Марк Ходдер - Экспедиция в Лунные Горы

• Название: Экспедиция в Лунные Горы
• Автор: Марк Ходдер
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978–1–61614–535–4

1863 год, хотя и не тот, который должен быть... Время резко изменило свое направление, и все ведет к разрушительной мировой войне. Премьер-министр лорд Пальмерстон верит, что завладев всеми тремя глазами нагов он сумеет избежать войны. Два камня у него уже есть, но ему нужен третий, и он посылает за ним сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона. Для королевского агента это возможность вернуться в Лунные Горы и найти истоки Нила. Но на его пути встает соперничающая экспедиция с Джоном Спиком во главе. Их столкновение может разжечь войну, которой пытается избежать лорд Пальмерстон! Захваченный запутанной паутиной причин, следствий и неизбежности, Бёртон понимает, что ставки даже более высоки, чем он ожидал. Последнее сражение должно развернуться в Лондоне в 1840 году, и в нем Бёртону предстоит сразиться с тем, кто вызвал изменение времени — Джеком-Попрыгунчиком! «Экспедиция в Лунные Горы» завершает серию, начатую «Загадочным делом Джека-Попрыгунчика» и «Таинственной историей заводного человека». Примечание от переводчика:  Некоторые уже знают, что издательство Бартельманс отказалось от выпуска 3-ей книги Ходдера "Экспедиция в Лунные Горы". Поэтому я решил продавать подготовленный перевод. Замечу, что тем самым я выполнил свое обещание: теперь вся трилогия есть на русском. И сразу отвечу на незаданный вопрос: нет, 4-ую книгу я переводить не буду, она выбивается из общего ряда, отзывы скорее отрицательные. А.Вироховский  

---

Пробиваясь сквозь препятствия, колонна Спика быстро стала походить на экспедицию оборванцев. В качестве носильщиков он использовал рабов, которые пользовались любой возможностью для побега, зачастую унося с собой оборудование и припасы. А прусские солдаты, которых не сопровождала сестра из Сестринства Благородства и Великодушия, постоянно болели лихорадкой и многочисленными инфекционными болезнями.

Как и предполагал Бёртон, огромное преимущество Спика во времени почти растаяло, и, разочарованный, предатель решил ускориться, бросив северный путь и перейдя на южный, которым шел королевский агент. Бёртон попытался узнать у старосты, насколько Спик опережает его.

Как и обычно, чувство времени у африканцев отсутствовало напрочь. На вопрос о том, когда Спик прошел через их деревню, последовал ответ:

— Дни, дни, дни, дни и еще дни.

— Сколько?

— Вот... — и Гоха вытянул руку и указал вдаль.

Бертон, несмотря на весь свой опыт и самые разные вопросы, так и не смог понять, что он имеет в виду. 

Позже, разговаривая с Суинбёрном, исследователь заметил:

— В Африке время течет иначе, чем в Европе. И у людей совершенно другое понятие о нем.

— Быть может, более поэтичное, — ответил Суинбёрн.

— Что ты хочешь сказать?

— Они измеряют время не секундами, минутами или часами, но силой впечатления. Если они очень раздражены экспедицией Спика, значит она прошла здесь совсем недавно. Если они лишь слегка недовольны, но еще помнят всяческие неприятности, вызванные ей, прошло достаточно много времени. А если они чувствуют себя хорошо, хотя и помнят, что были расстроены, то, очевидно, дело происходило очень давно.

— Никогда не смотрел на это с такой точки зрения, — признался Бёртон. — Быть может ты и прав.

— Не то, что бы это очень помогает, — заметил его помощник. — Мы все равно не знаем точно, когда Спик был в деревне. Насколько было бы легче, если бы старый Доха мог сказать: «Они был здесь в последнее воскресенье, в пять часов пополудни!» Внезапно на его лице появилось изумленное выражение. — Эй, Ричард! Какой сейчас чертов день? Я не имею понятия!

Бёртон пожал плечами.

— И я. Я не отмечаю даты в дневнике с... — Он замолчал, потом недоуменно развел руками. — Очень давно.

Уйдя из Зивы, они прошли через широкие холмистые саванны и взобрались на плоскогорье Угого. Отсюда они могли видеть далеко позади бледно-лазурные горы Усагара, покрытые туманом и прорезанные багровыми полосами. Впереди, на западе, местность опускалась в широкую равнину, заросшую коричневыми кустами, среди которых торчали гротескно изогнутые калебасовые деревья и бродили стада слонов; потом земля опять поднималась, становясь чередой грубых холмов. На юге и на севере торчали заросшие зеленью каменные бугры.

Пересекая равнину, они натыкались на деревни, в которых жили люди народа вагого, которые, не так страдая от опустошительных набегов работорговцев, были намного менее робкими и намного более любопытными. Они толпой вываливались из деревень, чтобы посмотреть на проходящих мимо ваконго — путешественников — и кричали: «Ура! Ура! Наверно это хорошие люди, которые охотятся на плохих! Схвати их, Мурунгвана Сана со многими языками, потому что они убили наш скот и выгнали нас из домов!»

Однако, хотя простые люди обычно считали сафари Бёртона чем-то вроде карательного отряда, который должен отомстить Спику за его преступления, старейшины, с которыми говорил исследователь, были намного более подозрительны. «Что будет с нами, — спрашивали они, — когда твой народ завоюет нашу землю?»

Бёртон не мог ответить на этот вопрос, и это заставило его все больше и больше думать о Пальмерстоне.

«Как британским подданным им будут предоставлены все права.»

Исследователь чувствовал, как в нем нарастает тревога.

Они остановились на день около деревни Кификуру, первой, в которой говорили на языке ньямвези, а не на суахили.

Суинбёрн с удовольствием читал жителям свои стихи. Те, разумеется, не понимали ни слова, но громко смеялись над его странными ужимками и прыжками, над нелепыми жестами и экстравагантными гримасами. Неизвестно почему, но больше всего им нравился куплет из «Походного марша», и они требовали повторить его снова и снова.

Куда мы знаем, и откуда,

Нам все равно, каким путём.

Пускай желаний странных груда,

И трепет перед новым днём,

И боль несчастий нам мешают — мы напрямик идём.

Что-то в самой первой строчке вызвало большое веселье аудитории — быть может, ритм, или звук слов — и весь остаток дня крошечный поэт ходил в окружении толпы детей, которые распевали:

— Кодамынаем! Изакуда! Наамравно! Каакпуте!

— Ей богу, Ричард, — воскликнул Суинбёрн. — Я себя чувствую как проклятый Крысолов из Гамельна! Но разве эти мелкие плутишки не чудо, а?

— Они будущее, Алджи! — ответил Бёртон и в то же мгновение почувствовал, как сердце защемило от непонятной печали.

На следующее утро экспедиция собрала багаж и пошла дальше. Бертон уносил с собой растущее разочарование и тревогу. Остальные решили, что он погрузился в размышления. Он сидел на муле, его черные глаза горели, челюсть, скрытая под длинной кустистой бородой, была крепко сжата.

Сезон дождей закончился, и на равнине, покрытой длинной жесткой травой, уже появились глубокие трещины. Им потребовалось два дня, чтобы пересечь их, и все это время Бёртон почти не разговаривал. Потом они прорубились через густые джунгли и оказались на огромной поляне, шириной не меньше десяти миль. Именно здесь его поджидал великий вождь племени вагого по имени Магомба, с которым у Бёртона были неприятности в 57-ом. Магомба потребовал, чтобы Бёртон заплатил хонго не только за свою экспедицию, но и за Спика, который прошел через равнину силой. Кроме того он потребовал компенсацию за убитых пруссаками девять человек.

Магомба был человек с черной как смоль кожей и тысячью мелких морщинок. Клочки скрюченных седых волос вызывающе торчали на его наполовину лысой голове; белки глаз пожелтели, а зубы стали коричневыми. С мочек свисали такие большие медные кольца, что почти доставали до плечей.

Он — одни кости и суставы — сидел на стуле в бандани деревни, постоянно жуя спрессованный табак и немилосердно кашляя.

Бёртон и Саид сидели перед ним на полу, скрестив ноги.

— И еще учави — черная магия, — сказал Магомба. — Я не хочу учави в своей стране.

— Что случилось, О Магомба, — спросил Бёртон. — Расскажи мне.

— Один из людей твоего народа...

— Не моего! — прервал его Бёртон. — Они враги моего народа!

— Один из людей твоего народа схватил человека за шею и тряс его, пока он не упал на землю. На следующее утро человек превратился в дерево. Нам пришлось отрезать ему голову и сжечь. А теперь слушай внимательно, потому что я расскажу тебе о цене, которую ты должен будешь заплатить за проход по моей области.

Требования Магомбы скорее напоминали грабеж. Бёртон и Саид спорили полдня, и, в конце концов, были вынуждены заплатить десять украшенных одежд, шесть мотков медной проволоки, семь связок голубого хлопка, двадцать пять медных пуговиц, карманные часы, четыре ящика с бусинами, плитку табака и бутылку портвейна.

— Хорошо, — сказал Магомба. — Вот теперь я прикажу убить овцу, чтобы твои люди могли поесть. Как хорошо увидеть тебя опять, Мурунгвана Сана. Из всех грязных дьяволов, мучающих эту несчастливую страну, ты — самый лучший.

На следующее утро, когда экспедиция готовилась к отходу, старый вождь нашел Бёртона и сказал:

— Я пересчитал твой голубой хлопок. Только семь связок.

— То, на что мы согласились.

— Нет. Ты обещал девять.

— Ты ошибаешься. Мы сказали семь, и там семь.

— Я приму восемь, при условии, что ты дашь клятву.

— Какую?

— Ты должен поклясться, что не ударишь по моей земле засухой, болезнями и несчастьями.

— Хорошо, восемь. И я клянусь.

Носильщики Бёртона уже пробивали дорогу через окаймляющую поляну джунгли. Бёртон повел экспедицию вверх, через холмы, и, постепенно, они вышли на сверкающие белые равнины кенийского района. Идти стало легче, зато на них обрушились адская жара и упрямые слепни. Дочери аль-Манат с трудом управляли лошадьми, все время шарахавшимися от наглых кровососов, тяжело нагруженные мулы брыкались, били ногами и норовили сбросить поклажу. Земля постепенно поднялась, стала более каменистой, почти исчезли ручейки; экспедиция использовала припасы и воду быстрее, чем обычно.

Потом началась холмистая, очень неровная местность, заросшая кустами дрока и наполненная трещинами и бездонными сухими колодцами.