Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

• Название: «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1
• Автор: Александр Мартынов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-342-3; 5-86793-344-х

В воспоминаниях начальников Московского охранного отделения П.П. Заварзина и А.П. Мартынова, начальника Петербургского охранного отделения А.В. Герасимова и директора Департамента полиции А.Т. Васильева подробно описана «кухня» российского политического сыска конца XIX — начала XX веков, даны характеристики его ключевых фигур (С.В. Зубатов, Е.П. Медников, М.И. Трусевич, С.П. Белецкий и др.), рассказано об убийствах Плеве, Сипягина, Столыпина, Распутина, о нашумевших делах Гапона, Азефа и др.

Все представленные в сборнике мемуары (за исключением книги Герасимова) впервые публикуются в России, а книга Васильева вообще впервые выходит на русском языке.

В аннотированном именном указателе справки о жандармах подготовлены на основе служебной документации жандармского корпуса.

---

Появление такой прокламации, содержащей обычные противоправительственные выкрики, в первый момент немало меня смутило. При полной дезорганизации революционного подполья в то время в Москве вообще (в нём числились скорее в теории, чем на практике, не «комитеты», а «бюро» названной РСДРП, основательно пронизанной моей секретной агентурой, очень осведомлённой) никакое действие, вроде выпуска прокламации, не могло пройти мимо моего осведомления; я бы для верности сказал — «разрешения на выпуск» с моей стороны!

И вот при таком положении социал-демократического подполья вдруг появляется недурно отпечатанная прокламация, своим видом как бы говорящая о хорошо налаженной подпольной организации, подпольной типографии и наличности подпольных активных деятелей! Было от чего почувствовать неприятное изумление, не говоря уже о том, что мне предстояло объяснить появление прокламации моему начальству: градоначальнику и Департаменту полиции, которых я уверял в полном отсутствии революционного подполья и, во всяком случае, о моём полном контроле над этим подпольем и над его деятельностью и лидерами. Если Департамент полиции и принял бы более или менее спокойно мои разъяснения и стал бы ждать, что дадут мои дальнейшие розыски, то градоначальник, не имевший полного представления о революционной деятельности вообще, просто усомнился бы в правдивости моих предыдущих докладов.

Незачем было экстренно вызывать для вопросов по поводу прокламации мою секретную агентуру, освещавшую социал-демократическое подполье: если она что-либо знала новое, я вовремя был бы поставлен ею в известность.

Для проформы я вызвал к себе помощника по заведованию «социал-демократической» агентурой, очень способного и дельного ротмистра Ганько; тот растерянно недоумевал.

Я стал обдумывать случай, стал внимательно вчитываться в прокламацию и постепенно интуитивно пришёл к некоторым заключениям.

Решив, что я разгадал загадку подсознательно и «интуитивно», я вызвал одного из чиновников охранного отделения, в прошлом начальника Туркестанского охранного отделения, престарелого, «матёрого волка» в розыскном деле, Леонида Антоновича Квицинского, и спросил его: «Вы знаете историю находки этой прокламации?» Квицинский знал, конечно! «Так вот, Леонид Антонович, — продолжал я, — возьмите наряд полиции, двух чинов отделения и отправляйтесь немедленно на квартиру некоего типографского наборщика Андреева — адрес его найдёте в адресном столе — и отберите у него всю пачку этих прокламаций!»

Квицинский понимающе подмигнул мне глазом, как бы говоря «Ловко! Секретная агентура хорошо работает, всё знает!» — и удалился исполнять моё поручение.

Часа через два-три Л.А. Квицинский возвратился в мой кабинет и торжественно положил на стол громадную пачку прокламаций, подобных тому экземпляру, который был недавно мне представлен помощником пристава.

«Арестованный Андреев доставлен в отделение и находится в камере!» — доложил мне Квицинский.

«Расскажите, как вы обнаружили прокламации и как вы задержали Андреева», — обратился я к Квицинскому.

«Да всё произошло, как по писаному, — начал доклад Л.А. Квицинский. — Пришли к Андрееву и сразу наткнулись на пачку прокламаций, завёрнутых в газетную бумагу и лежащих в углу его комнаты. Андреев не запирался, и мы его доставили в отделение. Как всё просто, когда имеется хорошая агентура!» — добавил уверенным тоном Квицинский

«Вы, вероятно, не поверите мне, Леонид Антонович, — начал я своё разъяснение, — на этот раз никакая агентура не сообщала мне ни одного слова об издании этих прокламаций, и никто не сообщал мне о месте их хранения у Андреева».

«Так как же вы об этом узнали?» — спросил недоумевающий старый розыскной волк.

«Интуицией!» — ответил я и представил собеседнику нить моих размышлений, которая привела меня интуитивно к правильному решению.

Нить моих рассуждений развёртывалась в следующем направлении. Прежде всего, по общим данным политического розыска, в тот момент не могла существовать, функционировать и даже создаться подпольная социал-демократическая организация, которая наладила бы выпуск хорошо отпечатанных прокламаций; содержание самой прокламации не совсем и не во всём отвечало общей политической линии существовавших тогда социал-демократических организаций, лидеры которых мне были хорошо известны, благодаря прекрасно осведомлённой секретной агентуре; надо было, следовательно, прийти к выводу, что выпуск прокламации — затея, если можно так выразиться, любительская, хотя любитель является человеком с подпольным прошлым. Хорошо отпечатанная технически, прокламация могла быть изготовлена в легальной типографии, втайне от хозяина, каким-нибудь наборщиком по профессии. С какой целью? Один человек, действующий без организации, многого с такой прокламацией не достигнет, даже если попытается с известным риском подкидывать её по подворотням. Не сделано ли это с попыткой провокационного характера?

При моём напряжении, мысль как-то быстро и внезапно остановилась на наборщике Андрееве, который состоял одно время секретным сотрудником в моём отделении и числился сочленом районной московской социал-демократической подпольной организации. Человек не вполне добросовестный, любивший присочинить в докладах, он неоднократно был мною в этом уличен. Наконец, потеряв всякую надежду на возможность верить его докладам, я расстался с ним, предупредив, однако, что с этого момента ему надлежит прервать связи с активными подпольщиками во избежание «недоразумений».

Вчитываясь в прокламацию, лежавшую предо мной на столе, я в некоторых словах и выражениях увидел авторство Андреева и сразу укрепился в своих предположениях. Зачем же понадобилось Андрееву с риском для себя отпечатать эту прокламацию? Возможно, он ожидал, что после того, как будет обнаружена прокламация, охранное отделение вспомнит о нём и снова обратится к нему за содействием в розыске.

Нить примерно таких размышлений привела меня интуитивно к выводу, что обыск у Андреева принесёт с собой результат, мною предположенный. Результат обыска подтвердил правильность моих выводов.

«В таком случае поздравляю вас, Александр Павлович, с одним из самых ваших удачных дел! — любезно заметил мне на моё разъяснение Квицинский. — Ведь вы всё же правильно остановились на одном жителе из почти трёхмиллионного населения Москвы!»

Вот на этой-то «интуиции» в деле политического розыска я невольно с удовольствием всегда останавливаюсь в своих воспоминаниях.

Андреева отдали под суд, и он был присужден к нескольким годам тюремного заключения, которое было прервано революцией.

* * *

Уже из самого характера моих воспоминаний, послуживших материалом для настоящей книги, ясно выступает роль и значение организованного подполья в катастрофе, которой присвоено наименование «Февральской революции 1917 года».

Нельзя отрицать эту роль и значение, если их рассматривать в плоскости длительной, годами веденной разрушительной, я сказал бы, нигилистической пропаганды.

Если же рассматривать роль подполья в смысле непосредственного фактора, приведшего к революции, — она была ничтожна. Я настаиваю на этом утверждении, хотя бы оно показалось моим читателям необоснованным.

Графически формация, рост, активность революционного подполья с начала столетия непрерывно тянулись вверх приблизительно до 1908–1909 годов, после чего быстро и так же непрерывно, я сказал бы, безнадёжно, стали катиться вниз, выражаясь в медленном, но верном ослаблении революционного подпольного организованного напора и в дезорганизации и частичном отмирании и уходе с политической арены целых организаций за шестнадцать лет текущего столетия в России.

Таким образом, организованное революционное подполье, представленное в императорской России времени Великой войны разрозненными и разбитыми ударами розыскных органов разными «бюро», «местными группами» и отдельными партийцами, силившимися что-то представлять собой, действуя от имени Российской социал-демократической рабочей партии, конечно, не могло организовать той катастрофы, которая вылилась в Февральскую революцию.

Я уже сказал, что это вытекает из моих воспоминаний, и вот почему. Первая часть их содержит много случаев из моей борьбы с весьма активным в то время организованным революционным подпольем, тогда как начиная с 1909 года я уделяю гораздо больше внимания побочным обстоятельствам этой борьбы. Что касается моей розыскной деятельности за время руководства политическим розыском в Москве с 1912 по 1917 год, я почти не упоминаю сколько-нибудь выдающихся случаев борьбы с организованным революционным подпольем. Не упоминаю просто потому, что мне не на чем остановить внимание!