Анна Уайтлок - В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

• Название: В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора
• Автор: Анна Уайтлок
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-06119-5

Анна Уайтлок занимает почетное место среди ведущих и самых читаемых историков династии Тюдоров. Личность Елизаветы I Английской и эпоху ее правления автор рассматривает под неожиданным углом, позволяя читателю заглянуть в святая святых королевы – ее личные покои, где действуют не только и не столько ее фавориты, но самые близкие к ней люди – камер-фрейлины. Эти дамы обладали значительной властью и влиянием, способны были что-то подсказать королеве. Они видели Елизавету без прикрас, одевали ее, готовили для нее косметические средства, ухаживали во время болезни и часто спали с ней в одной постели. Перед нами увлекательная, со многими подробностями, основанными на документах, дневниках очевидцев, письмах и памфлетах, биография одной из самых великих правительниц мира.

---

Возможно, именно из-за нежелания признать, что и ее лицо отмечено шрамами, Елизавета испытывала неприязнь к тем, чьи лица были обезображены оспой. Вместо того чтобы выказать сочувствие Мэри Сидни, которая ухаживала за ней, пока она болела, и в результате заразилась сама, Елизавета относилась к леди Сидни с презрением. Позже королева не скрывала своего отвращения к перспективе брака с герцогом Алансонским, также переболевшим оспой и, как и Мэри Сидни, обезображенным болезнью.

После того как королева выздоровела, Рождество и Новый год праздновали особенно весело и пышно. Каждый год в Уайтхолле двенадцать дней Рождества проводили в пирах и праздниках. Помимо банкетов и особых развлечений, в день Нового года по традиции королеве дарили подарки.

В том же 1563 году Кэт Эшли, попавшая в опалу из-за поддержки «шведской партии», подарила королеве дюжину носовых платков, расшитых золотой и серебряной тесьмой. Елизавета в ответ послала ей две позолоченные чашки, а также позолоченные солонку, ложку и перечницу. Подарки свидетельствовали о том, что королева по-прежнему привязана к своей воспитательнице. Дороти Брэдбелт, также впавшая в немилость, подарила Елизавете пару батистовых рукавов.[311] Кэтрин Ноллис не было в Уайтхолле на праздниках; судя по портрету, в то время она находилась на поздних сроках беременности.[312] Ее сын Дадли, последний из четырнадцати детей Кэтрин, родился 9 мая 1562 г., но через несколько недель умер. Кэтрин предстояло еще вернуться ко двору. Несмотря на траур, она послала королеве в качестве новогоднего подарка красивый ковер с золотой бахромой.[313] Обмен подарками происходил публично; относительно подарков для королевы существовали четкие указания в зависимости от ранга, статуса и пола дарителя. Герцог, маркиз, епископ или граф могли дарить цветной шелковый кошелек, в котором лежало 20–30 фунтов в золотых монетах, в то время как от архиепископа ждали 40 фунтов. Взамен королева дарила им серебряную позолоченную пластинку соответствующего веса. Фрейлины и придворные низшего ранга также дарили подарки.[314] Все полученные и подаренные подарки и пластинки заносились в особые списки, которые скреплялись королевской подписью; многие списки сохранились. Деньги передавались кому-либо из придворных высшего ранга; после того как королева осматривала другие подарки и одобряла их, их забирали камер-фрейлины. Особой популярностью пользовались роскошные рукава, которые привязывались к запястьям, красиво переплетенные книги, носовые платки, плоеные воротники и сумочки, наполненные ароматическими травами. Кроме того, дарили и сладости. Среди подарков, перечисленных в списках, значатся имбирные конфеты, марципановые фигурки, «пирог из айвы» и два «горшочка с вареньями». Дамы Елизаветы проявляли изобретательность в выборе подарка, ведь они лучше других знали, что королева любит и что ей нужно. Одни дарили дорогие ткани или белье, другие – пуговицы, пряжки, драгоценные камни или золотые кисти, которые потом пришивались к одежде. Елизавета славилась тем, что без конца теряла вещи или клала их не на место; фрейлин то и дело посылали искать пропавшие перчатки, кошелек, перо, украшенное драгоценными камнями, веер или другие украшения с одежды. Все потери должным образом отмечались Бланш Парри, хранительницей королевских драгоценностей; в одной сделанной ею записи значится: «Потеряно, со спины ее величества, 17 января [1568 г. ] в Вестминстере: один золотой наконечник шнурка, покрытый эмалью, с темно-красного платья… из наконечников двух видов потерян тот, что больше».[315]

В начале января 1563 г. королева и двор переехали в Виндзор, так как в Лондоне вспыхнула эпидемия бубонной чумы, унесшая много сотен жизней.[316] Прибегли к строгим мерам предосторожности. Запрещалось перевозить по Темзе в Лондон или из Лондона дрова и другие товары; уличенных в этом вешали без суда и следствия. Жителей Виндзора, получивших товары из Лондона, выселяли из домов, а их дома запирали.[317] Дополнительные меры предпринимались для безопасности королевы. При дворе объявили карантин; к королеве почти никого не допускали. Иностранных послов она принимала лишь через сорок дней после их прибытия в Англию. Анонимный хроникер Тюдоров писал о «великих стенаниях» во время болезни королевы и язвительно добавлял: «Ни один человек с уверенностью не знает, кто преемник; все спрашивают, кто чью сторону займет».[318]

Глава 11 «Львы рыкающие»

В то время как Елизавета болела оспой, схватили трех заговорщиков – Артура Поула,[319] его брата Эдмунда и зятя Энтони Фортескью. Их арестовали, когда они пытались бежать во Францию,[320] и посадили в Тауэр. Их обвинили в заговоре «с целью низложить королеву, изменить состояние страны, добиться смерти королевы, поднять в стране мятеж и сделать королевой Англии Марию Стюарт».[321] На допросе они открыли участие в заговоре и Франции, и Испании.[322] Елизавета написала Филиппу и попросила, чтобы он либо приказал своему послу прекратить вмешиваться в дела Англии, либо отозвал его.[323] Тем временем де Квадру поместили под домашний арест.

Оспа, едва не стоившая Елизавете жизни, подтолкнула заговорщиков к действию. Хотя Поул и его сообщники раскрыли подробности заговора, они не признали себя виновными в государственной измене, утверждая, что не намеревались вторгаться в Англию с армией до тех пор, пока Елизавета не умрет. За несколько месяцев до того они совещались с Джоном Престоллом, известным католиком-некромантом, оккультистом и алхимиком, который обитал неподалеку от двора; он заверил их, что к тому времени, как их замысел осуществится, Елизавета уже умрет.[324] В феврале следующего года их судили, признали виновными в государственной измене и приговорили к казни.[325] Елизавета отменила смертный приговор, и они оставались в Тауэре до самой смерти в 1570 г.

После резни в Васси, случившейся в том же году, во Франции началась гражданская война. Гугеноты под предводительством принца Конде и адмирала Колиньи просили Англию поддержать их против Гизов, родственников Марии Стюарт.[326] Вначале Елизавета не хотела вмешиваться, но ее убедил Дадли, стремящийся вернуть доверие протестантов после своей неудачной попытки заручиться поддержкой испанцев и католиков, чтобы жениться на Елизавете.[327] Заговор «львов рыкающих», как назвал его Сесил, поддержал герцог Гиз; он стал последней каплей, побудившей Англию поддержать французских протестантов против Гизов.[328] В октябре 1562 г. англичане послали во Францию армию в 6 тысяч человек под командованием брата Роберта Дадли, Эмброуза Дадли, графа Уорика. Письмо к Марии Стюарт, которое писала Елизавета, когда заболела оспой, было попыткой оправдать английскую интервенцию против французской родни ее кузины. После того как Елизавета выздоровела, созвали парламент, чтобы собрать средства на содержание армии во Франции и оборону Ньюхейвена. В повестку дня также включили вопрос о престолонаследии и особенно о браке королевы.[329]

В одиннадцать часов во вторник 12 января величественная процессия проследовала из Уайтхолла в Вестминстерское аббатство.[330] Улицы были чисто выметены и посыпаны свежим песком. Елизавета в своей парламентской мантии из красного бархата, подбитой белым горностаем в черных пятнах, прибыла в карете; по бокам ее охраняли джентльмены-пенсионеры в красных мундирах. За каретой следовал Роберт Дадли, главный конюший; он вел в поводу запасную лошадь королевы. За ним попарно верхом ехали фрейлины.[331]

В аббатстве Елизавета прослушала проповедь, которую прочел доктор Александер Ноуэлл, настоятель собора Святого Павла. Проповедь как бы задавала тон для последовавших парламентских слушаний. Он призывал королеву «ради блага страны» выйти замуж и произвести на свет наследника: «Когда болезнь поразила ваше величество, я слышал многочисленные голоса и стенания: «Увы! В какой беде окажемся мы?.. Ведь наследника до сих пор нет, и в вере нет согласия… Увы! Что будет с нами?»[332]

После службы королева, а также члены обеих палат покинули аббатство и перешли в здание парламента, где лорд-канцлер Николас Бэкон произнес вступительную речь. Он подчеркнул опасность «иноземного врага за границей», особенно Гизов во Франции, но напомнил и о врагах, «родившихся и выросших здесь, среди нас», которые обратились за помощью к иностранцам и подстрекают к мятежам.[333] Только если Елизавета выйдет замуж и обеспечит престолонаследие, можно гарантировать безопасность страны. Сесил писал другу: «Главы обеих палат просят предоставить им какие-либо гарантии на тот случай, если Господь, в наказание нам, призовет ее величество к себе до того, как она оставит потомство. Вопрос столь глубок, что я не могу достичь дна… По-моему, следует что-то предпринять, дабы обеспечить стране наследника престола, но боюсь, что нежелание ее величества назвать своего наследника замедляет дело».[334]