Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

• Название: Василий Шульгин: судьба русского националиста
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03715-1

Василий Шульгин вошел в историю как фигура крайне противоречивая. И вместе с тем это был типичный представитель русской имперской элиты начала XX века. Будучи убежденным монархистом и националистом, он принял активное участие в попытках либерализации государственного управления, которые закончились заговором против царя и крушением империи. Шульгин принимал отречение от престола Николая II, входил в группу руководителей Февральской революции, участвовал в организации белогвардейского сопротивления Октябрьской революции, был членом правительств генералов Деникина и Врангеля, создал разветвленную разведывательную организацию, руководил редакциями газет, был ярким публицистом и писателем. Автор книг «Дни», «1920 год», «Три столицы», «Что нам в них не нравится. Об антисемитизме в России» и др. В декабре 1944 года был арестован в Югославии армейской контрразведкой Смерш, осужден на 25 лет заключения за антисоветскую деятельность. После амнистии в 1956 году занимался литературной деятельностью, стал героем знаменитого фильма «Перед судом истории», консультировал ученых, деятелей культуры, литераторов — Александра Солженицына, Николая Яковлева, Марка Касвинова, Дмитрия Жукова, Николая Лисового, Илью Глазунова, Сергея Колосова, Фридриха Эрмлера, Андрея Смирнова и др.

Святослав Рыбас рассматривает жизненный путь Шульгина на фоне кризисных явлений российского исторического процесса, что делает эту книгу завершающей в ряду его работ — «Столыпин», «Генерал Кутепов», «Сталин», «Громыко», опубликованных в серии «Жизнь замечательных людей».

знак информационной продукции 16+

---

Начав борьбу с частными монополиями, руководители обороны и военной промышленности подчеркивали неэффективность и коррумпированность существующего порядка управления. Соответственно, промышленники и банкиры выступали против усиления государственного контроля. Такой же конфликт интересов наблюдался и в других важнейших отраслях экономики, — прежде всего в угледобыче и хлеботорговле.

В марте был уволен военный министр А. А. Поливанов, установивший чересчур дружественные отношения с ВПК и Прогрессивным блоком и порой действовавший самостоятельно вопреки указаниям премьер-министра Штюрмера.

Как свидетельствовал Н. В. Савич, непосредственным поводом для увольнения министра послужило недовольство Николая II — Поливанов рассказал об ошибочном решении царя выдать десятимиллионный кредит некоему изобретателю Богомолову, который предложил фантастический способ сжигать все вооружение противника. Разумеется, Прогрессивный блок увидел в решении царя очередную ошибку.

Весы раскачивались.

Надо было либо отдать формирование правительства в руки Прогрессивного блока, либо вводить военную диктатуру.

15 июня 1916 года начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-адъютант М. В. Алексеев представил Николаю II доклад, который содержал предложение военной диктатуры и перекликался с докладом начальника ГАУ генерала А. А. Маниковского.

«Во избежание надвигающегося кризиса, могущего повлечь за собою непоправимые бедствия для нашей армии и государства, полагалось бы без малейшего промедления принять следующие исключительные меры, обеспечивающие свободу наших боевых операций, имеющих решающее значение.

1. Как на театре военных действий вся власть сосредоточивается у верховного главнокомандующего, так и во всех внутренних областях империи, составляющих в целом глубокий тыл, работающий на действующую армию, власть должна быть объединена в руках одного полномочного лица, которое возможно было бы именовать верховным министром государственной обороны.

Лицу этому, облеченному высоким доверием Вашего Императорского Величества и полнотой чрезвычайной власти, необходимо предоставить: объединять, руководить и направлять единой волей деятельность всех министерств, государственных и общественных учреждений, находящихся вне пределов театра военных действий, с тем чтобы деятельность эта была направлена в полной мере исключительно к служению армии Вашего Величества для полной победы и изгнания неприятеля из пределов России…

Генерал-адъютант Алексеев. 15 июня 1916 г. Царская Ставка»[179].

Этот доклад означал, что наступают последние времена. Генералы позволили себе вмешаться в управление государством.

Влияние начальника штаба было огромным. Обязанный по должности заниматься делами армии, он, кроме того, вникал в дела министерств, принимал у себя в Ставке министров по вопросам, касающимся армии, и был информирован о всех проблемах в столице. Как заметил протопресвитер Шавельский, знавший обстановку в Ставке изнутри, «генерал Алексеев должен был быть то дипломатом, то финансистом, то специалистом по морскому делу, по вопросам торговли и промышленности, государственного коннозаводства, земледелия, даже по церковным делам и пр. Только Алексеева могло хватить на всё это».

Но доклад генерала Алексеева об установлении военной диктатуры ни к чему не привел.

В конце мая 1916 года, опираясь на данные Департамента полиции и военной контрразведки о подозрительных в пользу Германии банковских операциях Дмитрия Рубинштейна и некоторых других финансистов (среди них сахарозаводчики Абрам Добрый, Израиль Бабушкин, Иовель Гопнер), М. В. Алексеев получил разрешение Николая II на создание специальной оперативно-следственной комиссии в рамках Северного фронта под началом контрразведчика Генерального штаба генерал-майора Н. С. Батюшина.

В комиссию вошел и военный следователь по особо важным делам при штабе Верховного главнокомандующего В. Г. Орлов. Ранее в составе специально созданной комиссии он вел следствие по делу бывшего военного министра В. А. Сухомлинова, а до этого — жандармского полковника С. Н. Мясоедова.

На Рубинштейне висели подозрения в махинациях по заказам интендантства, «спекулятивных операциях с немецким капиталом», спекуляции хлебом в Поволжье.

Его арестовали по обвинению в государственной измене в начале июля в Петрограде и перевезли в псковскую тюрьму.

Так Псков впервые появился в имперской истории как город, где происходит прямое столкновение позиций генералов и царского двора. Следствие батюшинской комиссии прогремело на весь фронт и столицу, но мало кто знал, что за ее деятельностью стояла интрига полиции, стремившейся устранить Распутина и его протеже.

Протопресвитер Шавельский тоже обратил особое внимание на ее деятельность:

«В Петрограде, через который я возвращался в Ставку, я услышал гораздо больше: там арест Рубинштейна и, вообще, Рубинштейне-Распутинское дело трактовались на все лады, причем главной мишенью оказывался, конечно, Распутин. Чего только о нем не говорили: рассказывали о его кутежах с разными иноплеменниками, об его кафешантанных оргиях и дебошах, об его посредничестве в разных, касавшихся армии, коммерческих делах, обвиняли его в выдаче военных тайн и пр. В общем, никогда раньше Петроградское общество не проявляло такого внимания к личности Распутина, как теперь.

Раньше армии могла угрожать пропаганда извне, теперь же разлагающая струя направлялась на армию из самого царского дворца, при бессознательном содействии самих же царя и царицы, державшихся за Распутина, как за какой-то талисман, в котором будто бы заключалось всё их спасение»[180].

Дело было закончено по настоянию императрицы. Рубинштейн был освобожден из-под ареста под поручительство, но следствие не было закрыто, и после убийства Распутина его снова арестовали. Накануне Февраля Рубинштейн административным распоряжением был под конвоем выслан из Петрограда в Сибирь.

Можно утверждать, что вслед за нерезультативностью доклада Алексеева действия батюшинской комиссии ни к чему не привели.

С. Мельгунов пришел к выводу, что Николаю II во время войны мешало решительно бороться с «общественностью» глубокое «патриотическое чувство». Поэтому решение царя по делу сахарозаводчиков Доброго, Цехановского, Гепнера и других было таким либеральным: «Дело… прекратить… пусть… усердною работою на пользу родины они искупят свою вину, если таковая за ними была».

Однако, как утверждал генерал П. Г. Курлов, деятельность батюшинской комиссии «являлась формой белого террора» и дезорганизовывала государственное управление[181].

Существует много версий нерешительного поведения императора в последний год перед катастрофой. Одна из них была высказана капитаном де Малейси из французской военной миссии в Петрограде в докладе Второму бюро французского Генерального штаба: «В оправдание императора надо сказать, что почти четыре месяца воля его была парализована наркотическими препаратами, которые ему ежедневно давал личный врач, подкупленный для этого совместно пронемецкой и проанглийской партиями. Перемена оказалась столь разительной, что даже взгляд государя изменился, свидетельствуя о состоянии полной подавленности, усталости и безразличия ко всему»[182].

Едва ли данная версия правдива, другие источники ее опровергают, объясняя ее природу слухами, идущими из окружения великих князей.

Вообще натура последнего императора была загадочной. Эта загадка будет всегда оставаться неразрешимой, если мы оставим в стороне его глубокую религиозность и мистицизм, доходивший до фатализма.

Поэтому приведем совершенно иную версию. Она опирается на теорию Арнольда Тойнби «Вызов — Ответ»: «Если следовать логике, то при совершенстве божественной вселенной Дьявол не может находиться за ее пределами; между тем, если Дьявол существует, совершенство, которое он намерен нарушить, заведомо неполно вследствие самого факта существования Дьявола. Это логическое противоречие, которое не может быть разрешено логическими средствами, интуитивно трансцедентируется воображением поэта и пророка, прославляющих всемогущество Бога. При этом считается само собой разумеющимся, что работа Бога имеет два существенных ограничения.

Первое ограничение заключается в том, что в совершенстве того, что Он уже сотворил, Он не оставил места для дальнейшей творческой деятельности.

Второе ограничение божественной силы сводится к тому, что, когда предоставляется возможность нового творения, Бог не может не принять ее. Когда Дьявол бросает Богу вызов, Бог не может отклонить его. „Живи опасно“ — идеал Заратустры у Ницше, для Бога — необходимость… Если одна из Божьих тварей искушается Дьяволом, у Бога открывается возможность создать новое творение»[183].