Виталий Захаров - Встреча с демоном

• Название: Встреча с демоном
• Автор: Виталий Захаров
• Издательство: Чувашское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1972

---

Как увидел я столь чудное сборище, так и понял: быть чему-то небывалому! И начал ждать. День проходит, второй, третий… С зорькой все расходятся по озеру — мы с дядей Васей чаще всего на обход, — а вечерами собираются на кордоне. Занимаются кто чем: чистят ружья, сушат сапоги и штормовки, травят разные байки. Я провожу эксперименты над взрослыми. Интересное это занятие. Уж очень они любят воспитывать «младое племя», прямо хлебом не корми.

Гляну как бы тайком на профессора Поймисуть несколько раз — готово, он уже думает, что я хочу спросить его о чек-то, и спешит завязать разговор:

— Ну-с, молодой человек, расскажите-ка нам, каковы ваши успехи на научном поприще? С чем идем в десятый класс? Чему жизнь хотим посвятить?

Я неопределенно пожимаю плечами.

Профессор Поймисуть нудно и обстоятельно бубнит лекцию о значении правильно и вовремя выбранного пути. Субудай-багатур заполняет паузы в лекции обязательно утвердительным и убежденным: «Вот именно! Точно! Что правда — то правда!» Композитор слушает, ловит пальцами такты еще ненаписанной мелодии и одобрительно кивает головой. Дон-Кихот Иван Иваныч сидит, улыбается чему-то своему и своему же чему-то бормочет что-то. Только дядя Вася, как всегда, железно молчит.

За это я и люблю дядю Васю и каждое лето с удовольствием удираю к нему из города. А то это же ужас что, а не жизнь, когда тебя постоянно травят, как зайца: тут не так сделал, там не то сказал, на того не так посмотрел, не туда наступил… А ты ведь тоже человек, пусть тебе всего шестнадцатый год. Человек, а не индийский йог, чтобы не уставать ходить босиком по битому стеклу. Поэтому я и стараюсь всегда опередить очередной воспитательный урок: сам вызываю огонь на себя и предупредительно меняю роли — взрослые начинают исполнять свой долг, а я думаю про них свое.

В общем-то, не столь уж и интересные, оказывается, собрались на кордоне люди. Сытые, довольные и жизнью, и самими собой, и друг другом. Да и что им? Все — люди с положением, все «чего-нибудь да значат». В общем, живут они куркульно, как о них выразился я, Владимир Карасев, а по собственному прозвищу — Вовка Проник.

Профессор Поймисуть? Это, по-моему, просто-напросто труп. Мертвая у него, я смотрю, наука, стылая. Он и сам говорит, что ничего нового в языке придумать нельзя, язык можно только изучать до бесконечности. Вот он и изучает. И старательно, видать, изучает. Потому и стал профессором. А толку-то от его изучения, ну, пусть даже исследований, если нет никаких настоящих открытий?..

Субудай-багатур? Это сильный физически ломовой конь. Представляю, как он пашет на работе. Конечно, не плохо это, когда человек сильно работает. Но ведь здорово может работать и лошадь! А человек должен мыслить, искать и находить. А от этого я еще ни разу путной мысли не услышал, хотя кочергу он вьет как мочало. Только и знает, что поддакивает всем кряду…

А композитор? Улитка это. Точно. Только и живет за своими тили-мили. Я понимаю, когда человек предан своему делу. Но у этого не то! По-моему, он как-то боится жизни. Вот и спрятался за скрипку. Противно это, когда «поймешь суть».

А Дон-Кихот Иван Иваныч живет в хрустальной вазе чего-то сугубо личного. Спрятался в нее совершенно и тю-тю! — мне ничего на свете больше не интересно.

А про дядю Васю что я могу сказать? Только одно, хотя и люблю его: он живет, как лошадь на лугу. Никаких тебе забот, мыслей: скажут — сделаю, надо — сделаю, можно — сделаю. Скажут, что надо туда — пойду, а то пойду сам не знаю куда. Лесник. Природный, в общем, человек. Как трава. Нет, точнее все-таки было: живет, как лошадь на лугу. Бездумно-природная жизнь…

…Так мы прожили с неделю. Я все ждал то необычное, которое обязательно должно было случиться, но вдруг погода испортилась, и встала противная пасмурная нудень, которой, кажется, нет ни конца, ни краю. Сначала я даже перепугался: посиди-ка целыми днями с утра до вечера в избе в роли объекта воспитания трех-четырех скучающих взрослых!

Но спасение мое было уже близко, почти рядом…

Нет, постойте. Дайте дух переведу, с мыслями соберусь. Что-то страшно…

В общем, дело было под вечер. Сидели мы в передней кто на чем и дурели от скуки после лекции профессора Поймисуть о моральной ответственности перед действительностью в наш космический век, которую он прочитал после сообщения по радио о запуске спутника Земли «Космос — 318». Несмотря на дождь, с зорькой все слазили на озеро, из охоты этой, конечно, ничего не вышло, только вымокли насквозь, и теперь сидели и грелись да сушились. Воспитывать меня им уже надоело. Тем более, что парень я, в общем-то смирный, без сильно выраженных вывихов, и все больше помалкивали.

Не скажу точно сколько, но просидели мы молча довольно-таки долго. Солнце, с утра не показывавшееся из-за густых накатистых туч, видимо, совсем укатилось за холодные зубцы дальнего бора — по крайней мере, там вдруг возникло широкое розовое сияние, на которое никто, кроме дяди Васи, не обратил внимания. Он же, увидев в окно эту розовость, чего-то забеспокоился, вскочил со скамейки и с минуту глядел на нее совершенно удивленно, потом крякнул, пробормотал: «Чудеса!» и успокоенно опустился обратно на место, решив по всему, что мало ли чего не бывает на свете. А я, как только заметил его беспокойство (уже дядя-то Вася природу знает!), так сразу и понял: вот оно, начинается… Ведь и в самом деле, солнце-то, как я уже говорил, не смогло пробиться сквозь тучи даже в полдень, не то уж, чтобы под вечер, когда оно светит так слабо!.. А тут — сияние вполнеба!

Но не успел я додумать все это — откуда-то донеслось странное постукивание. Такое бывает, когда мальчишки идут вдоль ограды и ведут палочками по штакетнику.

Максим Максимыч, сидевший ближе всех к окну, выглянул на волю, и шея у него сразу вытянулась.

— Боже! — сказал он тихо. — Что это?.. Экая ведь чудная коляска!

Мы бросились к окнам. По деревянному настилу, проложенному через топкий луг перед кордоном, катила легкая дорожная коляска. И вид у нее… Такие я видел только в кинофильмах о древнем прошлом… Большой серый конь, гнутый облучок, на нем горбатится мужик в кафтане, полукруглая крыша над сиденьем… Мы, находившиеся в комнате, в этот момент, наверное, представляли нечто похожее на немую сцену из гоголевского «Ревизора». Не знаю, сколько времени пробыли мы в шоке, — коляска подкатила к кордону, из темной глубины навеса мелькнула неестественно белая рука, возчик топнулся на землю и пошел в избу.

Войдя, он первым делом снял с головы нечто лохматое, наподобие шапки, обтер красной пятерней черную, мокрую бороду и тяжело осмотрел нас по очереди. Петом, видимо, почему-то решил, что хозяин здесь Игорь Моисеевич, и густо так сказал, обращаясь к нему:

— Мой господин просил узнать: не будет ли ему оказана комната на пару деньков? Хворь с им приключилась в путях…

В ответ ему было гробовое молчанье.

Потом Игорь Моисеевич (обращались-то к нему) звонко кашлянул и сразу изменившимся голосом — он у него каким-то почти женским сделался — спросил:

— Позвольте… Какой господин?.. И вообще — что такое? Кто он такой?!

Мужик вздернул дремучие такие брови и пожал плечами:

— Как то какой? Мой господин. Печорин. Григор Лександрч Печорин.

2. Продолжение странной истории,

рассказанное профессором Игорем Моисеевичем Платоновым

Заранее прошу прощения, но в толковании истории сей я умываю руки. Отказываюсь категорически, хотя позже она и была мне объяснена ее же главным героем. Так что примите факт таким, каков он есть. В моей голове — пусть она и «профессорская», как соизволил выразиться наш «ироник» Володя Карасев, — все это не укладывается совершенно. Сути явления, происшедшего на кордоне, я кажется, так и не понял до сих пор.

Собственно, где понять суть такого из ряда вон явления мне, языковеду, коли даже Караславов — сосед мой по квартире, доктор физико-математических наук, — на мою просьбу объяснить сей странный случай лишь покачал головой, посмотрел на меня удивленно и посоветовал не перенапрягаться на работе и почаще бывать на приеме у врача.

Впрочем, ближе к факту.

Итак, встал мужчина этакий в дверях и вопрошает: не смогут ли «оказать» комнату его заболевшему господину? И смотрит притом почему-то на меня. Все, разумеется, ошарашены совершенно и по сему — молчат. Пришлось мне взять себя кое-как в руки: «Позвольте, — говорю, — какой такой „господин“?.. И вообще — кто вы такие?» А он пожимает своими аршинными плечами и отвечает спокойно: «Как то какой? Мой барин. Печорин. Григор Лександрч Печорин».

Разумеется, от слов сих в комнате нашей свершилась на стоящая немая сцена. В центре ее стоял, разинув рот, подвижный обычно Богатырев — Субудуй-багатур, по величанию Вовы Ироника. А Максим Максимыч, Василий Петрович, хозяин кордона, и Иван Иванович — все милейшие люди — просто вытаращили глаза и онемели каждый в своей позе. Думается, не нужно объяснять состояние человека, представителя нашей космической эпохи, когда его ошарашат этим именем, да еще при полных атрибутах… Один Вова Ироник сиял весь, что называется, как свежий пряник. Он уже упивался происходящим, ничего лучшего для него и придумать, разумеется, нельзя было.