Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

• Название: Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
• Автор: Валерий Вьюгин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0182-6

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

---

4) Из остающегося отделения языка ИЛЯЗВа организовать Институт языкознания.

5) По мере укрепления научно-исследовательских институтов Ленинградской Ком. Академии, объединить последних под своим руководством.

Председатель Гоникман Секретарь Ухмылова

Квинтэссенция этого постановления в виде статьи была опубликована в «Правде», за подписью «Л.Б.», под выразительным заглавием «Государственная… цитадель идеалистов». Здесь иногда дословно, иногда еще более экспрессивно повторяются формулировки, в частности говорится, что «под флагом государственного научного учреждения антимарксисты имели надежное убежище», и дается подсчет сотрудников по классовому принципу (отсутствующий в «постановлении»): «По подбору сотрудников институт является своего рода паноптикумом. Из 69 штатных работников — 27 бывших дворян и 30 бывших почетных граждан, мещан и духовных сановников. <…> Официально числились в институте 11 коммунистов, но по их собственному признанию, они являлись лишь ширмой и работой руководить не могли». Статья кончается приписанной Комиссии жесткой формулировкой («Комиссия, обследовавшая институт, признала, что в своем современном состоянии его дальнейшее существование совершенно недопустимо») и дежурной фразой о том, что «Ленинградская партийная общественность присоединилась к этим выводам»[346]. Казалось, что судьба Института окончательно решена. Именно с этим постановлением в сознании современников и связывалась ликвидация Института[347], хотя, как будет ясно из последующего изложения, агония его еще продолжалась и продолжалась.

20 декабря Шмит пишет письмо начальнику Главнауки И. К. Луп-полу, из которого следует, что комиссия в «обоих своих пленарных заседаниях» так и не заслушала его доклада[348]. Он напоминает начальнику Главнауки, что еще до окончания работы комиссии получил от него заверения, что будет привлечен к обсуждению вопроса о судьбе ГИИИ. И далее Шмит указывает на свое несогласие с «печальными» выводами о раскассировании Института, опять же пускает в ход демагогию (ликвидация Института грозит «интересам именно того единого <…> искусствоведения, в котором я вижу единственное средство борьбы с формализмом») и объясняет неудачи слияния Института в единый организм «свойствами того человеческого материала», с которым ему «пришлось иметь дело», т. е. намекает на саботаж сотрудников[349]. По всей видимости, Луппол внял аргументам Шмита. Во всяком случае, события развивались следующим образом.

Постановление «комиссии Гоникмана» было зачитано на «экстренном» заседании Правлении Института 24 декабря 1929 года. Оно подверглось обсуждению, причем члены Правления (т. е. руководители отделов) предлагали различные решения, в которых, действительно, просматривались исключительно интересы отделов: С. Л. Гинзбург указывает, что МУЗО вообще не обследовалось, Назаренко предлагает реформировать Институт таким образом, чтобы создать равноправную с четырьмя имеющимися отделами «ячейку марксистского искусствоведения», А. А. Гвоздев предлагает сохранить в основе Института ТЕО, с подключением к нему других отделов, а С. К. Исаков мудро советует не предвосхищать событий. После этого хаотического обмена мнениями Правление постановило «откомандировать Шмита в Москву, чтобы он осветил деятельность ГИИИ и высказал все эти пожелания членов Правления»[350].

Текст доклада Шмита, сделанный им 26 декабря 1929 года на заседании Президиума ГУСа, сохранился в его архиве. Здесь, кроме обычных трескучих и фальшивых фраз («революционное искусствоведение должно быть только марксистским», задачей его «должно быть изучение пролетарского искусства», «ГИИИ должно объявить войну всем видам формализма и эклектизма» и т. д.), Шмит осторожно спорит с идеей Гоникмана о необходимости «разогнать» отделы Института по другим научным учреждениям. Он указывает, что в своих выводах Комиссия ГУСа опиралась на мнение трех членов Правления — Назаренко, Исакова и Гвоздева. Намекая на то, что как раз руководители отделов (т. е. структур еще зубовского времени) и способствовали «усилению отдельского сепаратизма», он предлагает оставить ГИИИ «как единое целое», но при этом разрушить деление по отделам, ибо «раздробленность искусствоведения, которая в Институте поддерживается делением на Отделы», как раз и «препятствует созданию научного марксистского искусствоведения»[351].

Эта идея, продиктованная, возможно, отчаянным желанием Шмита сохранить Институт, а возможно, и его жаждой отомстить ненавистным главам отделов (и в первую очередь — Назаренко и Гвоздеву[352]), как ни странно, была услышана Президиумом ГУСа. Ее, по всей видимости, поддержал Луппол, входивший в Президиум, поскольку она корреспондировала с лозунгом борьбы со «спецификаторством». Через три дня на заседании Правления Института Шмит, отчитываясь о результатах своего выступления в Президиуме ГУСа, указывает, что после прослушивания обоих докладов (Гоникмана и его) последовал обмен мнениями, «в котором приняли участие тов. Маца, Луппол, Ванаг[353] и Попов». Далее в Протоколе пересказывается новая резолюция[354] (см. ее текст ниже).

Заседание Президиума ГУСа (26 декабря 1929 года) проходило под председательством К. А. Попова[355]. Из Протокола следует, что в числе членов ГУСа здесь присутствовали И. К. Луппол и Н. Н. Ванаг, в числе приглашенных — И. Л. Маца[356] и Ф. И. Шмит. Но ни о докладе Шмита, ни об обсуждении докладов в протоколе ничего не сказано: вероятно, по советскому бюрократическому этикету дискуссии не фиксировались. Понятно только, что на заседании рассматривались два вопроса: первый «О реформе ВТУЗов (Доклад А. Я. Вышинского)», второй — «Результаты обследования Государственного Института Истории Искусств (Докл<ад> т. Гоникмана)». В графе «Постановлено» по второму вопросу значится: «Соглашаясь с характеристикой положения дела в ГИИИ, считать необходимым внести на совещание замов[357] два проекта». В качестве первого проекта записаны те самые пять пунктов о раскассировании ГИИИ, которые значатся в финальной части постановления «комиссии Гоникмана» (см. выше: «VII. Результаты выводов»). Другой проект за именем вовсе не Шмита, а «Президиума ГУСа и Главнауки», гласил:

1) Признать целесообразным сохранение ГИИИ как единого научного учреждения, систематически изучающего искусство с марксистской точки зрения.

2) Поручить Главнауке совместно с Главискусством в месячный срок представить на утверждение Коллегии НКПроса новый состав Президиума ГИИИ.

3) Поручить новому Президиуму в месячный срок со дня его утверждения пересмотреть состав действительных членов и научных сотрудников Института, а также руководителей его секций, в целях обеспечения марксистского направления его работы и в тех же целях разработать проект нового положения об Институте и его структуре, представив результаты этой работы в Главнауку и через нее в Президиум ГУСа, вместе с производственным планом на текущий год.

4) Признать целесообразным при создании Ассоциации исследовательских Институтов материальной и речевой культуры включить в нее также ГИИИ.

5) Вопрос реорганизации ИЛЯЗВ и присоединения ЛИТО ИЛЯЗВа к ГИИИ отложить до обследования ИЛЯЗВа, которое поручить Президиуму ГУСа произвести в месячный срок с привлечением к участию в нем работников Ленинградского отделения Комм. Академии.

6) Рассмотрение вопроса о возможности дальнейшего сохранения аспирантуры при ГИИИ поручить Комиссии по подготовке научных работников с условием использования материала, представленного Комиссией по обследованию ГИИИ и с представлением результатов на утверждение Коллегии НКП.

Председатель К. Попов Секретарь Н. Манцева[358]

Вернувшись из Москвы, на институтском заседании Правления 29 декабря 1929 года Шмит сделал информационный доклад о заседании Президиума ГУСа. Прослушав его, Правление постановило составить свою резолюцию и передать ее в Коллегию Наркомпроса и Комиссию ГУСа. В «Резолюции» Институт откликнулся только на второй и третий пункты проекта ГУСа и Главнауки, входившие в компетенцию Института. Причем во втором пункте члены Правления предложили вышестоящим инстанциям не в месячный, а «в двухнедельный срок назначить новый Президиум ГИИИ из 3-х человек». Что касается пункта 3, то он подвергся стилистической правке — пересмотр состава сотрудников и руководителей секций звучал в институтском варианте более кровожадно: «произвести тщательный пересмотр всего личного состава Института на предмет удаления из него всех классово-враждебных элементов»[359].

Между тем Главнаука не спешила с назначением нового Президиума. Ей, похоже, было не до Института: в самом Наркомпросе и его многочисленных подразделениях происходили лавинообразные реорганизации, раскассирования и чистки, заседания, перестановки, отставки. Об Институте вспомнили лишь к 1 февраля 1930 года. Именно этим числом датирована резолюция на приведенном выше втором проекте (о «целесообразности сохранения ГИИИ»). Судя по всему, на «заседании замов» именно этому проекту было отдано предпочтение. 20 января 1930 года заместитель наркома А. С. Бубнова М. С. Эпштейн подписал этот документ и дал распоряжение о его рассылке в различные инстанции: «Лупполу, в Секретариат Главнауки, Раскольникову[360], в Секретариат ГИСа, в Президиум ГУСа и в Комиссию по подготовке научных работников». В Президиуме ГУСа на ней появилась следующая резолюция: «По просьбе т. Луппола отсрочить до организации Ассоциации. Об отсрочке в Колл<егию> послано. 1/И»[361].