Елена Арсеньева - Браки совершаются на небесах (новеллы)

• Название: Браки совершаются на небесах (новеллы)
• Автор: Елена Арсеньева
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04590-2

Говорят, что браки совершаются на небесах! Но разве это относится к венценосным женихам и невестам, которые знакомились лишь накануне венчания? Их, государей и правителей больших и маленьких стран, ждала всенародная любовь и поклонение. Но права на свою собственную любовь они не имели… Приходилось обзаводиться тайными и официальными фаворитами, появляясь со своей «второй половиной» лишь на официальных приемах Но иногда повенчанные царственные персоны влюблялись друг в друга, и тогда их союз становился поэтическим преданием, счастливой сказкой Королева Франции Анна Ярославна и ее муж Генрих I, Мария Темрюковна и Иван Грозный. Екатерина II и Петр III – об этих и других историях любви и ненависти рассказывают исторические новеллы Елены Арсеньевой…

---

Между прочим, дитя это было мужского пола. Наталья не смогла родить обещанного цыганкою сына…

Как только результаты вскрытия стали общеизвестны, начал возмущаться барон Ассенбург. Он-де удостоверился в свое время у докторов, пользовавших принцессу Гессен-Дармштадтскую, что невеста русского цесаревича была совершенно здорова и не страдала никакими отклонениями.

Но какое это имело теперь значение?..

26 апреля состоялось погребение Натальи Алексеевны в Александро-Невской лавре (но отнюдь не в усыпальнице дома Романовых!). Павла при этом событии не было – он оставался в Царском Селе. Императрица на погребении присутствовала.

На другой день она сделала через фельдмаршала Голицына новые распоряжения относительно судьбы графа Разумовского. Графу предписывалось ехать в Ревель и там ожидать решения своей судьбы.

Это была опала. Настоящая государева опала, чего больше смерти страшились царедворцы…

Разумовский уехал, совершенно не зная, сколько месяцев, а может, дней он проживет еще на этом свете.

Между тем смерть любимой жены, а еще пуще – предательство ее и наилучшего друга произвели разительную перемену в натуре Павла Петровича. Из легкомысленного, словоохотливого, непоседливого человека он сделался сумрачным и недоверчивым, крайне подозрительным, что доходило у него порою до мании. И в то же время его неумение ни на чем толком сосредоточиться спасло ему рассудок. Когда – спустя несколько дней после кончины Натальи – Екатерина осторожно заговорила о необходимости поиска новой невесты и упомянула принцессу Софью-Доротею Вюртембергскую, Павел отнюдь не разгневался и не возмутился такой спешкой. Он обратил к императрице оживившийся взор и с большим интересом спросил:

– Брюнетка? Блондинка? Маленькая? Высокая?..

И немедленно началось сватовство, которое очень скоро кончилось браком. В России появилась новая великая княгиня – Мария Федоровна. К общему, надо полагать, удовольствию!

Екатерина со свойственной ей философичностью писала по поводу этого брака, пытаясь оправдать и свою поспешность, и слишком быстрое утешение Павла: «Если считал себя счастливым и потерял эту уверенность, разве следует отчаиваться, что снова возвратишь ее?»

Смысл этих слов можно расшифровать двояко: то ли все будет хорошо, то ли все, что ни делается, делается к лучшему…

А что же Разумовский? Как сложилась его судьба?

Ничего, с ним все обошлось. После нескольких месяцев скуки и тревоги в Ревеле он был назначен на дипломатический пост в Италию. И тогда граф Андрей понял, что он прощен, что ему сошел с рук неудавшийся заговор. В России того времени назначение в Италию было обычным наказанием для скомпрометированных любовников великих княгинь, но отнюдь не для разоблаченных заговорщиков!

Фортуна вскоре перестала ревновать и вновь обратилась к этому своему любимчику с улыбкой. Граф Андрей Кириллович Разумовский весьма далеко продвинулся на своем поприще и сделался одним из видных русских дипломатов. О связи с великой княгиней Натальей Алексеевной он, конечно, не болтал, однако об этом все и так знали. Граф Андрей всю жизнь весьма кичился этим. В Австрии его даже прозвали «эрцгерцог Андре» – за его гордость и высокомерие.

Ну что ж, бывший «шалунишка Андре» имел все основания гордиться собой!

Тихая тень (Луиза-Елизавета Алексеевна и Александр I)

– Упокой, Господи, ее душу… – пробормотала матушка Варвара, осторожно, но сильно налагая персты на веки лежащей перед ней женщины и закрывая померкшие глаза.

Итак, все кончилось.

Сестра Мелания сложила на груди покойницы ее худые руки, выпрямилась и судорожно вздохнула. Матушка покосилась на нее, чуть приподняв брови.

Так и есть, это не вздох, а всхлипывание. Мелания еще совсем девочка, и, может быть, это первая смерть, которую она видит в жизни. Тем более что весь последний месяц она ходила за больной сестрой Верой и привязалась к ней. Варвара подумала, что к этой женщине довольно трудно было привязаться. Она была так замкнута, держалась так отчужденно от прочих сестер Новгородской обители… И молчала, она всегда молчала, она не проронила ни единого слова с того мгновения, как Варвара впервые увидела ее на пороге обители, – и по сей день! Тогда, более тридцати лет назад, в монастыре была другая настоятельница, а Варвара была еще послушницей. Правда, матушка называла ее своей помощницей и секретарем, однако в тот день у Варвары было послушание в привратницкой. И так вышло, что именно она отворила двери на резкий, требовательный стук.

На пороге стояли две женщины в черном. Обе они были под вуалями. Одна, ростом повыше, сложением поплотней, в скромной шляпке, поддерживала другую – маленькую, худенькую, согбенную, покрытую платком. Она слегка покачивалась, словно была бесплотной тенью, которую могло поколебать любое дуновение ветра. Или так утомлена дорогой?

Ее шаги были беззвучны, словно она не касалась земли, как и положено тени.

Та женщина, которая была повыше и покрепче, усадила свою усталую спутницу на лавку, велела Варваре подать ей воды, а сама потребовала встречи с настоятельницей. Во всем ее облике была непонятная, непривычная мирская властность, и хотя Варвара мало что знала о той жизни, которая протекала за монастырскими стенами, она сразу ощутила, что эта женщина занимает там какое-то высокое положение. Но, стало быть, ее спутница, о которой она так печется, к которой относится так почтительно, еще более высокопоставленная особа?

Варвара доложила о посетительницах. Матушка приняла высокую женщину, а другая – «тихая тень», как ее про себя назвала Варвара, – так и сидела в темном уголке приемной, опустив лицо, скрытое вуалью.

Варвара исподтишка поглядывала на нее, думала, что гостья небось задремала, и досадливо хмурилась, когда спицы – она постоянно что-нибудь вязала для детского приюта, опекаемого монастырем, вот и сейчас в спицах болтался почти готовый носок, – звонко щелкали одна о другую, тревожа тишину.

Потом вышли настоятельница и гостья. Варвара поразилась тому, какое странное, встревоженное лицо у матушки. Рука, безотчетно перебиравшая четки, заметно дрожала.

Гостья кивнула настоятельнице, потом подошла к своей спутнице и замерла перед ней. Мгновение стояла так, потом вдруг поклонилась… странно так поклонилась, не переломилась в поясе, не упала на колени, чтобы коснуться лбом земли, а плавно, медленно присела, чуть склонив стан. Руки взлетели, кисти изящно изогнулись, подхватив края широкой юбки.

«Тень» слабо шевельнулась и протянула тонкую руку, обтянутую черной перчаткой. Высокая женщина припала к этой руке, и казалось, прошло невыносимо много времени, прежде чем смогла от нее оторваться.

– Прощайте, – пробормотала сдавленно. – Храни вас Бог!

Ответа не последовало, и гостья ушла, по-прежнему держась чрезвычайно прямо, однако плечи ее чуть вздрагивали.

– Сестра Варвара, – негромко проговорила матушка. – Прими новую насельницу нашей обители. Назначим день крещения и дадим ей новое, не мирское имя, а пока… пока мы будем звать ее Молчальницей. Она дала обет не произносить ни слова. Запомни сама и скажи сестрам, что чужие обеты надобно почитать. Впрочем, я им сама все скажу.

Варвара помнила, что Молчальница приняла постриг 17 сентября – в день мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи. Для нее было избрано имя Вера, и под этим именем Молчаливая тень прожила в монастыре более тридцати лет. И вот сейчас Варвара – уже матушка, уже настоятельница – приняла ее последний вздох и закрыла ее глаза, которые некогда были голубыми, а теперь словно бы отцвели, как незабудки. И сейчас снова, как и прежде, как и всегда, поразила ее мысль: да неужто правда то, что открыла прежней настоятельнице высокая женщина, которая привела Молчальницу в обитель? Неужто правда то, что открыла матушка своей преемнице Варваре на смертном одре? Неужели сейчас испустила последний вздох не кто иная, как…

* * *

– Пусть приедут обе, – сказала Екатерина, и сын ее, великий князь Павел, только кивнул, ибо тон матери не допускал возражений. – Посмотрим и выберем.

Она окунула перо в чернильницу и вернулась к письму, которое писала графу Николаю Румянцеву, русскому посланнику при германских дворах:

«По прибытии в Петербург они будут жить в моем дворце, из которого одна, как я надеюсь, не выйдет никогда…»

– Как же никогда, ваше величество? – робко спросил Павел. – Что ж она будет делать в вашем дворце всю жизнь?

Екатерина уничтожающе посмотрела на сына:

– Подумай, голубчик! Хорошенько подумай!

– Предполагается, что одна из этих принцесс станет женой великого князя Александра, – с нескрываемой издевкой подсказал сидевший подле императрицы Платон Зубов и бросил кусочек булки левретке.