Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Виссарион Саянов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1966

Виссарион Михайлович Саянов (1903–1958) принадлежит к поколению советских поэтов, которые вошли в литературу в начале двадцатых годов. В настоящее издание включены его избранные стихотворения и поэмы. В книге более полно, чем в других изданиях, представлено поэтическое творчество Саянова двадцатых — начала тридцатых годов. Лучшие его произведения той поры пользовались широкой популярностью. В дальнейшем Саянов стал известен как прозаик, но работу над стихами он не прекращал до конца своей жизни. Созданные им в годы творческой зрелости стихотворения и поэмы оставили заметный след в истории советской поэзии.

---

9. СИБИРЯКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ С КАРПАТ В 1917 ГОДУ

Есть белый туман на малиновых взгорьях,—
Как скатертью белой покрыта скала,
И в губы отставших на утренних зорях
Впиваются черные когти орла.

Проходят солдаты дивизий сибирских,
Лавины летят, грохоча, с высоты,
Шинели трещат на плечах богатырских,
Пылают вдали ледяные мосты.

Идут впереди трубачи молодые,
Идут знаменосцы сибирских полков,
Идут позади ополченцы седые,
Возносятся к небу шесть тысяч штыков.

Идут молодые добытчики меди,
Крестьяне густых и могучих кровей,
Разведчики троп, где таятся медведи,
Лошадники из барабинских степей.

В тот час по Сибири у каждого тына,
Свистя, пробивается кверху репей,
Кончается день лисогона Мартына,
И ворон в раздел выпускает детей.

А тут затаили измену Карпаты.
Как гаубица грянет вдали с высоты —
Приходят саперы, приносят лопаты,
Копают могилы и ставят кресты.

Орел пролетит над обрывом зеленым,
Увидит — внизу, словно белый навес,
Кресты смоляные по кручам и склонам,
Огромный, негаданно выросший лес.

«Довольно!» — кричат, сатанея, шахтеры,
К словам прибавляя реченье штыка.
Корниловцы ринулись в дальние горы,
Но беглых настигла разведка полка.

И новый идет командир, запевая,
Кудрявоголовый казак с Иртыша,
И песня летит, на зубах остывая,
Двенадцатью тысячами легких дыша.

А знамя полка вверх стремится упрямо.
Что там нарисовано? Кони летят?
Снегов бесконечных блистанье? Иль мамонт,
Трубящий в зеленое небо Карпат?

Нет, в зареве войн и наставших усобиц,
С газетой, зажатой в тяжелой руке,
На знамени этом встает полководец
Не в форме военной — в простом пиджаке.

Он встретит солдат после долгих ненастий,
Веселый, с улыбкою доброй такой,
Он ласково скажет дивизии: «Здравствуй»,
Махнет, улыбнувшись, могучей рукой, —

И каждое слово, как пулю литую,
Немного прищурясь, стремит во врага,
И душу оно обжигает простую,
Волнует моря, зажигает снега.

1934

10. СОБОЛИНАЯ ОХОТА

Встану в час охоты соболиной,
Три силка поставлю на пути,
Млечный Путь раскинется былиной,
От которой следа не найти.

Будто в небе тоже эта заметь,
Шум снегов и шастанье пурги,
И ведет глухой тропою память,
И снега глушат мои шаги.

Душен мертвой лиственницы запах,
Но уже бежит навстречу мне
Бурый зверь на красноватых лапах,
С ремешком широким на спине.

Бурундук прошел, за ним поодаль,
По следам разымчатым спеша,
Ноготь в ноготь, пробегает соболь.
Как тоска, черна его душа.

Но дорога ринулась прямая,
Выстрел грянет издали, пока,
Ничего еще не понимая,
Держит он в зубах бурундука.

Вот звезду сдувает, как соринку.
Шкурку сняв чулком, я на заре
Куренгу соболью по старинке
Обкурю на медленном костре.

Но года пройдут с центральным боем
Доброго и верного ружья,
И когда смертельным перебоем
На весах качнется жизнь моя,

Я скажу, что прожито недаром:
Грудь под ветер подставлять любил,
Золото намыл я по бутарам,
По тайге я соболей губил —

Чтоб в твоем, республика, богатстве
Часть была и моего пайка.
Как никто, умел я пробираться
По глухим следам бурундука.

1933

11. БИОГРАФИЯ

Сначала малиновка пела в детстве,
Бабушкины букли, посыпанные мукой,
Крючок на удочке, пруд по соседству,
Форель, запыхавшись, плывет рекой.

От игры на поляне и детской забавы —
Лишь пачка тетрадей да смутный дым,
И в юности долго грустит о славе,
Идет, торопясь, по путям земным.

И в цирке, в тоске обезьян бесхвостых,
Мечтал он, что жизнь — вся впереди,
Что скажет цыганка, сгадав на звездах:
«Строитель, твой час наступил. Иди!»

Друзьям говорил: «Ведь и вы упретесь
В такой же бесплодный и злой тупик,
В фурункулах будет душа-уродец,
И станет невнятным ее язык».

Так наедине прозябал с мечтами,
Но черта ли в стену стучаться лбом?
И шел, получив перевод в почтамте,
В гремящий мазуркой публичный дом.

В цветах из майолик, в узорах странных
Злорадные тени по всем углам,
И в толстые груди красоток пьяных,
Шурша, зарывается мадаполам.

А годы меж тем проходили, запись
В матрикуле вдруг к концу подошла,
И душу, как жжет бородавку ляпис,
Любовь неожиданная прожгла.

Счастливая пара молодоженов,
Покуда еще на подъем легка,
Спешит, по совету дельцов прожженных,
На самые дальние прииска.

Они повезли с собой пианино,
На случай бессонницы — белый бром,
Платья из бархата и поплина,
С орлами развесистыми диплом.

И стал поживать инженер богатый,
Семейный уют не спеша потек
На дом двухэтажный, забор покатый,
Площадку для тенниса и каток.

И вдруг — революция. Красногвардейцы.
Шахтерские вышли в поход полки.
Ночами Иванов не спит — надеется,
Что всё же отступят большевики.

И только по кочкам, в росе туманов,
Колчак на Россию повел войска,
Все списки зачинщиков сдал Ива́нов,
И кончилась сразу его тоска.

Гуляет ночами в калошах, с зонтиком,
Не гнутся прямые его шаги,—
Спешат казаки с белокурым сотником —
И выстрел доносится из тайги.

Колчак побежал, и с ордою беженцев,
Под присвист немолчных сорочьих стай,
С последним отрядом его приверженцев
Иванов бежит на восток, в Китай.

Случайно раздавлен на самой границе,
Спиной перебитой к земле приник,
Недвижно лежит под колесной спицей,
И страшен высунутый язык.

И тянется снова в покой диванов,
В семейный уют, в двухэтажный дом
Обрубком руки инженер Иванов,
И ночь опускается над прудом.

1933

12. ПЕСНЯ («Спит Алдан и спит Олёкма…»)

Спит Алдан и спит Олёкма,
Реки северные спят,
И метель стучится в окна,
Распустив два дымных локона,
Космы серые до пят.

Парню рыженькому снится,
Будто ходят копачи,
Долго цвинькают синицей
И зовут его в ночи.

В шали рыжей, в шали черной,
Накрест сшитой на груди,
Вдоль по улице просторной
Ходит старший впереди.

По снегам, по хрусту галек
Он проходит налегке,
Полуштоф большой да шкалик
В окровавленной руке.

Парень рыженький проснется —
Прииск снегом занесло,
Снег высокий у колодца,
Дремлет дальнее село.

Спит Алдан и спит Олёкма,
Реки северные спят,
И метель стучится в окна,
Распустив два дымных локона,
Космы серые до пят.

Темнота на дальнем стане,
Осторожна тишина.
Шахта тихая в тумане
Потаенна и страшна.

Он спускается по лестнице.
Темь, мохнатая как шерсть.
Знать дается пулей-вестницей,
Что взаправду гости есть.

Кто там ходит? Кто шурует?
Пулю целит мне в висок?
Наше золото ворует?
Промывает наш песок?

Чья там торкается поступь?
Чьи тут ходят копачи,
На лицо наводят фосфор,
Чтоб светилося в ночи?

У крепей, у старых кровель
Тень большая копача.
«Вас я, братцы, не неволил», —
Вынимает он револьвер,
Заряжает сгоряча.

Копачи бегут украдкой,
Чтобы бить наверняка,
И тяжелою перчаткой
С сокровенною свинчаткой
Ударяют паренька.

Жизнь окончена в ночи,
Сон уж больше не приснится —
Ни дорога, ни синица,
Ни ночные копачи.

Убегают вверх убийцы
Со свинчатками в руках —
Только некуда пробиться:
Десять выстрелов дробится,
Дым холодный на штыках.

1933, 1937

13. УПРАВЛЯЮЩИЙ ПРИИСКОМ