утверждаться на «Короткие встречи». А может быть, утверждаться на «Вертикаль»? — Не помню. Из Одессы он полетел не в Москву, а в Сванетию. Это было осенью 66-го года, но в какой точно момент, я сказать не могу. Когда Володя прилетел из Сванетии, была уже поздняя осень, и он привез ящик мандаринов.

— Людмила Владимировна, Вы не помните, как в Сухуми Высоцкий упросил Смехова впервые прочитать его рассказы? Это к вопросу о том, что Владимир Семенович очень многих людей «подвигал» на творчество, на самостоятельную работу: одного впервые вытолкнул на сцену, другого заставил писать…

— В этом смысле Володя действительно был заразительным человеком… Сухумские гастроли — это усталость всей труппы и прескверное настроение, — тоже у всех… Собраться и поговорить ни у кого никакого желания не было, — жарко, душно, неприятно… И вот уже перед отъездом, все уже чемоданы собирали, разговорились о литературе… Между прочим, очень много говорили об Эрдмане. Заговорили и о том, что Веня Смехов пишет рассказы и никому их не показывает… А собрались в нашем номере, довольно много собралось народу… Вот тогда Веню и упросили… И Володе поправился не юмор, а лирический, даже печальный рассказ о ребенке… Да, он многим говорил:

— Пиши! Пиши! А почему ты не пишешь?

А на следующий день обокрали Буткеева, — причем, украли настолько «все», что он приехал в Москву в чужих «вьетнамках»… И Володя, для того чтобы развлечь и утешить его, стал петь не «Борис Евсеев», а «Борис Бутке-ев», — так это и осталось в песне…

А позже Володя любил давать ребятам заработать. Когда почти после каждого спектакля внизу у вахтерши сидели по три — четыре члоевека и рвали его на части, — он брал ребят, не только для того, чтобы самому перевести дух, немного отдохнуть, но и для того, чтобы они могли что-то заработать. Кроме того, он считал, что его концерты украшает Юрий Медведев.

— В Сухуми была написана песня «Мы в очереди первыми стояли». А с чем это было связано?

— Это был вполне конкретный случай: мы все время ходили «не жрамши». Сколько бы мы ни спускались в ресторан — столы накрыты, пустота абсолютная, а никого не пускают. А в Сухуми мы прилетели из Тбилиси, где было совершенно по-другому: в Тбилиси мы были заняты только тем, чтобы удержаться и не объесться до полусмерти. Там нас кормили постоянно, на каждом шагу. Мы приехали Ьр Сухуми голодные, — столы накрыты, но не для нас. И на улице поесть негде.

— А как проходили гастроли в Тбилиси?

— Гастроли были превосходные. Тбилисская публика принимала Таганку очень хорошо. Потом там было много интересных встреч с интересными людьми. В какой-то мере Тбилиси — это было открытие. Мы поняли, что это город величайшей, интеллигентнейшей культуры. Я не побоюсь сказать, что Володя был там просто счастлив. А в Сухуми была нормальная трудная работа, у всех были сорваны голоса… И все полоскали горло морской водой, заплывая подальше в море. А в Тбилиси была великолепная творческая атмосфера.

— В это время уже были отдельные выступления — концерты Высоцкого?

— Это не были отдельные концерты, это были совместные выступления артистов театра. А самое сильное впечатление в Тбилиси — это музей изобразительного искусства. Мы туда пришли, а там оказались какие-то молодые грузинские художники, которые, увидев у нас интерес к Пиросмани, повели смотреть частную коллекцию, а коллекция эта была в доме одного из самых крупных художников Грузии. Это было страшно интересно.

А еще мы довольно много ездили по окрестностям Тбилиси. И вот тогда мы открыли для себя и Тбилиси, и грузинскую культуру. К нашему стыду, мы с Володей думали, что все лучшее, что есть в Грузии, учится в московских институтах. Мы, конечно, были неправы.

— Известно, что в вашем доме бывали писатели-фантасты: Аркадий Натанович Стругацкий, Ариадна Григорьевна Громова. Расскажите, пожалуйста, об этих встречах.

— С Аркадием Стругацким я познакомилась в 1966 году, когда Володя был в Сванетии. Познакомились мы с ним вместе с Жорой Епифанцевым, а когда Володя вернулся, и ему был сделан этот драгоценный подарок.

Взаимное впечатление было, конечно, потрясающим. Особенно потому, что Володя еще в Тбилиси, в гостинице писал «В далеком созвездии Тау-Кита» и «Марш космических негодяев». Этими песнями он поверг Стругацких в состояние неимоверного восторга, в особенности, песней про «Тау-Кита», потому что они в это время работали над «Улиткой»… И Володя, и Аркадий очень гордились, что у них одновременно сработала мысль на эту тему.

— А Ариадна Громова?

— С Ариадной Громовой мы были знакомы раньше. Это было в один из дней пребывания в Москве Станислава Лема. Ариадна Григорьевна обладала феноменальной памятью, и задолго до этого она перевела Лему по памяти несколько Володиных песен, достала записи, рассказала о нем. И перед приездом Лем выразил желание познакомиться с Высоцким. Володя был приглашен на встречу с Лемом у Ариадны Григорьевны, — я думаю, это было в первой половине октября 1965 года. На этой встрече Володя пел для Станислава Лема и для всех, кто был на этом вечере.

— Мне говорили, что на этой встрече был и Александр Галич?

— Галича на этой встрече не было, и встречался ли Володя с Галичем, я не Знаю. Мне недавно сказали, что они встречались в Риге, в 1960 году, но тогда я об этом не знала. Какие-то песни Галича Володя пел, но на той встрече Галича не было. Ариадна — гостеприимнейшая, очаровательная хозяйка, было огромное количество народу. Хотя квартира была маленькая, в ней вместилось, наверное, человек двадцать… А Галич пел Лему на следующий день на квартире Шурика Мирова. Я на той встрече была недолго: я не столько хотела послушать Галича, сколько хотела получить автограф у Станислава Лема.

— Вы вместе с Высоцким увлекались тогда фантастикой, много ее читали. А вообще, каков был круг чтения и, если можно так сказать, — способ чтения Высоцкого?

— Я не очень люблю этот вопрос. Во-первых, Владимир Семенович личной библиотеки тогда практически не имел. Все книги, которые можно считать его собственными, вполне укладывались в один портфель. Фантастики у него не было, мы начали собирать фантастику вместе в 62-м году, когда родился сын Аркадий. В качестве легкой литературы мне было тогда рекомендовано чтение фантастики, и мой отец принес в больницу сборник, в котором был роман Стругацких. Это были «Стажеры», и вот с этого момента мы начали собирать фантастику.

А чтение… У Володи и времени не было просто так читать: взять книжку, сесть дома и читать, — почти никогда так не было. Или мы куда-то шли, или у нас был какой-то народ… А вот в дороге он читал всегда. Где он брал книги? — У кого-то из знакомых, иногда из библиотеки. На гастролях Володя много читал. А когда мы стали собирать фантастику, Володя любил, чтобы я читала вслух. Я даже не знаю, что он сам успел прочитать у Стругацких, — практически все я читала вслух, даже самые длинные вещи: «Гадких лебедей», «Обитаемый остров» — все подряд… И надо сказать, что потом мне всю жизнь этого не хватало. До этого я мало читала вслух — не было такой потребности. Ну, разве детям какие-то книжки… И уже никогда потом у меня не было такого слушателя. Володя никогда не засыпал, и я могла по десять — двенадцать часов подряд читать… Солженицына я тогда читала вслух. Вот недавно мы с Веней Смеховым вспоминали, как нам дали, по-моему, «В круге первом» и документы по процессу Синявского и Даниэля. То и другое — в одном экземпляре, а нас было много, и я читала вслух: сначала о процессе, а потом во всю длину — «В круге первом»… Или нет, скорее всего, это был «Раковый корпус». А вот Есенина (когда у Любимова шел процесс подготовки «Пугачева») Володя очень много читал сам: и Есенина, и воспоминания о нем. Недавно мне дали что-то вроде дипломной работы об образах из «Цыганочки»: «На горе стоит ольха, под горою — вишня»… И интуитивно эта девочка догадалась, что ольха — это откуда-то из Есенина, и очень точно: это именно так! Во-первых, вся эта песня пронизана перекличкой с есенинскими образами из спектакля, и вся тема… — даже не отчаянья. Отчаянье — это, скажем, стихи про ямщика, а «Цыганочка» — это активность, это борьба с отчаяньем. Страшное, трагическое преодоление, как и тот момент в «Пугачеве», когда Хлопуша бросается на эти цепи — это такой же напор: «Проведите, проведите меня туда, где станет лучше!» Мне кажется, что ни оценить по-настоящему, ни понять эту песню вне «Пугачева» нельзя.