Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

• Название: Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет
• Автор: Дэвид Гриффитс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0047-8

В сборнике представлены переводы опубликованных ранее (в 1969 — 2008 гг.) и неопубликованных статей Дэвида М. Гриффитса — одного из лучших знатоков истории России XVIII века. Автор воссоздает круг идей эпохи Екатерины II, анализирует мировоззрение императрицы и изменение ее взглядов во времени. Благодаря этому Гриффитсу удается проникнуть в реформаторские замыслы Екатерины II, понять ее социальную политику и внешнеполитические проекты. Написанные ясно и увлекательно, статьи Гриффитса привлекут внимание не только специалистов, но и всех, кто интересуется историей XVIII века.

---

41

Имеется в виду московский главнокомандующий граф Яков Александрович Брюс. — Примеч. науч. ред.

42

Имеется в виду трагедия в стихах «Сорена и Замир», поставленная на сцене в Москве в феврале 1785 г. Николев Николай Петрович (1758–1815) — русский поэт и драматург, родственник и воспитанник княгини Е.Р. Дашковой. — Примеч. науч. ред.

43

Год издания Жалованных грамот дворянству и городам, оформивших сословное общество в России. — Примеч. науч. ред.

44

Профессор Джордж Тейлор на основе своего анализа политического содержания наказов (cahiers de doleances. — Примеч. науч. ред.) в статье: Revolutionary and Non-Revolutionary Content in the Cahiers of 1789: An Interim Report // French Historical Studies. 1972. Vol. 7. P. 479–502 — привел убедительные доводы в пользу того, что даже во Франции, на родине политической революции, четко выраженные альтернативы существующей политической структуре были скорее результатом, чем причиной Французской революции.

45

Выражая свое согласие с Берком по поводу природы анархии, Екатерина была убеждена в том, что «несомненно, из всех форм сопротивления самая слабая — анархия, так что ныне достаточно бы нанять 12 или 15 000 людей, дабы установить во Франции монархическое правление». (Пер. науч. ред. Оригинал на франц.: «de toutes les résistances la moindre sans contredit est l’anarchie or dont j’opine qu’avec 12 ou 15000 hommes employés en effet il ne saurait manquer de rétablir le gouvernement monarchique en France»; Екатерина II — И.Г. Циммерманну, 16 сентября 1791 г. (Briefwechsel. S. 149).) Первая часть фразы содержится в ее «Записке о мерах к восстановлению во Франции королевского правительства» (Русский архив. 1866. Т. 4. Стб. 399–422. (Здесь же см. то же ее утверждение: «Из всех сопротивлений анархическое конечно слабейшее»: Стб. 409, рус. пер. — стб. 410. — Примеч. науч. ред.) О связи масонства с Французской революцией см. записки русского масона И.В. Лопухина: Лопухин И.В. Записки некоторых обстоятельств. С. 21.

46

Советские ученые, ограниченные методом, который должен произвести от французского Просвещения политический радикализм, полагают, что современники воспринимали философов почти в том же духе, что и сейчас. Чтобы подтвердить, что просвещенные деспоты (русское обозначение «просвещенные абсолютисты» больше соответствует намерениям этой формы правления) в ужасе отшатнулись от философов, когда разглядели во Французской революции плоды их усилий, двум видным советским историкам потребовалось, чтобы Екатерина II прервала переписку с Вольтером после начала Французской революции, хотя Вольтер в 1778 г. умер: Штранге М.М. Русское общество. С. 37–38; Петрова В.А. В.И. Ленин об абсолютизме в России // В. И. Ленин и историческая наука / Ред. В.В. Мавродин. Л., 1970. С. 21. Екатерина действительно была обеспокоена тем, какое влияние могут оказать труды философов на русское общество, но только потому, что «они [философы] думали, что проповедуют людям с добрым, как они полагали, сердцем и соответствующими желаниями, а вместо этого прокуроры, адвокаты и прочие негодяи прикрылись их принципами, чтобы совершить все те ужасы, коими пользовалось когда-либо самое отвратительное злодейство» (СИРИО. Т. 23. С. 587). Похоже, ничто не подтверждает сведения Шарля Массона, который в своих мемуарах писал, что Екатерина с началом Французской революции повелела убрать бюст Вольтера из Эрмитажа. См.: Массон Ш. Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I: Наблюдения француза, жившего при дворе, о придворных нравах, демонстрирующие незаурядную наблюдательность и осведомленность автора / Вступ. ст. Е. Э. Ляминой и А. М. Пескова; подгот. текста и коммент. Е.Э. Ляминой и Е. Е. Пастернак. М.: НЛО, 1996. С. 49, примеч.

47

Как и во многих других случаях, здесь взгляды Екатерины совпадали со взглядами Монтескье, который предупреждал, что неумеренная свобода, как правило, порождает предельное равенство, которое ведет к бесчинству толпы и к анархии и в конце концов «тогда возвышается один тиран» (Монтескье Ш. О духе законов // Он же. Избранные сочинения. М., 1955. С. 157–733. Кн. VIII, гл. 2, цитата — с. 255.).

48

Несмотря на разные способы объяснять появление именно такого вида оппозиции, и марксистско-ленинские историки, и их «буржуазные» коллеги сходятся в одном: оппозиция в России действительно возникла в царствование Екатерины II. Ученые-марксисты связывают возникновение политической оппозиции с зарождением в России капитализма (будь то в XVII или XVIII столетии), с сопутствующим возвышением буржуазии, с ожесточением классовой борьбы, со становлением просвещенного абсолютизма, возникшим в результате определенного баланса политических сил, и с осознанием (после восстания Пугачева и Американской революции и перед лицом надвигающейся Французской революции), что просвещенный абсолютизм был больше абсолютизмом, чем Просвещением. Из этого для ученых, придерживающихся марксистско-ленинского подхода, следует, что угнетенные подданные императрицы должны были уяснить неадекватность не только ее правления, но и всего института просвещенного абсолютизма в целом: ведь он, в конце концов, был не чем иным, как политическим отражением перехода от позднего феодализма к раннему капитализму. Независимо от своей классовой принадлежности, интеллигенция, жаждущая разрушить феодализм и построить капитализм (в его идеальной форме), встала на сторону угнетенных масс.

Как правило, историки, не принадлежащие к марксистско-ленинской школе (как дореволюционные, так и западные), подчеркивают не столько внутреннее развитие страны, сколько проникновение в российский интеллектуальный оборот политических идей извне. Сравнивая западные идеи с реальностью России, русская интеллигенция предположительно обнаружила, что реальность оставляет желать лучшего. В результате либеральная интеллигенция разочаровалась в консервативном монархе и решила добиваться конституционной реформы. Историки этой школы считают, что Радищев (и, по мнению многих, Новиков) были провозвестниками борьбы, кульминацией которой стало восстание декабристов — вдохновленное, вероятно, осознанием, что самодержавие никогда само себя не реформирует.

Из всего вышесказанного должно быть ясно, что, несмотря на то что ученые марксистско-ленинского толка и их «буржуазные» коллеги расходятся в определении движущих сил российской истории, они тем не менее разделяют целый ряд допущений относительно возникновения в России политической оппозиции. И те и другие убеждены, что оппозиция возникла в конце XVIII в. и целью ее было «развенчать» в глазах общества ту специфическую форму абсолютизма, которой была привержена Екатерина II.

49

Как известно, индивид обладает способностью обманывать: сознательно применять категории («ярлыки», labeles), не отражающие его мыслительный процесс. Однако если категории применены спонтанно, в форме, не предназначенной для широкой публики, можно предположить, что они и в самом деле отражают мыслительный процесс. Остается еще, конечно, вероятность самообмана, но, поскольку он так же сильно управляет мотивацией, как и «чистое» восприятие (и действительно, они в принципе неразрывно связаны между собой), самообман тем не менее не умаляет значимости анализа индивидуальной терминологии. К счастью, императрица позаботилась о том, чтобы до нас дошла ее спонтанная реакция на вызов, брошенный ей Радищевым и другими. Дневники личного секретаря государыни Александра Васильевича Храповицкого донесли до нас слова Екатерины, сказанные в самый разгар радищевской истории. Кроме того, у нас есть собственноручные заметки императрицы на полях ее личного экземпляра «Путешествия из Петербурга в Москву». Их дополняют многочисленные высказывания неофициального характера: все они указывают на особые языковые клише, к которым прибегала Екатерина в отзывах о Радищеве. Одно предостережение: как читатель быстро заметит, автор этой статьи ни в коем случае не пытался предпринять сколько-нибудь систематическое и методологически обоснованное исследование языка Екатерины II. Скорее его подход лучше всего характеризовать как «импрессионистский». [Здесь: основанный на субъективных ощущениях. — Примеч. науч. ред.]

50

Немногим более полугода спустя Вольтер писал Екатерине, явно имея виды на небольшое пожертвование: «Сокрушить фанатизм…, сделать людей более толерантными и более человечными» (The Complete Works of Voltaire. 4)1. 114. P. 273).

51

Она предпочитала Санкт-Петербург Москве, потому что в последней было слишком много монастырей, церквей, попов, паломников, чудотворных икон и тому подобного. См.: [Екатерина II.) Размышления о Петербурге и Москве // Она же. Записки императрицы Екатерины Второй. СПб., 1907. С. 651–653, здесь с. 652.