Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

• Название: Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Осенние тропы судьбы ведут в край дочерей Лалады, где живёт чёрная кошка – лесная сказка, которая преданно любит и терпеливо ждёт рождённую для неё невесту.

Встреча женщины-кошки и её избранницы горчит прошлым: зажившая рана под лопаткой у девушки – вечное напоминание о синеглазой воровке, вступившей на путь оборотня. А призрак зимы ждёт своего часа, только откуда придёт предсказанная вещим мечом беда – с запада или с востока? Когда сломается лёд ожидания и что поднимется из-под его толщи?

---

Повозка скрипела и тряслась. От толчка кукла свалилась с задка и тяжело шмякнулась наземь – прямо перед Цветанкой, лежавшей между задних колёс. Воровка с трудом подтащила её к себе, скинула кафтан и обернула им добычу. На голову кукле она напялила свою шапку – ни дать ни взять, ребёнок. Когда она выкарабкалась из-под повозки, какой-то дядька со всклокоченной бородой воскликнул рядом:

«Ох, батюшки, ребятишек чуть телегой не затоптали! Малец, ты цел? Младшенького-то не зашибли?»

«Целы мы, дяденька», – ответила Цветанка и дала стрекача.

Тяжесть денег в кукле гнула Цветанку к земле, а кровоточащее сердце в груди нести было ещё труднее. Лучше бы с повозки упала Нежана! Уж Цветанка избавила бы её от надобности терпеть этого пузатого, завитого и расфуфыренного хряка, который относился к молодой жене, как к покупке…

Её догнал Нетарь, перехватил куклу, и они вместе побежали дальше, пока не оказались за чертой города, на заросшем бурьяном пустыре. Там они развернули Цветанкин кафтан, и Нетарь вспорол куклу ножом.

«Мы богаты!» – возбуждённо прохрипел он, сверкая горящими в предвкушении глазами.

Воришки надеялись, что их ослепит блеск золота, но из куклы с издевательским стуком посыпались мелкие черепки битой глиняной посуды вперемешку с гвоздями. Откуда им было знать, что настоящую денежную куклу молодым вручат только дома, а эту посадили на повозку именно для страховки от воров?

«Ну что, богач? – затряслась Цветанка от хохота. – Околпачили тебя? Начиночка-то… того!»

«Вот же жлобы, – ругнулся Нетарь, вскочив на ноги. – Жлобьё торгашеское!»

С этими словами он в сердцах пнул куклу, да только ушиб ногу о её жёсткую набивку. Взвыв, он схватился за пострадавшую ступню, а Цветанку душил странный, болезненный смех, неостановимый и изнуряющий, пополам со слезами. Перед её глазами стояло бледное лицо Нежаны под фатой. Если бы она могла вырвать её из золотой клетки, умыкнуть от мужа, который, без сомнения, будет Нежане постыл и ненавистен!… Не стерпится, не слюбится. Не бывать этому.

Махнув рукой, Нетарь плюхнулся в траву и тоже расхохотался, не улавливая в смехе Цветанки мучительный надрыв – почти крик.

«Да-а… – протянул он. – Здорово они нам зад на палку натянули! Но всё-таки какими же жлобами надо быть, чтобы вместо настоящих звонких монет совать хлам! Это же свадьба, могли б и по-настоящему обычай соблюсти…»

«Не жлобы, а… бережливые люди, – заикаясь от нездорового хохота, подколола Цветанка. – Им своих денег жалко – а вдруг с ними в толпе что-то… приключится?»

Холодный ветер дул в грудь и остужал сердце, рыжеющий простор трав не радовал своей свободой: как дышать волей в одиночку? Зная, что та, кому эта воля нужнее, ею никогда не будет обладать? Слишком невыносимо. Слишком серое и равнодушное было это небо, чтобы понять тоску Цветанки. Не понимал этого и Нетарь, который всё ещё поражался тому, как они лопухнулись с куклой – то плевался, то хохотал, то ругался и расшвыривал в стороны черепки и гвозди.

Никто не мог этого понять, лишь в зеркальных глазах призрачного волка, которого Цветанка время от времени видела во сне, отражалось точно такое же страдание. Цветанка понемногу перестала обмирать перед ним в безмолвном ужасе, а однажды даже решилась поговорить с ним: больше не с кем было поделиться своей невысказанной болью. Бабушку юная воровка не хотела беспокоить лишний раз своими тревогами, чтобы та прожила оставшееся ей время безмятежно; волк же, казалось, сам жил Цветанкиными мыслями и понимал её, как никто другой. Странно было найти родственную душу в этом бесплотном чудовище, этом сгустке холодной мглы, но, наверное, лучше такой собеседник, чем никакого…

Опять мохнатые громады, дома-медведи, дышали в полусне-полубодрствовании – одним глазом дремали, а другим наблюдали за Цветанкой и вполуха слушали её речи. Обхватив колени одной рукой, меж пальцев другой она пропускала пряди низко стлавшегося по стылой земле тумана, а напротив неё полупрозрачной глыбой лежал волк, устроив голову на лапах. Это был не разговор в обычном смысле: Цветанка просто думала обо всём, что её снедало, и мысли сочились в неуютный мрак этого места, сплетаясь в нити печального призрачного шёпота.

Настал день, а вернее, ночь, когда ей захотелось дотронуться до косматой шеи волка, почесать ему за ухом. Ей казалось, что зверь тоже томится от немой печали, и хотелось его как-нибудь утешить. Приласкать призрачное чудовище? Как ни странно – да. Когда её пальцы погрузились в белёсые волокна тумана, из которого состояла шерсть волка, их словно отрезало уничтожающим, мертвящим холодом, как если бы они попали в снежный буран невероятной силы. А морда зверя начала видоизменяться, принимая человеческие черты… Собственное лицо увидела Цветанка в глубине серебристо-молочного вещества, из которого состоял волк-призрак!

И проснулась.

Ей предстояла куча дел: латать дыры, ставить заплатки; топить печь, таскать воду, греть её и стирать одежонку своих подопечных; когда печка остынет, устроить ребятам баню прямо в ней. Внутри было достаточно места, чтобы устроиться взрослому человеку, и даже оставалось пространство, чтобы поставить банные принадлежности; многие, не имея собственной отдельной бани и не желая идти в общую, мылись так. Вычистив печь от золы, углей и сажи, Цветанка выстлала её изнутри соломой, поставила кадку с отваром душистых трав, шайку со щёлоком и разложила заблаговременно распаренные веники.

«А ну-ка, пирожки мои румяные, запрыгивай! – велела она ребятам. – По двое, живо! Бодрее, пошевеливайся!»

Ребята со смехом и шутками полезли в печку, представляя себя калачами. Маленького Драгаша подсадили на длинной лопате для хлеба; тот подумал, что его и правда собрались запекать, испугался и заревел. Впрочем, увидев внутри живых и здоровых мальчишек, растиравшихся мочалкой, скоро успокоился.

«Живее, мелюзга, живее, – поторапливала Цветанка. – Вымылся – вон из печки, другим дай место! Вас куча, а печка одна!»

Сама она при всех раздеваться не стала, сказав, что помоется потом: слишком много дел сегодня. Скрывая своё естество, она улучала для мытья минутки, когда в доме никого, кроме неё с бабушкой, не было. Забиралась обычно в большое корыто, наскоро растиралась мочалкой, промывала в щёлоке или отваре мыльнянки голову, ополаскивалась – и готово. Месячные у неё пока не наступали вообще, и она, честно говоря, ждала их прихода с ужасом, завидуя бабушке, уже свободной от этой женской напасти. Даже представить было трудно, как она станет скрывать это неприятное обстоятельство… Если б она могла не взрослеть и не созревать!

Когда земля оделась в первый, ещё тонкий, как свадебная фата, зимний убор, стряслась беда: поймали Нетаря. Они с Цветанкой, как всегда, орудовали на базаре; незадолго до этого у них состоялся неприятный разговор.

«Слушай, Заяц… Может, это не моё дело, но сколько верёвочку ни вить, а кончику быть, – сказал парень. – Не знаю, как тебе удалось обвести вокруг пальца всех остальных, особенно Ярилко, но я тебя уже давно раскусил… Девка ведь ты. Понимаю, почему ты это скрываешь: боишься, что домогаться тебя начнут, шмарой сделают. Знаю, что не от хорошего житья ты с нами снюхалась, но я б на твоём месте держался от воровского братства подальше».

Цветанка молча скатала снежок. Рыхлый пушистый снег обжигающе таял, пальцы побелели, а нутро заледенело.

«Ты не на моём месте, – процедила она ожесточённо. – И не тебе меня учить, что мне делать».

«Так ведь боязно мне за тебя, – промолвил Нетарь. – Вдруг правда вскроется? Ума не приложу, где были Ярилкины глаза, когда он тебя к нам привёл… И почему он до сей поры как слепой. Может ты, как твоя бабка – того? Ведьмачишь?»

«А ежели и так, то какое твоё дело? – прищурилась Цветанка. – Смотри, держи язык за зубами. Рассержусь – наколдовать могу, мало не покажется».

Она сама не знала, почему пригрозила Нетарю, а не попросила по-хорошему… Из всех «дружинников» шайки Ярилко он был единственным, кого ей хотелось бы назвать другом, но слишком неожиданно и резко он обнаружил свою осведомлённость. Цветанка чувствовала себя уязвлённой и беззащитной. Получалось, что всё это время Нетарь знал её тайну, и Цветанка находилась в его руках. В его воле было проболтаться или промолчать, а кому ж сладко висеть на ниточке чужой воли? Нет, она знала, чувствовала: Нетарь – не Гойник, до домогательств не опустится, но… Всякий раз, когда кто-то прикасался к её «больному месту», ей хотелось свернуться ежом и выставить колючки. Что она и делала сейчас.