Ю Мири - Золотая лихорадка

• Название: Золотая лихорадка
• Автор: Ю Мири
• Издательство: Издательский Дом «Гиперион»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89332-230-9

Место действия повести — «Золотой квартал» города Иокогама, прозванный так за обилие злачных заведений, само существование которых возносит золотого тельца над всеми божескими и человеческими законами.

Герой повести — Подросток, и это многое объясняет. Четырнадцатилетний сын владельца зала игральных автоматов кажется обычным мальчишкой. Он любит брата-инвалида, деда с бабкой, пусть и не родных, хочет стать сильным, чтобы защищать слабых. Но Подросток одинок и недоверчив, а жизнь приготовила для него слишком много испытаний. У этого мальчика был всем известный прототип — Родион Раскольников, некогда круживший по петербургским улицам в золотой горячке.

16+ Для читателей старше 16 лет

---

Мири Ю Золотая лихорадка

Никто из прохожих не удостоил подростка взглядом. Он нёсся вперёд и вперёд по улице Исэдзаки, казавшейся миражом в обжигающем мареве зноя, и замедлил шаги лишь тогда, когда выросшие по обеим сторонам дороги магазины напомнили ему о существовании тени. Внезапно он свернул налево и исчез из виду.

«Золотой квартал» Коганэтё словно отражает солнечные лучи, а ещё вернее было бы сказать, что он таит в себе особый жар, которого сторонится даже солнце. Если смотреть с возвышения, квартал кажется каким-то чёрным дуплом, невольно подумаешь: «Неужели здешние обитатели и днём включают электричество?» Дух агрессии и нравственного разложения лихорадит это место так, что от него исходит звон, и стоит постороннему приблизиться, как у него закладывает уши, он зажмуривает в ужасе глаза и больше никогда сюда не суётся. Обычные люди называют это место «весёлым кварталом» и держатся от него подальше. Здесь свободная экономическая зона порока. Волны времени пообтесали прочие подобные кварталы, принудив их изменить своей сути, но в Коганэтё пагубные страсти предстают в изначальном виде, без мутаций, здесь по сходной цене удовлетворят потребность и в сексе, и в наркотиках.

Растворившийся было в тени боковых улиц подросток решительно выдохнул и взглянул на наручные часы — перевалило за половину пятого. Часы были фирмы «Ролекс» — подарок отца, полученный месяц назад по случаю четырнадцатилетия. Сообразив, что до условленного времени оставалось ещё двадцать семь минут, подросток прошёл улицу до конца и повернул вдоль речки Оока, которая шла перпендикулярно. На беспощадном летнем солнце цветы на кустах азалии засохли до бурого цвета, доска с грозным предупреждением от местного общества озеленения покосилась, а прислонённая к ней тележка бездомного, из которой высовывались распялка для сушки белья, котелок и одеяло, распространяла запах немытого человеческого тела. Этот запах забором окружал тележку, утверждая право собственности её владельца.

Подросток посмотрел вниз, на реку — она была черна, как застарелое масло, в котором снова и снова поджаривают темпуру[1] не ощущалось ни малейшего признака движения. На поверхности покачивался какой-то белый комок, и, прежде чем подросток разобрал, что это дохлая кошка, в голове его всплыла и растаяла, словно пена на воде, мысль: да пусть хоть и мёртвый младенец, не бежать же в полицию…

Дыхание сумерек было зловонным. Из дешёвых закусочных, притулившихся под железнодорожной эстакадой, тянуло жареным луком, а с улицы — проститутками: аромат духов, капнутых в скисшее молоко. Накатывавшие волны запахов то сгущались, то улетучивались в распаренном влажном воздухе. Подросток ловил их широко раскрытым ртом, втягивая в себя привычную атмосферу.

Одиннадцать лет назад врачи сказали его матери, Мики, что болезнь старшего брата Коки — это синдром Вильямса и вылечить его нельзя. Подростка и старшую сестрёнку Михо мать тогда оставила на попечение экономки, чтобы самой целиком отдаться заботам о Коки. Отец, Юминага Хидэтомо, отвёл их с сестрой Михо в расположенный напротив станции Коганэтё салон игральных автоматов «Золотой чертог», делами которого он заправлял. К детям приставили в качестве няньки и телохранителя одного из сотрудников, работавших в зале. Дольше других продержался в этом качестве Ясуда, который, несмотря на молодость — около тридцати, а то и меньше, — обзавёлся уже плешью на темени и двумя дочками, пяти и шести лет. Жена от него сбежала, и он в отчаянии пристрастился к картам, как безумный просаживал деньги в покер. В игорном доме он и встретил Хаяси, который держал под крышей весь этот бизнес. Хаяси устроил его работать к отцу подростка в «Золотой чертог», и Ясуда со своими дочками поселился в общежитии для персонала. Пока от Ясуды не сбежала жена, он работал инженером в какой-то электротехнической компании, поэтому взгляд его оживлялся лишь тогда, когда он чинил подростку игрушки. Он вечно был погружён в свои думы, и если подросток окликал его и не получал ответа, то без колебаний пинал в лодыжку.

— Ах, это ты, Кадзу-тян… — Брови Ясуды поднимались, белёсые дёсны обнажались в улыбке. — Во что бы нам поиграть… — Он крепко сжимал руку ребёнка и тряс её.

Когда Ясуда повесился на скакалке своих дочерей, привязав её к перилам пожарной лестницы, подросток был уже во втором классе начальной школы. Что произошло непосредственно перед этим и сразу после — память не сохранила. Не прошло и недели, как дочки Ясуды исчезли из общежития, а о самом Ясуде больше никто никогда не вспоминал.

Молодого сотрудника, который сменил Ясуду в роли телохранителя, подросток невзлюбил. Тот часто водил его в зал аттракционов, который был расположен как раз напротив «Золотого чертога», но стоило подростку прикинуться увлечённым играми, как телохранитель исчезал. Заметив, что его нет рядом, подросток тут же выходил из зала аттракционов на улицу и пристраивался за каким-нибудь незнакомым прохожим, чтобы слоняться по округе. Ему не важно было, за мужчиной следовать или за женщиной, лишь бы вторить звуку чьих-то шагов. Те из прохожих, что направлялись в сторону квартала Исэдзаки,[2] были ему неинтересны, он избирал таких, кто вдоль реки и эстакады шёл от «золотого квартала» Коганэ по направлению к Хинодэ, но по пути он от них отставал. До захода солнца, куда ни посмотри, всё вокруг было буроватым или серым, цветовыми пятнами служили лишь надписи спреем на стене под эстакадой, словно в этом углу города сохранилась атмосфера послевоенного времени. Однако стоило вечерней мгле сгуститься, как обёрнутые в красный и лиловый целлофан лампочки теснящихся плечом к плечу закусочных и питейных в японском вкусе начинали испускать тусклый свет, подобный кварцевому фонарю для истребления ночных насекомых. В распахнутых настежь дверях виднелись тесные барные стойки — едва уместятся четверо или пятеро — и дешёвые круглые стулья, тоже в красных и лиловых тонах. Возле каждого заведения женщины, стоя или сидя на стуле, подкарауливают проходящих мимо мужчин. Есть женщины в возрасте — сырые, словно раздавленный на дороге гранат, есть иностранки — этих сразу видно, они как жирные лепестки оранжерейных цветов. Женщины выходят на улицу уже после полудня, и засветло, пока никого нет, они всякий раз, когда подросток идёт мимо, угощают его сладостями, гладят по голове, сажают к себе на колени. Но с наступлением темноты они перестают обращать на него внимание, это для взрослых мужчин они задирают свои прозрачные кофточки, показывая грудь, или сплетают и расплетают выставленные из-под мини-юбок ноги. Поигрывая указательным пальчиком, они пытаются привлечь мужской взгляд и заманить.

В ушах у подростка отдаются их голоса — в них, как в привычных стонах больного, нет ни страсти, ни отчаяния.

— Десять тысяч иен…

— Послушайте, мужчина…

— Дружок, с тобой согласна без резинки.

— Угощу — сладко будет, класс!

— Эй, бесстыдник, — я как раз таких люблю.

На вывесках самые простые иероглифы, даже ученик начальной школы прочитает: «Панда», «Огонёк», «Мими»…

Когда он перешёл в старший класс начальной школы, отец запретил ему бывать в Коганэтё, но подросток врал отцу, что встречается с друзьями в зоологическом саду в Ногэяма, а сам спешил затеряться среди улочек Коганэтё.

Несколько раз повернув за угол, подросток вошёл в узкое длинное серое здание и, не сбавляя шага, стал подниматься по лестнице.

Подросток не знал, почему на тайном наречии это здание зовут «точкой». В конце пятидесятых годов на набережной реки Оока стояло несколько притонов, где шла торговля наркотиками, — с двойными дверями, с потайным выходом. Их-то и именовали «точками». Теперь этот бизнес разошёлся по многопрофильным офисным зданиям, «отелям любви», массажным и косметическим салонам, одно лишь слово «точка» осталось с прежних времён.

Когда он поднялся на третий этаж, где был танцзал, в висках стучало и голова немного кружилась, но он не замедлил шага и, перепрыгивая через две ступеньки, очутился на пятом этаже, самом крайнем. Один-единственный раз громко стукнул кулаком в железную дверь. В голове сидел какой-то чёрный твёрдый ком, словно неразорвавшийся снаряд, хотелось обратить его в слова и выпалить наконец, но не теперь — теперь было не до этого.

Он понял, что за дверью зашевелились, кто-то подошёл. Глазок почернел, послышалось звяканье цепочки, затем повернули вставленным изнутри ключом. Подросток ходил сюда уже год, и всегда дверь ему открывал этот худой, стриженный «под бокс» парень в белой футболке и серых трикотажных штанах. В пальцах левой руки, которой он придерживал дверь, торчала зажжённая сигарета. Не глядя, ни слова не говоря, он и полшага не сделал из-за открытой под углом в тридцать градусов двери. Подросток вытащил из кармана купюры и протянул. Парень высунул наружу конверт с тремя полиэтиленовыми пакетиками по грамму каждый. Сделка заняла несколько секунд. Дверь закрылась, подросток сунул конверт в карман и сбежал по лестнице вниз.