Жоржи Амаду - Касстро Алвес

• Название: Касстро Алвес
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Книга Жоржи Амаду «Кастро Алвес» — не просто биография поэта, хотя написана она на основе всех существующих в бразильской историографии источников, хотя жизненный путь Кастро Алвеса воссоздан с документальной точностью на широком общественном и литературном фоне. И это не исследование поэзии Кастро Алвеса. Книгу писал не ученый-биограф, не литературовед, а большой писатель с оригинальным, глубоко национальным талантом. Законченная в 1941 году, она стоит в ряду романов, созданных Амаду в тридцатых годах, связана с ними внутренним единством.

Пер. с португальск. Ю. Калугина. Стихи в переводе А. Сиповича.

---

Голос поэта — это тот «стальной голос», о котором он сам говорил:

Пусть голос народа стальной
Звучит, как раскат громовой.
Мы отпрыски древних Катонов
Услышав, народ, голос твой,
Тираны теряют покой,
Основы колышутся тронов.

Поэт уходит во главе народа. Представь себе его, подруга, шествующим во главе толпы. Он замечательно храбр и благороден, благородна его ненависть к тиранам, благородна и любовь его к народу.

ГЛАВА 12

Мадонна бледная моих мечтаний,

Благая дева Энгандинских гор!

Молодой баиянец, талантливый скрипач, прибывший в Ресифе на гастроли, привез ему вести о тревожном состоянии здоровья отца. Другое печальное известие Кастро Алвес получил еще раньше: его старший брат, поэт, подражавший Байрону, помешался, бросил занятия на инженерном факультете и приехал из Рио-де-Жанейро в Курралиньо. Но и на лоне природы он не нашел успокоения и покончил с собой, оставив семью в безутешном горе. В жизнь он не верил, смерть была его судьбою, самой желанной и самой нежной из возлюбленных, только она была способна принести ему счастье. Он был одной из последних жертв байроновского романтизма, столь популярного среди юношей того времени. Кастро Алвес нежно любил брата и тяжело пережил его потерю. Однако перед ним была жизнь, жизнь во всем — в людях, которые проходили мимо, в женщинах, которые улыбались ему, в поэтах, которые декламировали стихи, в студентах, которые постоянно чем-нибудь возмущались, — и горечь утраты постепенно сгладилась.

Прежде чем уехать в Байю на каникулы 1865 года — года Идалины, «Века», дружбы с Варелой, года «Рабов», — он появился на празднестве в театре Санта-Изабел в честь скрипача Франсиско Муниза Баррето Фильо. Там собрались все видные люди факультета. Они пришли приветствовать мастера скрипки, пришли поаплодировать своему собрату по искусству, поддержать его и поощрить. В то время Кастро Алвес и Тобиас Баррето еще были друзьями. Тобиас даже посвятил Кастро Алвесу одну из своих поэм. Оба, уже знаменитые, популярные среди студенческой молодежи Ресифе, они еще не оказались в противоположных станах. И на этой праздничной встрече людей искусства и литературы Кастро Алвес, пожалуй больше чем кто-либо другой, имел основание приветствовать гастролера. Ведь тот был его земляком, знакомым еще по Байе.

Скрипач кончил играть. Затихли долго длившиеся аплодисменты. Бледный и красивый Кастро Алвес появился в ложе. В партере находился Тобиас. Кончив аплодировать, он уже собирался сесть на место, когда Кастро Алвес обратился к нему:

— Разреши мне, Тобиас, сказать слово в честь Муниза Баррето Фильо…

Студенты замерли в ожидании. Тобиас поднял голову, секунду подумал и произнес стихи, которые сами по себе явились данью таланту Муниза Баррето Фильо:

Смычком ты завораживаешь вечность.

Едва только умолк Тобиас, как начал свое импровизированное выступление Кастро Алвес. В театре воцарилась мертвая тишина. Все были очарованы его музыкальным голосом. Профиль молодого поэта, яркий блеск глаз, смоль волос, высокий лоб — все привлекало к нему внимание. Ни на минуту не останавливаясь, он сочинял все новые и новые стихи. Можно было подумать, что он принес их готовыми. На устах женщин, подруга, заиграла улыбка восхищения. А голос Кастро Алвеса гремел:

О чародей! Прими из уст поэта
Восторга дань искусству твоему.
Здесь все подвластны чувству одному:
Все пленены твоей игрой, Баррето.
Твоя игра — то дивный праздник света;
Он озарит собой любую тьму,
В сады блаженства превратит тюрьму
И холод зимний — в ласковое лето.
Гармонией небесной вдохновлен,
Ты претворил мгновений быстротечность
В певучий и лучистый райский сон.
Мы в этом сне познали бесконечность.
Свободны от пространств, свободны от времен.
Смычком ты завораживаешь вечность.

И, закончив последнюю строфу, поэт исчезает в глубине ложи. Друзья бросаются к нему, чтобы обнять и выразить свой восторг. Его спешит поблагодарить Муниз Баррето, и Тобиас Баррето тоже подходит поздравить с совершенной, формой стиха. Но истинное волнение охватывает Кастро Алвеса, когда перед ним появляется Эужения Камара.

— Я позавидовала Мунизу Баррето…

— В чем, сеньора?

— Он заслужил такие красивые стихи…

И она ушла. А он остался стоять с замершим сердцем, тяжело переводя дыхание. Ведь она была его безрассудной мечтой любви.

* * *

После того как Кастро Алвес сдал экзамены, болезнь отца вынудила его уехать в Байю, Эти каникулы начались для него печально, ибо отец его в январе умер, став жертвою бери-бери{41}. К тому же доктор Алвес оставил семью в трудном материальном положении. В то время они жили на улице Содрэ, и поэт в припадке безысходной тоски заперся там. Ему было гораздо тяжелее, подруга, пережить этот удар здесь, в Байе, где не было для него утешения: ни студенческого движения Ресифе, ни поэтических конкурсов, ни женской ласки. Идалина осталась позади, Эужения Камара была лишь далекой надеждой. А он не умел работать, не умел творить без любовного поощрения, без уверенности в том, что в благодарность за стихи получит любовь женщины.

Слухи о его поэтической славе, об успехах в Ресифе уже дошли до Баии. Однако его еще никто не искал и вокруг него никто не группировался. Напротив, Муниз Баррето, видный старый деятель, родственник скрипача, которого Кастро Алвес недавно приветствовал, организовал общественный бойкот молодому поэту, о котором рассказывали разные разности. И вот поэт оказался в грустном уединении, одиноким в огромном доме, где родные оплакивали смерть отца. Он никуда не выходит из дома, он размышляет о брате. Он боится, что и его самого ждет та же участь — помешательство. Родные пугаются его печали, и тогда кто-то, желая отвлечь внимание юноши от мрачных мыслей, обращает его внимание на соседок — трех сестер: Сими, Эстер и Мари.

Как-то к вечеру он, подойдя к окну, замечает их. И если Мари не желает встречаться взглядом с поэтом, то две другие сестры смотрят на него с восхищением: они уже слышали о нем и теперь убеждаются, что рассказы о внешности молодого поэта — правда. У него и в самом деле большие глаза, чувственный рот и красивые волосы, и он мужествен. Кастро Алвес тоже очарован обеими сестрами. Проходит вечер, а с ним, подруга, исчезает и меланхолия поэта{42}.

Теперь он проводит все время у окна, флиртуя с прекрасными сестрами, прося свидания, посылая им поцелуи. А они лукаво улыбаются, не зная, кого же он предпочитает, какой из двух отвечает взаимностью. Но он и сам этого не знает. И если для Сими, которая вскоре должна выйти замуж, он пишет «Еврейку»{43}, то для Эстер он сочиняет один из сонетов «Ангелы полуночи» — о женщинах, которых он любил и которые приходят к его смертному одру. Первой, заполнившей его мысли и вдохновившей его музу, была Сими. Но разве она не уезжает, не выходит вскоре замуж? И юноша, не будучи способен на платоническую любовь, искушает ее одним из самых красивых своих стихов. Он делает ей отчаянные предложения:

Уйдем со мной, сокроемся в пустыне.
Как от Саула скрылся там Давид.
Ты Суламифью стань моей отныне,
И наш союз сам бог благословит.

Но Сими принимает стихи и… смеется над поэтом. Он ей нравится, да, но как друг; она восхищается тем, что он пишет, однако сердце ее уже принадлежит другому. Очарованием музыки этих стихов она не дает себя увлечь:

Там, у ручья, где плач звучал Рахили
В минувшие священные года,
В шатре простом с тобою бы мы жили,
И я бы пас овец твоих стада.

Он называет ее самыми красивыми именами, говорит ей самые нежные слова, которые только знает:

Еврейка милая, тебя нежнее
Где женщину еще найти б я мог?
О роза бледная из Иудеи,
Израиля печального цветок!

Роса, вечерняя звезда, цветок вавилонской реки, лилия восточной долины, ветка мирты — он называет ее самыми поэтическими именами, но она так и не откликается. И тогда, отчаявшись, он признается:

Как некогда Иаков дерзновенный
Боролся с ангелом и уступил.
Так я, о ангел мой земной, смиренно
Перед тобой колена преклонил.

И он перестает интересоваться Сими, сердце его отныне принадлежит только Эстер. Он, который любил называть себя евреем, который всегда чувствовал странное влечение к этой несчастной кочевой расе, обижаемой и преследуемой, он чахнет от любви к этой баиянской еврейке, белой, более чем белой — бледной, с распущенными косами, с медовыми устами. Он целые вечера просиживает в темноте, у окна, слушая, как она поет за роялем мелодичные песни.