Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

• Название: Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
• Автор: Александр Александров
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0310-8

Мария Константиновна Башкирцева (1860—1884), русская художница, автор всемирно известного «Дневника», написанного ею по-французски и несколько раз выходившего по-русски. (Наиболее полный текст публикуется в «Захарове» летом 2003 года.) Большую часть жизни прожила в Париже, где и умерла в возрасте 24 лет. Несмотря на столь ранюю смерть от чахотки, прожила удивительно полную и яркую жизнь. Была множество раз влюблена, больше всего на свете жаждала славы и поклонения, переписывалась с Эмилем Золя и Ги де Мопассаном, выставляла свои картины в Парижском Салоне и получала награды, общалась с замечательными людьми. Всё это так и не увидело света: дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками, которые убрали оттуда самые сокровенные и интимные подробности ее жизни и частной жизни ее семьи. Александр Александров восстанавливает всё то, что осталось за кадром: множество лет он изучал жизнь Муси, как называли Башкирцеву ее близкие, и вряд ли кто знает о ней больше, чем он. «Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую в 1884 году русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее написанный по-французски «Дневник», неоднократно издававшийся в русском переводе в конце XIX — начале XX века и недавно переизданный вновь. ...Какой соблазн изложить законченную человеческую жизнь, наполненную чаяниями и страданиями, душевной и физической болью; жизнь, вызывающую предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы! — не переведутся на земле, ей, Башкирцевой, будут сочувствовать...»

---

и дочерьми в равных долях, что способствовало распылению состояний. Надо от-метить, что перед самой крестьянской реформой в 1859 года оба сына Виктора Павловича, Лев

Викторович и Сергей Викторович, входили в список богатейших русских помещиков,

занимая в них соответственно 45-у и 57-е место (6447 и 5548 крепостных душ), а их зять

граф Александр Григорьевич Строганов занимал в этом списке 40-е место с 6879 крепост-

ными душами.

Достаточно взять все тот же суворинский справочник, чтобы посмотреть, сколько было

земель у наследника князя, его старшего сына Виктора Сергеевича Кочубея, чтобы

почувствовать разницу в общественном положении между князьями Кочубеями и Баш-

кирцевыми. Если у наследников Константина Башкирцева была едва тысяча десятин зем-

ли, то у наследника князя более 60 тысяч десятин в девяти имениях Полтавской, Черни-

говской, Екатеринославской и Нижегородской губерний, и он занимал среди крупных

землевладельцев России 58-е место по количеству принадлежащей ему земли. При этом

надо учитывать, что земли в Полтавской и Екатеринославской губерниях были одними из

самых дорогих в России, соответственно 182, 91 рубля и 161, 32 рубля за десятину, а земля

где-нибудь в Оренбургской губернии стоила 28,51 рубля за десятину. К тому же все самые

крупные землевладельцы, возглавляющие список, имели поместья на Урале, где стои-

мость десятины земли была тоже сравнительно невысокой.

“ Мы были у князя Сергея Кочубея.

Отец оделся отлично, даже надел светлые перчатки.

Я была в белом, как на скачках в Неаполе, только шляпа была в черных перьях и такого

фасона, который в России признан образцом хорошего тона...

Имение князя в восьми верстах от Гавронцев - это знаменитая Диканька, воспетая

Пушкиным вместе с любовью Мазепы и Марии Кочубей.

По красоте сада, парка, строений Диканька может соперничать с виллами Боргезе и Дория

в Риме. Исключая неподражаемые и незаменимые развалины, Диканька, пожалуй, даже

богаче, это почти городок. Я не считаю крестьянских изб, а говорю только о доме и

службах. И это среди Малороссии! Как жаль, что даже не подозревают о существовании

этого места. Там несколько дворов, конюшен, фабрик, машин, мастерских. У князя мания

строить, фабриковать, отделывать. Но лишь войдешь в дом, всякое сходство с Италией

исчезает. Передняя убрана бедно в сравнении с остальными комнатами, и вы входите в

прекрасный барский дом; этого блеска, этого величия, этого божественного искусства, которое приводит вас в восторг в дворцах Италии, нет и следа.” (Запись от 1 октября 1876

года.)

Князь, типично русский вельможа старого времени, взяв ее под руку, ведет по дому и

показывает свою картинную галерею, статуэтки, портрет князя Василия Леонтьевича,

своего предка, которого пытал и обезглавил изменник Мазепа. Портрет этот висел на

стенке шкафа, в котором хранилась в то время его окровавленная рубашка. Впоследствии

эта рубашка хранилась в Покровской церкви села Жуки, соседнего полтавского имения

князей Кочубеев. Может быть, князь Сергей Викторович показывал ей и свой герб, рас-

сказав, что девиз этого герба: “ Elevor ubi consumor!” - возвышаюсь, когда погиб! - дан

Петром I, который возвратил Кочубеям конфискованные имения, а также пожаловал име-

ния Искры, который не имел наследников.

Двоих сыновей князя, Виктора и Василия, в то время в имении не было, и Муся с ними не

познакомилась, но, вероятно, она уже знала, что оба молодые князя пока еще не женаты.

Вот какие женихи, очень богатые и очень знатные, должны были ее заинтересо-вать. Что

впоследствии и подтвердится.

В Гавронцы доходят вести из Европы. Мария узнает, что кардинал Антонелли при смерти.

Опять возникают мысли о Пьетро, которые она, впрочем, отметает. Ей нестерпи-мо

скучно, неужели, думает она, ей предстоит до конца жизни смотреть, как мочатся ко-ровы.

Сколько можно играть на пианино для полтавских гиппопотамов!

Она едет в Черняковку, где провела все детство, чтобы разобраться с дядей Алек-сандром, который управляет не поделенным имением и выяснить все, что касается их до-ли, их

денег. Ей кажется, что дядя обманывает ее и мать. Дядя, однако, легко выдает все

документы и сверх того двадцать тысяч франков, чтобы она могла послать деньги в Ниц-

цу. Естественно, после этого отзывы ее о дяде самые восторженные. Но дядя не так прост.

Через несколько лет она напишет о нем: “продувная бестия”.

Колетт Конье на основании нескольких маловразумительных записей делает за-ключение, что отец ее питает к Марии чувства совсем не отеческие, о чем ее осторожно пытается

предупредить дядя Александр, но сама же не знает, как быть с явным противо-речием в

его словах, поскольку он же со своей супругой Надин уговаривают Марию, что-бы она

сделала все и забрала с собой в Италию Константина Башкирцева.

Вот как об этом написано в неизданной части дневника:

“Он (дядя Александр - авт.) говорит мне, что я совершаю ошибку, оставаясь в Гав-ронцах, что мое пребывание здесь только обесчестит меня, что от сестер моего отца мож-но

ожидать всего, что они способны даже подсыпать снотворного, как в романах месье

Ксавье де Монтепена, и, наконец, что Паша распространяет слухи, будто я вела себя с ним

многообещающе, и потом еще говорят, что отец ухаживает за мной, только он сказал это

по-другому”. ( Неизданное, 23 октября 1876 года,)

По-другому, это как? Волочится? Мы не знаем. И делать умозаключения на осно-вании ее

записей, пусть и очень откровенных, мы не можем, потому что в основе всех ее чувств

всегда лежит сильное преувеличение. Кроме того, я не располагаю полным текстом ее

дневниковых записей, а делать на основании вырванных из контекста отрывков какие-

либо умозаключения я не могу. Так что вопрос о том, переходил ли в своих ухаживаниях

ее отец границы приличий и был ли у него к собственной дочери сексуальный интерес, оставим нерешенным. Вполне резонно предположить, что такой интерес мог быть и у са-

мой Марии Башкирцевой к отцу: ведь не зря она предложила ему игру считать его стар-

шим братом и называть Константином.

Так или иначе, они с отцом в один прекрасный день, когда в России уже наступила зима, выпал снег, и при выездах сменили кареты на сани, собрались, наконец, за границу.

Провожал их печальный Паша, не спуская с нее влюбленных глаз. Будучи центром

внимания, она не удержалась, чтобы не сделать прилюдно выговор своей гувернантке

Амалии. Все более и более распаляясь, она отчитывала ее на языке Данте. Паша стоял в

стороне, и все смотрел на нее с печалью. Ей искренне было жаль этого милого и благо-

родного человека. Они вошли в вагон, и Паша поднялся за ними. Вокруг нее толпились

отец, дядя, брат. “Пустите меня, пустите проститься с ней”, - умолял Паша - его пропусти-

ли. Поезд тронулся, а он никак не хотел сходить на перрон, целую ей руку. Впервые, по

русскому обычаю, она даже поцеловала его в щеку. Наконец он спрыгнул и побежал ря-

дом, как верная и преданная собака. Ей было жаль его бросать. Прямая душа, золотое

сердце. Но что делать?! Такие, как он, таким, как она, никогда не были нужны.

Глава десятая

ПОЛТАВА-ВЕНА-ПАРИЖ-НИЦЦА-САН-РЕМО-РИМ-НИЦЦА

И вот, наконец, они в Париже с отцом. Муся волнуется, как пройдет его встреча с матерью.

Останавливаются в гостинице “Grand-Hotel”, находят там депешу от матери, а к вечеру

появляется и она сама с Диной. “Произошло несколько неловкостей, - замечает Муся, - но

ничего особенно тревожного”. Так в напечатанном дневнике, на деле же она записывает:

“... распущенный, сухой, бесчувственный человек перед больной, возмущенной

женщиной. Она не могла удержаться от упреков, а он видел в них только оскорбление. А я

- между ними!” (Неизданное, 18 ноября 1876 года.)

Итак, встреча супругов через несколько лет начинается с упреков. По мнению матери, отец

сорвал брак дочери с Грицем Милорадовичем. По мнению отца, это она сорвала брак

более предпочтительный, с Пашей Горпитченко. Муся между двух огней, но все-таки

пытается найти пути к примирению родителей. Начинаются совместные поездки в Оперу

на “Прекрасную Елену” и “Поля и Виргинию”, мучительные часы в дорогих, но

маленьких и неудобных, ложах французских театров.

Их ждет завтрак у мадам Музэй с депутатом Полем Гранье де Кассаньяком. Поль

предлагает им билеты на спектакль в la Chambre, так называют палату депутатов. Весь

Париж бывает на этих “спектаклях”.