Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

• Название: Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
• Автор: Валерий Вьюгин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0182-6

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

---

Постановление Коллегии от 16 сентября 1929 года о «расформировании курсов» было зачитано на заседании нового Правления Института (первого в этом академическом году) 2 октября 1929 года и, судя по протоколу, не вызвало никаких возражений[244]. Обсуждался лишь вопрос о подготовке помещений для занятий последнего оставленного до весны курса[245].

Следует заметить, что никакой идеологической оценки Курсов в документах о ликвидации нет. О ВГКИ чиновники Наркомпроса вспомнили позже, когда основным критерием опалы стал социальный состав учреждения. Мы имеем в виду второй пункт постановления Комиссии по чистке Института, происходившей летом 1930 года. Здесь Курсам дается оценка с «принципиальных позиций» и откровенно говорится о причине их разгрома:

«Организованные при Институте курсы искусствоведения, ныне закрытые — последний выпуск проведен в 1930 г. — являлись собранием дворянско-буржуазной молодежи, которая или не могла попасть в ВУЗы, вследствие классового отбора, или не желала „смешиваться“ с пролетарским студенчеством. После 1924–25 гг., когда в Университете проведена была чистка преподавательского состава и реакционные элементы из профессоров и доцентов уволены — все они сосредоточились на этих курсах. Если принять во внимание, что курсы существовали на хозрасчете, со слушателей взималась довольно значительная плата, за исключением тех, кого Правление освобождало, а это были студенты совсем не пролетарского происхождения, то совершенно ясно, каков состав студентов на существовавших при Институте курсах. А это имеет то значение, что аспирантура пополнялась из состава курсов»[246].

Пейоративная оценка ВГКИ, данная партийными чиновниками, лишний раз свидетельствует о необычном для тех страшных лет составе студенчества на Курсах — интеллигенции «последнего призыва». Она свидетельствует также и о высоком научном уровне профессоров и доцентов, уволенных из других вузов при многочисленных чистках, профессоров-изгоев, которых Зубов на свой страх и риск пригласил в неказенное учебное заведение. Эти замечательные специалисты успели за десятилетие передать свои знания любимым ученикам, создав плеяду будущих ученых в различных искусствоведческих сферах; судьба многих из них оказалась очень нелегкой и часто трагической.

Пятилетний план и соцсоревнование

В отличие от Курсов медленное уничтожение Института провоцировало его постепенный моральный, научный и физический распад.

Научный распад фиксирует деградация научных планов. В цитированном выше отчете указывалось, что по требованию Главискусства «пересмотрены производственные планы с целью большей увязки их с основными вопросами соц. строительства». Эти планы составлялись новыми руководителями, и Шмит в своем отчете от 24 мая 1929 года заверял, что они «должны быть выполнены на все 100 %».

Планы на следующий академический год действительно оказались откорректированными. Для сравнения можно привести план Института на предыдущий 1928/29 год, написанный еще до «реорганизации», вероятно, сразу после запроса Главискусства, т. е. в начале октября 1928 года. Остановимся для примера на планах Словесного отделения.

«Дореформенный» план ЛИТО начинается, как всегда, с указания на преемственность работы: «В центре работ Отдела со дня его основания стоит всестороннее изучение русской литературы 18–20 вв. (вопросы развития отдельных жанров, смены литературных направлений, борьба школ и систем, история критики и журналистики, литературный быт и пр.) и русского языка…». И далее идет перечисление научных работ по всем секциям, кабинетам и комитетам отдела. Единственная уступка требованиям начальства — указание, что в Комитете современной литературы (еще старом), кроме дальнейшего «изучения возникновения и развития символизма и футуризма», «будет организовано изучение языковых и сюжетных корней современной пролетарской литературы»[247].

В отличие от этого документа, в «Производственном плане» ЛИТО на 1929/30 год уже добрую половину занимают работы нового Комитета современной литературы[248]. Общая часть начинается с заверений и формулировок, которые в плане ЛИТО встречаются впервые: указывается, что работа «будет проводиться на основе марксистского подхода к изучению историко-литературных явлений», и для изучения выбираются те эпохи, «которые имеют значение для уяснения диалектики современной литературы».

Справедливости ради следует отметить, что в «старых» научных секциях ЛИТО (истории литературы, теории литературы и художественного фольклора) планировалась обычная исследовательская работа по слегка перестроенным (требовался коллективный труд), но жизнеспособным научным группам: в Пушкинском комитете под председательством Ю. Г. Оксмана шла работа по изучению критического наследия Пушкина и готовились очередные тома издания «Рукописи Пушкина», в Группе по литературному быту XIX века Б. М. Эйхенбаума семинаристы собирались продолжить разработку многочисленных тем (около 25) для готовящегося сборника под общим названием «Литературный быт», в Группе по литературной пародии Ю. Н. Тынянова намечалось продолжение работы над книгой «История русской литературы в пародиях». По прежнему распорядку планировалась разработка теоретических тем в группах по стиховедению Б. В. Томашевского[249], по художественному переводу Л. В. Щербы и С. И. Бернштейна, и по русскому литературному языку В. В. Виноградова; в группе звучащей художественной речи Бернштейн планировал дальнейшее изучение ораторской речи; в фольклорном секторе под руководством В. М. Жирмунского и В. П. Адриановой-Перетц активно велась исследовательская и собирательская работа по русскому устному народному творчеству и фольклору немецких колонистов[250].

Однако работа Комитета современной литературы действительно подверглась кардинальной перестройке. Теперь она планировалась с ориентацией именно на «обслуживание текущей художественной жизни» «широких масс». В плане указывалась организация рецензентского кружка, семинара для рабкоров (по вопросам стенгазеты и заводской газеты), консультаций для начинающих писателей; здесь же группа Андрузского по изучению марксистской теории и методологии наметила разработку материалов к предстоящей конференции литературоведов-марксистов. Можно заметить, как меняются темы докладов: это доклады о творчестве официозных советских авторов[251], а также общие темы с «пролетарским» уклоном, такие как: «Вопросы пролетарской поэзии» (Н. Л. Степанов), «Асеев» (Л. Я. Гинзбург)[252], «Фадеев» (Ц. С. Вольпе), «Либединский» (Л. В. Цырлин), «Молодая пролетарская поэзия» (В. П. Друзин[253]), «Современная лирика и эпос» (Н. А. Коварский), «Современная советская драматургия» (Н. Я. Берковский), «Фурманов» (А. И. Камегулов), «Леф» (А. Е. Горелов). Кроме того, запланировано было установить связь с пролетарскими группировками писателей, такими как ЛАПП, «Стройка», «Резец», «Смена», «Кузница», Содружество[254], а также (по согласованию с издательством ЗИФ) издавать сборники современных пролетарских прозаиков и поэтов. Иначе говоря, в Комитете происходит резкая переориентация на пролетарскую литературу, а творчество замечательных прозаиков и поэтов, принимавших активное участие в работе Комитета на начальном этапе, почти полностью игнорируется[255].

Обращает на себя внимание преамбула к плану Комитета современной литературы. Она начинается фразой: «Вопросы социалистического наступления пятилетки, социалистического соревнования — поскольку они выражаются в современной литературной жизни и формируют самое лицо сегодняшней литературы — имеют найти свое выражение в организации деятельности Комитета». Соцсоревнование упоминается также и в плане Литературного архива при Комитете, который еще по-прежнему возглавляет К. А. Шимкевич, но где теперь, вместо произведений замечательных авторов, указанных в предыдущем плане, предполагается сбор заводских малотиражных газет и стенгазет «с целью изучения жанров и сюжетов в массовом производстве». В конце плана приписано: «В связи с социалистическим соревнованием, Литературный архив ставит себе следующие задачи: 1) увеличение количества и качества <так!> материалов, 2) открытие отдела рецензий, отдела писательских адресов <так!>» и т. д.

Упоминания «пятилетнего плана» и «соцсоревнования», перекочевавшие в производственные планы из директив съездов, превратились в своего рода обязательные слова-сигналы, знаменующие лояльность учреждений. Об этих двух «всеобъемлющих начинаниях» позволим себе сказать несколько слов.

Идея включения пятилетнего плана развития науки в общий план «грандиозного социалистического строительства» была идеей фикс высокой партийной номенклатуры. Указания на то, что планы научно-исследовательских учреждений должны разрабатываться «на основе развития соответствующих отраслей промышленности», появились в постановлениях Совнаркома РСФСР еще в 1927 году, и уже тогда Наркомпросу вменялось вместе с Государственной плановой комиссией РСФСР «выработать для предоставления в Совет народных комиссаров РСФСР соответствующий проект порядка планирования», для чего предварительно предполагалась «выработка инструкций» по созыву совещаний, советов, конференций, организация ассоциаций для рассмотрения этих самых планов[256]. О той же «увязке» планов говорилось в Постановлении Совнаркома СССР «Об организации научно-исследовательской работы для нужд промышленности» от 7 августа 1928 года: «Ускорить и улучшить Высшим советом народного хозяйства разработку пятилетнего плана научно-исследовательской работы с учетом пятилетнего плана развития промышленности»[257].