Сергей Голицын - Сказания о земле Московской

• Название: Сказания о земле Московской
• Автор: Сергей Голицын
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: История
• Год: 1991
• ISBN: 5-08-001906-9

Повесть о создании единого Московского государства. В книге рассказывается о политических событиях на Руси, о жизни и быте людей того времени.

---

1

ан Узбек полностью доверял великому князю Ивану Данииловичу и требовал одного — беспрекословной ежегодной дани-выхода. А размер этого выхода увеличился чуть ли не вдвое.

Говорили вельможи хану:

— О великий властитель! Коназ московский подобен горному гепарду. Не опасаешься ли ты, что придет день и он сам, или его сын, или его внук выпустят когти?

Пять раз за свою жизнь ездил Иван Даниилович в Золотую Орду договариваться о разных делах, сам отвозил хану выход либо отвозили его сыновья или бояре.

В народе поговаривали о «дружбе великой» между обоими правителями. Но была та дружба не между равными, а между повелителем-ханом и данником — великим князем.

Иван Даниилович не доверял хану Узбеку, хоть и принимал его тот с почетом, подносил столь непривычный русскому человеку кумыс, в бороду улыбался, говорил сладкие речи. Хан и Александра тверского тоже поначалу принимал ласково, а потом…

Вот почему перед каждым своим отъездом в Золотую Орду Иван Даниилович писал «грамоту духовную» — завещание.

Однако каждый раз он возвращался в Москву благополучно, «с великой честью» и с подарками.

Издревле повелось на Руси, когда князья составляли завещание, они делили свой удел меж сыновьями почти что поровну; доля старшего была разве что немногим более. Так и великий князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо разделил свою Владимиро-Суздальскую землю между сыновьями, а потом повели они полки один на другого.

Теперь праправнук Всеволода поступил совсем по-иному.

Действовал он обдуманно и расчетливо, в своих пространных завещаниях большую часть городов, сел и земель, принадлежавших Москве, неизменно отдавал старшему своему сыну Семену; доля жены, доли младших сыновей — Ивана и Андрея, сложенные вместе, были куда менее одной доли старшего.

Такова была дальновидная и умная политика Ивана Данииловича — не дробить землю Московскую. Пусть младшие князья склоняют голову перед одним, старшим в их роду князем.

В своих завещаниях Иван Даниилович подробно перечислял всякие мелочи — «шолковую и иную рухлядь» (ткани, одежды), все до единого драгоценные каменья. Перед отъездом растолковывал он сыновьям и жене, в каком ларце что хранится, да где ларцы стоят, да какими печатями они запечатаны, да где находятся от них ключи, и прочая, и прочая.

Вот список только золотых предметов, которые упомянуты в последнем завещании Ивана Данииловича:

золотых цепей — 12,

ценных поясов — 9,

золотых чаш — 6,

золотых чар — 2,

золотое блюдо с жемчугом и камнями — 1,

золотых сосудов — 4,

золотая коробочка —1,

золотая шапка — 1.

Далее идет длинный список серебряных и иных драгоценных предметов.

Откуда у Ивана Данииловича набралось столько богатства?

Отец его, будучи младшим сыном Александра Невского, вряд ли сумел накопить многое. Иван Даниилович прослыл бережливым, даже скупым. Его прислужники — тиуны брали пошлину с иноземных купцов серебряными, а когда и золотыми монетами; потом московские искусные мастера-златокузнецы переплавляли те монеты в посуду во всякие украшения такой красоты и тонкости, какие в нынешние времена могли бы стать предметами особой гордости наших музеев. Иные драгоценности Иван Даниилович получил в подарок от хана Узбека, кое-что он мог захватить при разгроме Твери. А еще вымогал он много добра от своих должников; даже вроде бы недостойными для князя ростовщическими доходами не брезговал.

Многие из этих предметов упоминаются в завещаниях последующих московских великих князей, потом они постепенно исчезают. До наших дней дожила одна драгоценность.

Великий князь московский Иван Даниилович Калита, когда принимал иноземных послов, одевался в свои самые нарядные одежды: на нем длинная шелковая с золотом ферязь и алая мантия с горностаевой опушкой, на голове вышитая золотом шапка.

В завещании Ивана Данииловича есть такие строки: «А ис порт (одежд) из моих сыну моему Семену — кожух черненый жемчужный, шапка золотая…»

Таково первое упоминание о знаменитой «шапке Мономаха», которая с тех пор передавалась от одного московского великого князя последующему, от одного царя «всея Руси» другому и наряду со скипетром и державой служила символом сперва великокняжеской, потом царской власти.

Теперь шапка Мономаха, как величайшая историческая ценность, хранится в Оружейной палате Московского Кремля. Современные исследователи неопровержимо доказали, что шапка эта восточного происхождения и переделана из богато украшенной тюбетейки, подобной более скромным, какие и поныне носят в Средней Азии. Понятно, что тюбетейка никак не могла принадлежать жившему еще в середине XI столетия византийскому императору Константину Мономаху, а после него — его внуку, великому князю киевскому Владимиру Мономаху. Скорее всего, хан Узбек подарил ее своему другу и даннику Ивану Данииловичу, а сметливые русские мастера опушили ее низ собольим мехом и в макушку вставили золотой крест. Время от времени соболий мех заменялся.

2

олго княжил Иван Даниилович. Можно считать, что с 1304 года, со смерти своего отца, вершил он московскими делами. Ведь его старший брат Юрий хоть и звался князем московским, но постоянно обретался где-то в отъезде. Оттого-то летописец и мог написать:

«И бысть оттоле тишина велика на 40 лет, и пересташа погании воевати Руськую землю и закалати христиан, и отдохнуша и почиша христиане от великия истомы и многыя тягости, от насилия татарьского, и бысть оттоле тишина велия по всей земли».

Печать Ивана Калиты.

Дважды в этих строках летописец упомянул о тишине, то «великой», то «велией». Та тишина касалась лишь земли Московской.

Иван Даниилович видел, что часть бояр новгородских не хочет держать руку Москвы, что они склоняются на сторону соседней Литвы, ведут тайные переговоры с литовским великим князем Гедимином; водил Иван Даниилович полки на Новгород, потом мирился; было и такое — пустошили москвичи Новгородскую землю.

А на южную Русь и вовсе пришла беда: литовские полки под водительством Гедимина сперва завоевали Галицию и Волынь, а затем, в 1321 году, взяли Киев. Наверное, содрогнулись тогда люди от Днепра до Северной Двины, когда узнали, что мать городов русских, славнейший из славных — Киев пригнул свою некогда гордую голову.

На юг и на запад от Руси встало могущественное государство — Великое княжество Литовское. В Москве предвидели: рано или поздно столкнутся неизбежно обе силы, понимали, что «тишина» — отдохновение временное.

В Москве воспользовались «тишиной»-передышкой. После первого белокаменного Успенского собора начали одну за другой строить церкви на том же Кремлевском холме[26] близ устья Неглинной. Мастера-каменщики, в том числе и пленные тверские, старались «день от дне, переходя от дела в дело». Поднялись белокаменные церкви — все одноглавые — Иоанна Лествичника, «Иже под колоколы» (1329 год)[27], Спаса на Бору (1330), Архангельский собор (1333). Отливали в Москве колокола, и все больших размеров, чтобы звон колокольный был слышен далеко…

Так были вооружены русские воины, когда сражались с монголо-татарами на реке Воже, на поле Куликовом, — шлем, наплечные бармы из металлических пластин, куртка с рукавами по локоть также из металлических пластин.

В Москве с тревогой наблюдали за усилением Литвы. В 1339 году было решено заново построить «град дубов», намного обширнее малого и сильно обветшалого прежнего города Юрия Долгорукого; строили спешно, в необычную для плотничных работ холодную пору. За пять месяцев поставили новый Кремль. «На ту же зиму замыслиша и заложиша град Москву, а кончаша тое зимы на весну». Стены рубили выше, дубовые бревна отбирали толще и, по примеру Владимирского Кремля, ставили срубы-клети в два ряда, а между рядами засыпали землю, ворота и башни возводили крепче, ров копали глубже.

Портрет Гедимина. «Описание Европейской Сарматии» А. Гваньини. 1581 год.

Народные бедствия — пожары и неурожаи — были часты по всей Руси. Горела Москва, горели другие города. Летописцы через каждые несколько лет записывали: «Погоре град, и церкви сгореша», неизменно называлось количество церквей.

Стояли церкви деревянные не только в Кремле, а и по другим московским холмам и меж холмами, по всем посадам. На Великом посаде, в Богоявленском монастыре, «за торжищем» построили еще одну белокаменную церковь. А теремов боярских, изб посадских и землянок после каждого пожара все больше строилось. И стремились москвичи — богатые и бедные — украшать свои жилища. Даже на малой избушке шла по коньку нехитрая резьба.