Виталий Захаров - Встреча с демоном

• Название: Встреча с демоном
• Автор: Виталий Захаров
• Издательство: Чувашское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1972

---

Разумеется, от слов сих в комнате нашей свершилась на стоящая немая сцена. В центре ее стоял, разинув рот, подвижный обычно Богатырев — Субудуй-багатур, по величанию Вовы Ироника. А Максим Максимыч, Василий Петрович, хозяин кордона, и Иван Иванович — все милейшие люди — просто вытаращили глаза и онемели каждый в своей позе. Думается, не нужно объяснять состояние человека, представителя нашей космической эпохи, когда его ошарашат этим именем, да еще при полных атрибутах… Один Вова Ироник сиял весь, что называется, как свежий пряник. Он уже упивался происходящим, ничего лучшего для него и придумать, разумеется, нельзя было.

Скажу, кстати, что паренек этот определенно мне по душе. Умен не по годам, ершист, ироничен. Но главное — умен. Его неологизмы, такие как «живут куркульно», «ироник» даже для меня не лишены интереса. «Живут куркульно». Весьма неплохо поймано созвучие слов «культурно» и «куркуль», и они довольно удачно соединены по значению: «жить культурно» — не требует объяснений, а «жить куркулем» в разговорной речи обозначает жить сыто, замкнуто, несколько по-мещански. Действительно, видно, в наше время имеются такие люди, «живущие куркульно», — культурные, образованные, но живущие по-мещански… И «ироник», созданный по аналогии от слова «сатирик», видимо, весьма удачно отражает суть современных ироничных пареньков: до сатиры им далеко, а ирония — как раз по ним… Да, неологизмы эти весьма неплохи. Сам я, к сожалению, хотя и проработал всю жизнь над словом, хотя и постиг, считаю, тайны многих языков, но не придумал до сих пор ни одного нового слова…

Прошу прощения — отвлекся. Старческая болезнь.

Обозрел я, значит, воцарившуюся в комнате немую сцену, лихорадочно пытаясь осознать и разгадать всю нелепость происходящего, и тут меня озарило. Я понял (это тогда мне показалось, что понял), что весь маскарад сей с мужиком, с коляской, «Печориным», не что иное, как первая ласточка события в делом-то весьма заурядного: вслед за этими подъедут режиссеры, операторы, другие актеры, и начнутся съемки каких-либо эпизодов из «Героя нашего времени». Одно обстоятельство меня, правда, сразу же несколько смутило — как ни пытался я припомнить места действия в романе, которые хотя бы отдаленно напоминали этот охотничий озерный уголок, но так и не смог. Но как бы там ни было — разгадка была найдена, мне оставалось лишь включиться в этот маскарад, обещающий оживить нашу поскучневшую из-за дождей действительность.

— Так! — сказал я тоном распорядителя ресторана. — Страждущим да отыщется место. Сергей Сергеевич, и вы, Максим Максимыч, вынесите из своего «нумера» раскладушки в общую залу — освободите комнату для гостя. А потом внесите туда мою кровать. Мы с вами, Иван Иванович, выйдем встречать господина Печорина. Вы же, Василь Петрович, займитесь размещением кареты, коня и слуги барина.

Все подчинились мне не то, чтобы с охотой, а как-то автоматически. Никто еще не сообразил то, о чем догадался я, но до всех, видимо, дошло, что я разобрался в происходящем и что надо делать именно так, как сказано мной.

Приосанившись и сделав на лице чрезвычайно торжественную мину, я неторопливо пошел к дверям, чувствуя, как неуверенно тронулись за мной Иван Иванович и Василий Петрович. Перед нами грузно топал мужичина-ямщик. Полы разрезанного сзади почти до пояса намокшего кафтана его звучно хлопали по голенищам кирзовых, явно солдатского покроя, сапог.

Лесник распахнул ворота. Ямщик ввел подводу во двор. Да-да, именно подводу, ибо я не решаюсь называть то странное сооружение ни коляской, ни каретой. Сделана она была, пожалуй, даже изящно: тонкие высокие колеса и гнутые облучки напоминали старинной отделки тарантас, на который был довольно-таки нелепо пристроен верх из брезента, назначение которого оставалось весьма загадочным — от дождя он спасал едва ли. По крайней мере, когда мы подхватили пытающегося выбраться из подводы мужчину с бледным до синьки лицом и седоватыми усиками, потертая бурка на нем была мокрой насквозь. Худ был мужчина до неимоверности, точно то, что называется «одна кожа да кости», весил он, по всему, килограммов сорок, не больше, так что мы с Иваном Ивановичем легко внесли его за подмышки в реквизированный для него «нумер».

— Благодарю вас, господа, — сказал он хрипло, морщась то ли от боли, то ли от вида предоставленной ему комнатки. — Вы свободны.

И мы тут же были довольно бесцеремонно вытеснены его, выходит, слугой — бородатым мужиком богатырского сложения.

После всего этого мне, разумеется, не оставалось ничего другого, как успокоить нервы членов нашей охотницкой компании, раскрыв им свою догадку. И я сказал, усмехнувшись и разведя руками:

— Ишь, как в роли-то они вошли, шельмы! Итак, господа, поздравляю вас с началом киносъемок и, надо полагать, испорченной охотой. Однако — «Герой нашего времени» в наших местах! Чудеса да и только!

После этих слов охотнички мои быстро поняли суть происходящего, и минут через пять, успокоившись совершенно, мы уже сели за очередную партию домино.

Так теперь у нас потянулось время: стучал в окна дождь, стучали костяшки домино, дымились сигареты. Ямщик «господина Печорина», ночующий на сеновале, целыми днями возился в каморке хозяина и, кажется, пичкал его разными снадобьями. Наш Вова Ироник все время вертелся около него и добился-таки своего — был в единственном числе допущен в комнату гостя и стал пропадать там целые дни. Что он там делал — оставалось для нас загадкой.

Остальные артисты — мы уже были твердо уверены в своем варианте киносъемок, — видимо, из-за дождей, все не приезжали, а этот, между прочим, заболел весьма серьезно. Нельзя сказать, что мы, невезучие охотники, были равнодушны к больному: не раз обращались к ямщику с предложением отправиться в ближнее село за врачом — километров семь через болота! — и привести его на кордон. Мужчина молча выслушивал нас и уходил к своему господину, но обычно возвращался с ответом: господин Печорин благодарит, но, извольте, — ничего не нужно… Более того — убедительно просит ничего не предпринимать… до наступления срока. Какого срока? Сего нам не докладывали.

Так мы прожили четыре дня. А к вечеру пятого… К вечеру пятого слуга больного, выйдя из каморки, обратился ко мне:

— Господин ученый… Господин Печорин просит Вас к себе.

Я провел у постели больного несколько часов. И вышел оттуда пустой, выжатый, как лимон. У меня едва хватило сил добраться до скамейки у стены и буркнуть в вопросительные лица товарищей:

— Поздравляю вас, господа… Это, кажется, в самом деле настоящий Печорин… Разумеется, шучу. Но артист болен серьезно…

Когда все успокоились, я, придя к этому времени в себя, под благовидным предлогом вызвал на крыльцо кордона композитора и выложил то, что мне было поручено. Я сказал:

— Уважаемый Максим Максимыч… Не посчитайте меня за сумасшедшего, но это — он. Печорин. Даже больше, чем он… Ничего не расспрашивайте — Вам назначена высочайшая аудиенция на завтра. Все поймете сами. А я… извините, я сейчас же должен удалиться. Иду туда, к озеру, в шалаш. Прошу не беспокоить меня, не разыскивать. Я сейчас же должен начать…

3. Тайна пришельца,

как ее понял композитор Максим Красавин

Вот уже лет пять встречаюсь я с Игорем Моисеевичем на кордоне у Василя. Так что, думается, знаю его вполне хорошо. Особенно знаком мне его голос — мягкий, чистый и всегда ровный баритон. Я частенько удивлялся его голосовому самообладанию: срежет ли удачно кряка, провалится ли по пояс в болото — лишь смеется, рокочет весело.

Но в этот вечер… В этот сумасшедший вечер Игорь Моисеевич был неузнаваем. Еще в комнате, когда вышел из каморки артиста, при блеклом свете семилинейной лампы я разглядел, что лицо у нашего профессора пошло бурыми пятнами, а слова его: «Поздравляю вас, господа!» — прозвучали театрально, как у плохого актера. Когда же он вывел меня на крыльцо, голос его — лица не было видно в темноте — был какой-то хриплый, взлаивающий, отчего меня сразу бросило в холодную дрожь: настолько все происходящее с ним было странно, дико, неестественно.

Сказав, что идет в шалаш у озера и чтобы его не искали, Игорь Моисеевич исчез в темноте, будто скрылся за занавес. Я постоял на крыльце еще с минуту, пытаясь собраться с мыслями, понять хотя бы что-нибудь из его слов и хотя бы чуточку успокоиться. Но куда там! Все происходящее было для меня темно, как эта августовская ночь. У меня даже слабость появилась в ногах, и я махнул на все рукой, зашел в дом, промямлил, что Игорь Моисеевич, старый чудак, решил сегодня переночевать в шалаше, и лег спать.

Сон в ту ночь у меня, конечно, был — одно названье. Я то и дело просыпался, а засыпал долго и трудно, заставляя самого себя. И каждый раз лишь задремлю — начинает сниться одна и та же ересь: будто бы какой-то царь-самозванец назначил мне «высочайшую аудиенцию», будто я жду ее в приемной среди безликих придворных и никак не могу дождаться.