Ю Мири - Золотая лихорадка

• Название: Золотая лихорадка
• Автор: Ю Мири
• Издательство: Издательский Дом «Гиперион»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89332-230-9

Место действия повести — «Золотой квартал» города Иокогама, прозванный так за обилие злачных заведений, само существование которых возносит золотого тельца над всеми божескими и человеческими законами.

Герой повести — Подросток, и это многое объясняет. Четырнадцатилетний сын владельца зала игральных автоматов кажется обычным мальчишкой. Он любит брата-инвалида, деда с бабкой, пусть и не родных, хочет стать сильным, чтобы защищать слабых. Но Подросток одинок и недоверчив, а жизнь приготовила для него слишком много испытаний. У этого мальчика был всем известный прототип — Родион Раскольников, некогда круживший по петербургским улицам в золотой горячке.

16+ Для читателей старше 16 лет

---

— Вот как? А откуда они у тебя? — Канамото вспомнил, как когда-то, в туннеле под эстакадой, мальчишка спросил его о цене золота. Тогда же он отдал ему гольфовую клюшку. Сугимото говорила, что он клюшкой насмерть забил доберманов. Это было в тот самый день.

— Дедушка перед смертью сказал, что он их оставляет не папе, а мне. Он говорил, что это даже лучше денег. Тебе надо?

— Не надо.

— Почему? — Он тут же пожалел, что спросил, но не спросить не мог.

— А что я с ними буду делать? Ведь ты, Кадзуки-сан, даришь их мне, потому что тебе они не нужны. Возьми, боже, что нам не гоже… Такое и говорить-то не стоит.

— Ты меня ненавидишь, да?

Канамото молчал.

— Стань моим папой! — Эти слова слетели с языка неожиданно, подросток и сам не понял, что он говорит.

У Канамото защемило сердце от этого простодушного лица, оно принадлежало даже не четырнадцатилетнему подростку, а ребёнку четырёх-пяти лет. Этот ребёнок давно уже нуждается в ком-то, кто заменил бы ему мать и отца, в сильном взрослом человеке, которому можно было бы довериться. А может быть, ему нужна нежная и тёплая рука, которая защитила бы, нужен взрослый человек, который ни за что его не предал бы, который принял бы всё. Когда-то они играли в «золотом квартале» в прятки, и, если Канамото приходилось прятаться слишком долго, он выглядывал из-за угла какого-нибудь бара и видел мальчика столбом стоящим посреди дороги с крепко сжатыми кулаками — так ребёнок пытался побороть свои страхи. Канамото мяукал по-кошачьи, и мальчик, озираясь по сторонам, шёл в его сторону. То, как при виде его ребёнок бросался навстречу, обнимал и цеплялся за руку, Канамото и сейчас отчётливо помнил, вплоть до ощущения прикасающейся детской щёчки. «Раз-два-три-четыре-пять, иду искать…» — пока этот ребёнок считал, уткнувшись лицом в дерево, ему исполнилось четырнадцать, но неужели в действительности он всё тот же пятилетний малыш, стоящий посреди дороги? «Стань моим папой…» — Канамото прогнал от себя звенящий в ушах сладкий отзвук этих слов.

— Я не смогу заменить тебе отца. Не тот я человек.

Подросток хотел сказать что-то, но только раскрывал рот, как золотая рыбка, всплывшая на поверхность мутной воды, чтобы глотнуть кислорода. Канамото подумал, что мальчишка плачет или пытается заплакать, но не может.

— Ты ведь отца убил?

Из горла подростка прорвалось какое-то сипение, уставленный в пространство взгляд он медленно перевёл на Канамото и пристально посмотрел ему в лицо:

— Я не убивал.

Оба застыли в тишине. Неизвестно, сколько минут это продолжалось, поскольку часов в комнате не было, а на руке подростка не было «Ролекса».

— Вот как… — Канамото был поражён тем, что его переполняло не столько отчаяние, сколько грусть. Уж не считает ли он в глубине души этого мальчика своим сыном? — подумал Канамото и тут же сказал себе: нет. Нет, не в этом было дело, просто Канамото и сам впервые в жизни попытался по-настоящему серьёзно отнестись к другому человеку. С этим ребёнком, с которым он не был ни в кровной, ни в денежной зависимости, Канамото сознательно решил связать себя с того самого момента, когда до него донёсся слух об исчезновении Хидэтомо. Думал ли он, зачем решил себя связать с совершенно посторонним человеком? На подсознательном уровне это было нечто даже большее, чем любовь, но, так и не сумев разглядеть истинную сущность этой привязанности, он должен был теперь её порвать. Ему представилось, что одна из привязанных на канале лодок оторвалась и её уносит в темнеющее море. Ведь это мог быть кто угодно — почему же оказался этот мальчишка? Не один десяток лет назад Канамото обнимал на втором этаже какого-то бара свою знакомую проститутку, и она легко и весело сообщила: «Забеременела, твой ребёнок-то, завтра вытравлю». Слова похожи были на летящий в небо теннисный мяч, посланный неверной рукой. Той проститутке хотелось не с клиентом, не с другом, а совсем с чужим человеком связать себя какой-то историей, не только сексом. Может, теперь и для него настало время искренне нуждаться в другом и стремиться разделить чью-то историю? Историю преступления этого мальчишки?

— Так ты не поможешь мне?

Мало того, что он не поможет, ведь он знает об убийстве! Подросток почувствовал, как из глубины его существа поднимается ненависть, и это вернуло ему спокойствие.

— Значит, ты думаешь, что я убил. Если хочешь, можешь сообщить в полицию, пожалуйста!

— К несчастью, я ненавижу полицию, так что не тревожься понапрасну. Я не запугиваю тебя. Только знай, что, если на руднике показалось золото, туда слетаются все подряд, не только Хаяси с Сугимото. Никто не сможет удержать их, вычерпают всё до дна и ничего после себя не оставят.

— Ну ясно, ты ведь якудза, да?

— A-а… Ну да. Вернее сказать, что даже якудза из меня не вышел. Но и я не с рождения бреду в тёмном туннеле. Надеюсь, сумею ещё порадоваться солнышку.

— Не думал я, Канамото, что ты такой грязный тип. Никогда тебе не забуду, что ты бросил меня. Так запомни же: когда-нибудь я тебе отомщу обязательно!

Подросток быстро встал и направился к выходу, Канамото взял его за плечо, пытаясь остановить.

— Ты совсем не думаешь о том, что убил своего отца?

Глаза подростка широко распахнулись, словно о чём-то взывая, и тут же закрылись, обратившись в тёмные впадины и черноту.

— Я не убивал, поэтому не понимаю, о чём ты. Но уж лучше убить, чем хотеть этого и не делать. Раскаиваться — это всё равно что дерьмо жрать. Канамото, ты хоть раз раскаивался?

Подросток вышел из комнаты. Канамото привалился спиной к стене и, приложив бутылку к губам, заливал в горло джин. Теперь он постарается ничего не видеть и не слышать, другого не остаётся. Само желание связать себя с другим человеком было ошибкой, он плохо себя знал. Никакого «другого» не существует. Если и доведётся ему в отпущенный остаток дней встретить другого, то это будет его убийца. Простит он его или захочет убить? А все остальные встречные, как и раньше, будут проходить мимо, оставаясь ему совершенно чужими, и его связи с людьми будут продиктованы лишь соображениями пользы и вреда. Интересно, что увидел Юминага, когда собственный сын убивал его? Или он был убит во сне и ему не дали времени ни что-нибудь увидеть, ни о чём-нибудь подумать?

Послышался звук мотора, по каналу шла лодка. Навести переправу и наладить сообщение с подростком Канамото не сумел.

Подросток шёл по набережной канала. В детстве и Канамото, и дедушка Сада с бабушкой Сигэ, и другие обитатели «золотого квартала» были добры к нему, но, если подумать, уже тогда все они были чужими, ни один не понимал, что он в действительности чувствует. Хватит, больше он ни на кого не станет рассчитывать, он будет сражаться и обязательно победит. В конце концов, его выручат деньги. Если что, он даст Сугимото много денег, и она станет его союзником. Завтра же он на пробу подарит ей один слиток. Наверняка у него это получится. Как ни в чём не бывало он протянет ей золото — мол, не выйдет ли из этого браслет или что-то в этом роде? У него почему-то было ощущение, что он движется в воде, что он в реке Оока. Ну и пусть, теперь уж всё равно. Даже если он уже погрузился по горло…

С тех пор как Кёко стала приходить в этот дом, она изо всех сил старалась вести себя как экономка, но иногда вдруг со стыдом замечала, что говорит и поступает как жена-домохозяйка, и в такие мгновения она вдруг застывала, не в силах двинуться или издать хоть слово. Но что значит «вести себя как экономка»? Для Кёко образцом могли служить лишь матушки в приютском общежитии, а к ним она испытывала лишь отвращение и вести себя, как они, не хотела. Они и не думали скрывать, что считают себя благодетельницами по отношению к обездоленным детям, и всегда относились к ним с той долей деспотизма и презрения, которая поддерживала бы в сиротах постоянный комплекс неполноценности. Порой Кёко и в этом доме ощущала дух приюта. И приютские дети, и эти двое братьев были в равном положении в том смысле, что и тех и других бросили родители. В приют и днём и ночью беспардонно вламывались законы поведения в общественном месте, а приватного пространства не было вовсе. Этот дом, наоборот, был наглухо отгорожен от общества и оттого превратился в подобие потайной комнаты. Порой он представлялся Кёко подземным бункером. Даже если сложить её собственный возраст с возрастом двоих других, не хватит лет и для одного старика. За стол садились одни лишь несовершеннолетние, и это была никакая не семья, а летний лагерь. Можно сказать, что все они просто-напросто на каникулах, думала Кёко.

— Есть не будешь? — спросила Кёко, ставя перед подростком только что вымытую и ещё мокрую хрустальную пепельницу.

Подросток вертел в руках пульт телевизора и через каждые несколько секунд перескакивал с канал на канал. Передача про кулинарное искусство, мужчина в поварском колпаке отсекает голову у живой ещё рыбы и отделяет мясо от костей. Неожиданно громко звучит мелодия, сопровождающая рекламу лапши быстрого приготовления, и подросток убавляет громкость, затем снова переключает канал. Реклама тонального крема, женское лицо во весь экран улыбается зрителю. Новости, лицо диктора, информирующего о падении курса акций, торжественно. Ставя перед подростком чашку с чаем, Кёко подумала, что в этот дом окружающая реальность проникает только через телевизионный экран.