Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

• Название: «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1
• Автор: Александр Мартынов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-342-3; 5-86793-344-х

В воспоминаниях начальников Московского охранного отделения П.П. Заварзина и А.П. Мартынова, начальника Петербургского охранного отделения А.В. Герасимова и директора Департамента полиции А.Т. Васильева подробно описана «кухня» российского политического сыска конца XIX — начала XX веков, даны характеристики его ключевых фигур (С.В. Зубатов, Е.П. Медников, М.И. Трусевич, С.П. Белецкий и др.), рассказано об убийствах Плеве, Сипягина, Столыпина, Распутина, о нашумевших делах Гапона, Азефа и др.

Все представленные в сборнике мемуары (за исключением книги Герасимова) впервые публикуются в России, а книга Васильева вообще впервые выходит на русском языке.

В аннотированном именном указателе справки о жандармах подготовлены на основе служебной документации жандармского корпуса.

---

Завязалась беседа, которую Савельич поддерживал только односложными репликами, — видимо, он был человек несловоохотливый, но, вероятно, решительный в действиях. Я скоро уяснил себе, что он имел весьма поверхностное знакомство с разными «теориями» революционного учения, а занимался только «практической стороной» максимализма в местной эсеровской организации как один из членов группы в пять человек, готовых к исполнению того очередного «экса», который на них будет возложен по решению старшего в группе, в свою очередь будто бы имевшего связи с верхами местной партийной организации.

Я решил, что моя тактика в отношении этой группы должна состоять в том, чтобы на возможно более отдалённое время «затянуть» её активность, а пока, при помощи этого «осведомителя» и подсобного наружного наблюдения, выявить всех участников и в подходящий момент ликвидировать группу. В этом смысле я поручил Савельичу проводить в жизнь мои решения.

Никакого доверия Савельич не внушал ни мне, ни моим подчинённым, и я решил как можно скорее проверить его перекрёстной агентурой. Однако её надо было ещё найти. Так как в разговоре с Савельичем я установил, что его компаньоны по максималистской группе собираются у некоей шинкарки, разбитной бабёнки-вдовы, живущей в одном из пригородов Саратова, я немедленно распорядился, чтобы двое полицейских надзирателей, или, как они у меня числились в отделении, «агенты для справок», задержали эту бабёнку утром при её выходе на улицу, но не вблизи дома, и доставили бы в жандармское управление для опроса.

По уже установленной практике и соглашению между начальником жандармского управления и начальником охранного отделения (в случае необходимости по ходу розыска произвести следственные действия) надо было заполнить соответствующее сообщение для жандармского управления, в котором кратко упоминались имя, адрес и причины требуемых мер в отношении заподозренных лиц. Начальник губернского жандармского управления, не входя в рассмотрение по существу, выдавал требуемые ордера на обыски и аресты за своей подписью, так как по закону следственные действия могли производить в пределах своего района только те жандармские офицеры, которые занимали должность начальника губернского жандармского управления или его помощника.

Начальникам охранных отделений в провинциальных городах эти права не были присвоены, ибо эти отделения были, как я уже упоминал, созданы распоряжением министра внутренних дел, так сказать, «для внутреннего употребления». Но, с другой стороны, начальник жандармского управления не мог произвести розыск в том городе, где существовало охранное отделение, и мог заниматься розыском только на территории губернии. Такой распорядок приводил к тому, что начальники губернских жандармских управлений должны были иногда скрепя сердце выдавать без промедления требуемые охранными отделениями ордера на производство арестов и обысков, порою не зная даже сути дела. Когда результаты следственных действий попадали в следующей фазе своего развития в жандармские управления — так как все задержанные лица и всё отобранное по обыску неизменно туда направлялось, — неизбежно проявлялось сдерживаемое и затаённое недоброжелательство местного жандармского управления к местному же охранному отделению. Вместо ожидаемых правительством объединённых усилий местных розыскных сил к искоренению революционной активности провинциального подполья получалось нечто совершенно обратное. Силясь отыскать одни только ошибки местного охранного отделения, не доверяя данным, представляемым охранным отделением относительно общей картины революционной активности, расценивая по-своему самые явные и бесспорные доказательства этой активности, начальники губернских жандармских управлений (так, по крайней мере, неоднократно было в Саратове) «не находили оснований» к принятию мер в отношении задержанных за революционную активность мелких местных, а иногда и крупных революционных деятелей.

Только осознав сложность такого механизма взаимоотношений между жандармскими управлениями и охранными отделениями, можно понять, насколько непригодна была система всего жандармского аппарата для борьбы с революцией в период наибольшей напряжённости.

На другой же день после отданного мной распоряжения бойкая бабёнка была задержана на улице моими служащими, одетыми в штатское платье, и препровождена в губернское жандармское управление к его начальнику подполковнику Пострилину. Я поспешил в управление, где и принял участие в опросе задержанной. Перед нами сидела женщина лет тридцати пяти — сорока, типичная здоровая волжанка, с некрасивым, курносым, но задорным лицом, отрицавшая все предъявленные ей обвинения в укрывательстве бандитов и оказании им содействия. Пострилин, посвящённый в мои планы и охотно пошедший им навстречу, давал понять бабёнке, что я являюсь лицом, от которого зависит её дальнейшая участь. Предоставив подполковнику возможность поговорить с задержанной об её дальнейшей судьбе, я вышел из комнаты, где вёлся опрос. Однако не прошло и пяти минут, как из своего кабинета вышел Пострилин и, давясь от смеха, заявил мне, что задержанная хочет говорить только со мной: «По-моему, она просто в вас влюбилась», — хохотал Пострилин.

Я стал немедленно в кабинете Пострилина продолжать опрос, который превратился очень быстро в оживлённую и задушевную беседу. Задержанная только что не объяснялась мне в любви. Во всяком случае, она «готова была на все услуги», и не только по розыску. Она рассказала мне в подробностях о двух затеваемых больших ограблениях (одном — на пароходной пристани, другом — какого-то большого склада) и назвала несколько участников, их адреса и место, где временно хранились оружие и бомбы.

При её содействии мне удалось несколько недель наблюдать за всеми приготовлениями к экспроприациям трёх, мало связанных между собой максималистских групп и выяснить всех участников их. Удалось также точно установить коварство осведомителя «Савельича». Только чрезвычайная ловкость этого опасного бандита, бежавшего из Саратова и арестованного через год в другой губернии, спасла его от начатых мной арестов максималистских банд. При содействии же сотрудницы, привязанной ко мне не только романтическими чувствами, но и небольшим ежемесячным вознаграждением, мне удалось ликвидировать самую опасную в то время «бандитско-максималистскую» деятельность местного революционного отребья. При её содействии, в котором эта сотрудница выявила не только незаурядную сообразительность, но и присутствие духа, ибо наблюдаемые ею близко максималисты были отчаянные сорвиголовы и мстили бы ей беспощадно, я в одном случае захватил на пароходе, отплывавшем от Саратова, группу из четырёх максималистов, отправлявшихся на «экс» в отъезд из города; в другом — захватил целую коллекцию оружия и бомб.

В третьем случае, происшедшем много позже, уже летом 1907 года, эта верная сотрудница спасла мне жизнь, раскрыв готовящееся покушение на меня при помощи и содействии не кого иного, как сторожа и рассыльного Ивана при охранном отделении! Вот как это было.

Вторая половина лета 1906 года, которую я провёл в Саратове, была очень жаркой. Особенно трудно было по ночам, когда накалившаяся задень квартира не давала отдыха. Жара была удушливая. Наученный горьким опытом, на следующее лето я решил переселить семью за город на дачу, находившуюся от моей квартиры в городе в десяти — двенадцати верстах.

Никакого способа сообщения с дачей, кроме экипажа, не было; поэтому я купил по случаю у священника города Вольска пролетку со снимающимися козлами и небольшую крепенькую лошадку Арабчика. Экипаж и лошадь вполне соответствовали принятым мной правилам конспирации, и поэтому, когда я обычно с прислугой, бравшейся мной в город с дачи для приготовления обеда и других домашних услуг и дел, ехал по шоссе и грунтовым дорогам окрестностей Саратова, то всем видом своим я ничем не отличался от мелкого торговца, едущего по делам в город или из города.

Летом 1907 года я уже в третий раз со времени приезда в Саратов менял квартиру как для себя, так и для отделения, и теперь оно помещалось в двухэтажном особняке, расположенном в тихой окраинной части города. Рядом помещалось губернское жандармское управление — также в двухэтажном доме, принадлежавшем одному и тому же хозяину, зажиточному старику купцу. Через улицу напротив было большое глухое место, обнесённое забором, с большим казённым домом (кажется, губернского земства), отведённым под лаборатории. По бокам ютились небольшие домишки с семьями чиновников и отставным людом.

Приехав как-то с дачи и рассмотрев очередные бумаги, я отправился на свидание с секретной агентурой. В одно из первых свиданий я встретился с названной мною выше сотрудницей. То, что она рассказала мне, ошеломило меня. По её словам, от ликвидированных уже мной в то время различных максималистских групп остались кое-какие «хвосты» в виде приятелей или собутыльников. На квартиру одного из таких лиц в последнее время зачастил сторож, он же и рассыльный из моего охранного отделения, Иван Афонин, которого я уже застал в отделении. Этот Иван, служащий, имевший мало касательства к деятельности отделения, ночью спал в помещении отделения и находился там в это время с дежурным чиновником. Занятый по горло разными делами, я мало обращал на него внимания. Среднего роста, с глуповатой физиономией, по виду исполнительный, он каким-то образом попал в компанию совершенно неподходящих людей. Мало того: оказывалось, по словам сотрудницы, что этот Иван, убеждённый приятелями уже арестованной мною максималистской группы, согласился открыть им поздно ночью двери моей квартиры. Остальное было бы довершено ими. Сотрудница передала мне малейшие детали этого замысла.