Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

• Название: Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
• Автор: Неизв.
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Он находился в Пскове, когда составился знаменитый заговор Пестеля, Рылеева, Муравьева-Апостола, Бестужева и Каховского. Рылеев пытался вовлечь и Пушкина, но, благоразумный на этот раз, Пушкин, не веря в успех заговора, отказался в нем участвовать. Однако 5-го или 6-го декабря, желая  присутствовать при событиях, что готовились, он попросил паспорт у одного из друзей и на почтовых выехал в Санкт-Петербург из Пскова, куда его определили на  жительство. Он не проехал и трех верст, как дорогу перебежал заяц. В России, стране самой суеверной среди других, перебегающий вашу дорогу заяц – знак беды или, во всяком случае, предзнаменование, что будет несчастье, если не вернуться. Римляне рассуждали так же, когда спотыкались о камень; была известна такая черная острота. Байи, идущий на эшафот и спотыкающийся о булыжник, задается вопросом: «Не  вернуться ли римлянину домой?»

Глубоко суеверный, каким он был, Пушкин не испугался предзнаменования и крикнул ямщику, который обернулся, чтобы спросить, как быть:

- Вперед!

Ямщик повиновался.

Еще через три-четыре версты все повторилось: второй заяц перебежал дорогу. Ямщик обернулся вторично. С минуту Пушкин пребывал в нерешительности и раздумье. Потом по-французски:

- Allons, les plus courtes folie sont les meilleures: retournons - Довольно, чем короче припадок безумия, тем лучше: возвращаемся.

Этому приключению, по всей вероятности, Пушкин обязан свободой, если не жизнью. Арестованный в Санкт-Петербурге, после декабрьских событий, и богатый своим прошлым, Пушкин погиб бы вместе с Рылеевым или был бы сослан в Сибирь вместе с Трубецким.

Находясь в Пскове, он узнал о смерти и ссылке своих товарищей. Человек-борец, он тут же написал:

Peu de regne et deja beaucou d’ouvrage fait:

Cent deux en Siberie, et cinq mis au gibet!

_

Не успел сесть на трон, а уже столько наделано:

Сто два в Сибири, и пятеро повешено!

Знал или не знал император Николай о новом оскорблении царской власти Пушкиным? Известно только, что временем декабрьского процесса датировано возвращение милости опальному поэту. Среди бумаг осужденных было найдено письмо, в котором он отказывался участвовать в заговоре; это письмо показали императору, и тот, не вдаваясь в мотивы, его диктовавшие, совершенно осчастливленный возможностью проявить милость, после такой жуткой жестокости, повелел вернуть Пушкина в Сaнкт-Петербург. Когда Пушкину передали имперский приказ, он выглядел как потерянный.

Неужели Николай, поднявшись на трон, не удовольствуется снисходительным отношением Александра к поэту, и не заставит ли он вторично платить по счету за оду  В о л ь н о с т ь, который yжe оплачен, как полагал поэт? Или, более того, нужно еще опасаться, что император узнал о двустишье, что вышло из-под его пера?

В любом случае, он не мог уйти от приказа; он приехал в Санкт-Петербург и, к великому удивлению, его ожидал самый благосклонный прием. Император назвал его историографом России и для начала поручил написать историю Петра I. Но из странной причуды, что случается с поэтами, вместо истории царствования Петра I, он написал историю бунта Пугачева. Сами русские не делают большого события из этого произведения; новый титул Пушкина слабо вдохновлял.

И, надо заметить, что эта милость императора никак не изменила суждений и, конечно, симпатий Пушкина; далекий от того, чтобы забыть друзей в Сибири, ставших ему только дороже, он при всяком удобном случае окликал их или лебединым стоном, или орлиным клекотом.

Ежегодный обед собирал воспитанников Царского Села. Обед давался в честь основания коллежа, а также, как и наш обед в Сент-Барбе, с целью укрепления дружеских связей, завязанных здесь и ослабленных в свете. Четверо из самых знаменитых воспитанников – Валкорский [Вольховский], воюющий на Кавказе; Матюшкин, морской офицер, находящийся в кругосветном плавании; Пушкин [Пущин], кузен поэта, и Кюхельбекер, оба погребенные как декабристы в рудниках Сибири - окончившие учебу в один день с Пушкиным, на этот раз не явились на обед, на котором должны были присутствовать.

Пушкин встал и, хотя речь шла бы о Сибири для него самого, если бы на него донесли, произнес следующий импровизированный тост:

Que Dieu vous soit en aide, dans ce bas monde,

Au milieu des soucis renaissant chaque jour,..

_

Да поможет вам бог, друзья, в этом низком мире,

Среди сует, что возрождает всякий новый день,

Среди удовольствий, что вам обещает любовь,

Среди пиршеств, которые мудрость бранит.

Да поможет вам бог, друзья, в этом низком мире,

В минуту, когда из глаз исторгаются горькие слезы,

Одолеваете ли вы безбрежные морские просторы,

Чахнете ли узниками в глубоком руднике.

С последней фразой установилась мертвая тишина; потом вдруг весь праздничный зал взорвался возгласами одобрения. На 60 воспитанников, участвующих в застолье, не приходилось ни одного доносчика.

Это сделало бы честь любой стране. Но более, чем где угодно, это было прекрасно в России, в правление императора Николая.

На следующий день Пушкин нежданно вошел в кабинет одного из своих друзей, который писал сосланному в Сибирь из числа декабристов; он взял перо и написал от себя:

         Au fond des souterrains de l’;pre Siberie,

Gardez votre constance et vos sombres labeurs;..

_

Во глубине подземных разработок страшной Сибири

Храните ваше постоянство и ваши печальные тяжкие труды;

Милосердие неба, друзья, неизбывно:

Бог видит вашу работу и зачтет вам ваши слезы.

Ничто не будет забыто: ни порыв ваших душ –

Зерно, посеянное вашими руками на полях будущего;

Ни успехи наших гнусных тиранов,

Которых бог хранит лишь для того, чтобы лучше их наказать.

Любовь ваших друзей, в которой, может быть, сомневаются,

С вами, внизу, где спотыкаются и падают в ночь.

Верьте мне, дорога приведет к вам:

И в самой мрачной тюрьме иногда зажигается звезда.

Она войдет, благая, даже в вашу могилу,

И, ведя ее на звон ваших благородных оков,

Моя муза своими голубиными крыльями коснется

Ваших лбов - окровавленных,

                       но всегда гордых, лбов мучеников.

Своим утешающим голосом скажет вам: «Братья,

Узнаете меня? Иду к вам, вот я.

Это больше не надежда в обманчивом сиянье,

Это святая свобода: она близится, она здесь».

Час пробьет, когда мстят за жертвы, хотя и медлит;

Но, может быть, он пробьет уже завтра,

И на пороге ваших провалов вы увидите нас,

Стоя ожидающих братьев, с мечом в руке!

Эти стихи не могли быть напечатаны, распространялись рукописно, и с каждым днем росла популярность Пушкина у молодого поколения, более горячая кровь которого поддерживает благородные идеи. Между тем, он страстно влюбился в девушку и женился на ней.

В первый период своего супружества и счастья он опубликовал два-три поэтических произведения, разных по форме, но в глубине которых, как всегда, ощутимо биение меланхолического сердца, и живет горький разум автора.

В стихах Пушкина есть все: его гений, такой гибкий и откованный до звона, что ему доступно все на свете; или, вернее, его гений был такой могучий, что он подчинял все любой форме, какую ни пожелал бы избрать. По нашему слабому переводу, вы могли обратить внимание на его манеру писать оды.

А вот эпиграмма:

Epouser la belle duchesse,

Vous ;tes riche, elle n’a rien;

Elle ira bien ; la richesse,

Et les cornes vous iront bien.

_

Женитесь на прекрасной княжне,

Вы богаты, у нее ничего нет;

Ей очень подойдет богатство,

А вам будут к лицу рога.

         Вот мадригал:

         A madame***

Que vous dirai-je bien en vers et tout ; coup,

Moi de la v;rit; le disciple fid;le?

Sans y penser, je dis: «Vous ;tes la plus belle!»

Et redis m;me chose en y pensant beaucoup.

_

Даме***

Пусть вам скажу я доброе в стихах, и вдруг

Я – верный ученик истины?

Без раздумий скажу: «Вы самая прекрасная!»

И, хорошо подумав, повторю то же самое.

Вот о любви:

Le desir pr;s de toi me br;le de sa fi;vre;

Du feu de tes regards mon c;ur est consum;;..

_

Возле тебя желание меня сжигает своим жаром;

Мое сердце испепелено огнем твоих взглядов;

Целуешь меня, моя любовь? Поцелуй твоих губ,

Нежный и ароматный, пьянит сильнее греческого вина;

Теперь я замираю, даже сердцем,