Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

• Название: Пока чародея не было дома. Чародей-еретик
• Автор: Кристофер Сташеф
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-011073-1, 5-9577-0440-7

Кристофер Сташеф — человек, который сумел сказать собственное — бесконечно оригинальное слово — там, где сделать это было уже практически невозможно. То есть — в жанре иронической фэнтези. В мире высоких замков, сильно нуждающихся в ремонте, прекрасных принцесс, из последних сил правящих разваливающимися по швам королевствами, обольстительных и веселых ведьмочек, гнусных до неправдоподобия монстров и — ЧАРОДЕЕВ ПОНЕВОЛЕ. Чародеев, чье единственное оружие в мире «меча и магии» — юмор, юмор, и еще раз юмор!

Мы росли на саге о невероятных приключениях достославного сэра Рода Гэллоугласса.

Мы — выросли. Приключения — остались.

Мы никогда не сумеем вырасти из этих приключений!

---

— В твоих речах я нисколько не сомневаюсь, отец Фома, — спокойно ответствовал Бокильва. — Однако у нас есть и другие обязательства, которые намного выше нашего долга перед милордом аббатом.

— Не может такого быть. О каких обязательствах ты говоришь?

— О нашем долге перед Папой.

— Папа не имеет права распоряжаться на Грамерае, — вступил в разговор другой монах. — И никогда не имел.

— Вот как? — Отец Бокильва с улыбкой повернул голову к нему. — И откуда тебе это ведомо, брат Мелансо?

— Оттуда, что нам так говорил отец наш аббат!

Отец Бокильва подавил желание съязвить и сказал только:

— А нам представляется так, что он ошибается.

— Он не может ошибаться — он аббат, — поспешно проговорил отец Фома.

— Не может? — Отец Бокильва вздернул брови и посмотрел на отца Фому. — Что же он, непогрешим?

Отец Фома покраснел.

— Уж точно, он мудрее тебя!

— Почему же? Господь не поставил его на его место за его познания, отец Фома. Он был избран на конклаве всей братией, а избрали его за то, что он обладает даром умения объединять всех для общих трудов, а вовсе не за его познания в богословии.

— Если его избрали из-за этого, стало быть, избрали и из-за всего прочего!

Но отец Бокильва покачал головой:

— Я всего лишь избрал его аббатом, отец Фома. Аббатом, а не королем.

Отец Фома откинулся на спинку стула. Лицо его стало бесстрастным.

— Ну вот мы и договорились до самой сути. Наш добрый господин аббат не желает царствовать, отец Бокильва. Он желает только печься о том, чтобы их величества вели себя высоконравственно.

— Quid est[7], что он предполагает следующее: как только он объявит, что то или иное деяние неверно, их величества от такового деяния откажутся.

— Разве это неправильно?

— В этом есть смысл, — согласился отец Бокильва, — однако это попахивает и тем, что, когда милорд аббат велит их величествам совершить деяние, которое, на его взгляд, будет правым; король и королева будут обязаны выполнить его требования.

— А тут что дурного? — вопросил отец Фома.

— Дурно то, что тем самым господин наш аббат испытает искус власти, — отвечал отец Бокильва. — Его поприще духовное, а не мирское.

— Однако мир должен жить по духовным законам!

— Верно, но люди должны иметь возможность выбора, а не жить по принуждению. Когда правые дела насаждаются силой, они перестают быть правыми.

— Ты хочешь сказать, что наш аббат ошибается? — проворчал невысокий широкоплечий монах.

— Я хочу сказать, что он близок к прегрешению, — невозмутимо ответил ему отец Бокильва.

— Изменник! — Монах резко поднялся и выхватил из-под плаща кинжал.

В следующее мгновение трапезный стол был перевернут. Монахи вскочили и схватили куотерстафы.

— Нет, брат Эндрю! — Отец Фома поднял руку, чтобы предотвратить удар.

За считанные мгновения хаос прекратился. Монахи разбились на два вооруженных отряда. Гости гневно смотрели на своих противников, а хозяева столь же гневно — на своих былых собратьев. Отец Фома сумел унять свою ярость и сказал отцу Бокильве:

— Я довольно хорошо знаю тебя, отец Матфей, чтобы уважать твою веру. Ты почитаешь себя правым, хотя на самом деле ошибаешься. Однако не забывай о том, отец Матфей, что и твой собственный дар, и дарования твоих собратьев стали столь могущественными только потому, что все вы возросли под опекой и в заботах нашего ордена.

Отец Бокильва не дрогнул и молчал так долго, что в конце концов ответил отцу Фоме седовласый отец Арнольд:

— Мы безмерно благодарны ордену за заботу — о нет, лучше сказать: обязаны ему самой жизнью своею, ибо любого из нас могли сжечь на костре обезумевшие толпы, если бы мы не обрели приют за стенами монастыря.

— Так вернитесь же туда! Вы не имеете права выказывать свои дарования на миру, ибо большая часть вашей силы принадлежит ордену!

— Мы не покинули орден, — медленно, старательно выговаривая каждое слово, возразил отец Бокильва. — И не желаем его покидать. Мы просто начали строительство новой обители.

— Монашеская обитель в Грамерае должна быть одна-единственная, отец Матфей! Тебе прекрасно известно, сколь важна в нашем деле тайна!

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Однако вам не следует опасаться: мы не станем упражняться в наших способностях нигде, кроме как за стенами этого дома, где нас никто не будет видеть, кроме нас самих.

— А если какой-нибудь крестьянин заглянет сюда через щелочку в стене? А если он расскажет об увиденном всем своим соседям? Что тогда станется со всем духовенством в этой стране?

— Мы стараемся изо всех сил, чтобы такого не случилось. Потому мы с таким тщанием и обмазываем стены нашего дома глиной, — отвечал отец Бокильва. — Следим мы также и за тем, чтобы каждый из нас сохранял свой Щит, и наблюдаем за сознанием приближающихся к нашей обители крестьян. Не могу поверить, чтобы ты, отец Фома, заподозрил нас в подобной неосмотрительности.

— В чем только я не могу вас заподозрить — при том, что вы покинули пределы монастыря? — в отчаянии вскричал отец Фома. — Разве вы не понимаете, что наша обитель, как Тело Христово, слабеет от потери хотя бы одного из членов своих?

— Ах вот оно что, — негромко проговорил отец Бокильва. — Стало быть, тревожит вас не наш уход сам по себе, и не то, насколько он прав или не прав, и даже не возможность того, что миряне обнаружат нашу сущность. Вас пугает ослабление обители аббата.

Отец Фома промолчал, но его лицо потемнело от гнева.

— И где же тут, спрашивается, честность и праведность? — пробормотал отец Арнольд.

— Довольно слов, — буркнул отец Фома и извлек из складок своего облачения дубинку. — Что праведно, а что нет — это решать отцу нашему аббату, а не тебе, отец Матфей, ибо ты не умнее меня. И ты поступишь так, как тебе велено. И все остальные тоже.

— Мы не отвернемся от его святейшества Папы, — решительно отозвался отец Бокильва.

— Ну так получай же! — прокричал отец Фома и замахнулся дубинкой.

Отец Бокильва мгновенно выхватил палку и парировал удар отца Фомы, но в это же мгновение получил по макушке дубинкой от отца Эндрю. Настоятель новой обители пошатнулся, хотя голова его была покрыта стальным шлемом, и попятился, но отец Арнольд успел подхватить его левой рукой и поддержать, а правой рукой, в которой он сжимал куотерстаф, блокировал новый удар отца Эндрю. Отец Фома предназначил ему очередной удар, но этот удар на свой куотерстаф принял брат Орто, после чего развернулся и парировал удар брата Виллема. Отец Фома снова размахнулся, но к этому времени отец Бокильва пришел в себя и заслонился от удара куотерстафом — пусть чуть запоздало, но верно. Брат Феннель ухватился за дубинку брата Эндрю сзади, когда тот взметнул ее, и коротышка с ревом развернулся, чтобы нанести Феннелю сокрушительный удар, но его более рослый соперник закрылся и нанес ответный удар.

По всей просторной трапезной монахи дрались, пытаясь сразить друг друга. Прочное дерево ударялось о стальные шлемы. Несколько монахов упали на пол. Их собратья спотыкались о безжизненные тела.

Неожиданно с грохотом распахнулась дверь, и в трапезную вбежал мужчина в дублете и лосинах, а за ним — десяток вооруженных людей, которые проворно разбежались по комнате и выстроились вдоль стен. Послышалось гулкое пение рога. Человек, стоявший рядом с незнакомцем, оглушительно проревел:

— Всем стоять! Перед вами — бейлиф его величества короля!

Монахи замерли, опустили оружие, оглянулись.

— Что это за безобразие! — вскричал бейлиф. — Что я вижу перед собой! Бывает ли нечто более противоестественное, нежели зрелище того, как люди Божьи заняты дьявольскими деяниями!

Отец Фома выпрямился, его лицо уподобилось высеченному из камня.

— Не смей поучать священников праведности, мирянин!

Один из воинов шагнул вперед и нацелил на отца Фому пику, но бейлиф остановил его, предостерегающе подняв руку.

— Не будем пускать в ход оружие. Неужто, брат, вам и дела нет до того, какое бесчинство вы затеяли?

Отец Фома побагровел, но ответил:

— О да, воистину это бесчинство, ежели нам, облаченным в монашеские одеяния, приходится действовать так, коли мирская власть бездействует!

— Что ж, раз так, позвольте нам приступить к делу, — ответствовал бейлиф и кивнул, дав знак своим людям. — Арестуйте их, во имя короля!

— Стойте! — побледнев, воскликнул отец Фома. — Вы не имеете права арестовывать церковников!

— Взяв в руки оружие, вы утратили защиту, которую вам дарует облачение, — спокойно возразил бейлиф, — а я имею власть над всяким, кто нарушает мир во владениях короля!

— Нет, не имеешь! Все духовенство Грамерая подчиняется аббату, и только ему!