Абрам Рейтблат - Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы

• Название: Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы
• Автор: Абрам Рейтблат
• Жанр: Культурология
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0318-9

Сборник включает статьи разных лет, посвященные таким малоизученным вопросам, как соотношение биографии и «жизни» биографируемого, мотивы биографа, смысловые структуры биографического нарратива, социальные функции современного литературоведческого комментария и дарственного инскрипта на книгах, социальное воображение в советской научной фантастике 1920-х годов, биографии Ю.И. Айхенвальда, С.А. Нилуса и создателя русского детектива А.А. Шкляревского, политические взгляды Ф.В. Булгарина и А.С. Пушкина, увлечение Пушкина гимнастикой, история жанра пьес-сказок в русском дореволюционном театре и т.д.

---

В целом взгляды Пушкина были более сложны и диалектичны, чем прямолинейные рассуждения Булгарина. Например, одобряя реформы Петра I, он отдает себе отчет в их драматических последствиях для населения. Но по большей части неодномерность пушкинских взглядов находила выражение в его художественном творчестве, а не в публицистике, исторических сочинениях и переписке. В целом же, на наш взгляд, исходные пункты и логика рассуждений у Пушкина и Булгарина схожи.

Разумеется, между ними были определенные различия, прежде всего в трактовке вопроса о том, на кого должно опираться правительство. Для Пушкина это – старинное родовое дворянство. Основной причиной оскудения дворянства он считал дробление имений между наследниками и полагал полезным ввести майораты в качестве предпосылки создания экономически и политически независимой аристократии, способной составить оппозицию абсолютизму и содействовать освобождению крестьян131. Булгарин же опору монархии видел прежде всего в «народе» и средних слоях общества132. В случае осуществления хотя бы первоочередных реформ – освобождения крестьян, укрепления законодательства, смягчения цензуры и т.п. – их пути во многом бы разошлись. Но в ситуации Николаевского царствования, когда реформы шли медленно и со скрипом, у них были общие цели.

В рамках обрисованного выше спектра идеологических позиций Пушкин и Булгарин находились примерно в одной нише умеренных реформаторов, располагавшейся несколько левее центра, если считать таковым правительственную идеологию.

Взгляды подавляющего большинства населения, по крайней мере свободной его части, хоть в какой-то степени являвшейся субъектом исторического процесса (крепостные крестьяне становились таковыми только в случае бунтов), были более консервативными, чем правительственные.

Понимая, как и большинство «либеральных» идеологов того времени, что резкие перемены в стране невозможны, и Пушкин, и Булгарин стремились подтолкнуть правительство к постепенным переменам и одновременно подготовить общественное мнение к поддержке этих перемен.

Сравним теперь их практическую деятельность в этом направлении.

Если до восстания декабристов и Пушкин, и Булгарин (хотя и в разной степени) принадлежали к лагерю «либералистов», поддерживали тесные связи с будущими декабристами и вызывали недоверие у правительства, то с приходом Николая I к власти оба быстро поняли, что теперь вне правительственных инициатив реформаторская деятельность невозможна, и заключили с правительством союз. Различия в их социальном статусе обусловили тот факт, что Булгарин сделал это через III отделение Собственной его императорского величества канцелярии, находившейся под управлением доверенного лица царя графа А.Х. Бенкендорфа, а Пушкин посредством непосредственного общения с царем (хотя в итоге сношения часто шли, а решения зависели от того же Бенкендорфа).

Деятельность Булгарина как журналиста и агента III отделения проанализирована нами в других работах, к которым и отсылаем читателя133. Там продемонстрировано, что сотрудничество с III отделением позволяло Булгарину и Гречу противостоять в ряде случаев цензуре (проводя, несмотря на ее сопротивление, некоторые материалы в печать), получать иногда эксклюзивную информацию, а также (и это главное) защититься от репрессий за уже опубликованные материалы из-за недовольства императора, крупных сановников и других влиятельных лиц. Издатели «Северной пчелы», со своей стороны, во-первых, публиковали в газете материалы, нужные правительству; во-вторых, помещали в «Северной пчеле» или в зарубежных изданиях статьи, полемизировавшие с негативными по отношению к России зарубежными публикациями; в-третьих, иногда снабжали III отделение информацией, почерпнутой из переписки с читателями, из поступивших в редакцию, но не публикуемых статей, бесед с посетителями, наблюдений во время поездок и т.д.; в-четвертых, писали по заказу III отделения экспертные записки по ряду вопросов.

Для сопоставления дадим здесь краткую характеристику попыток Пушкина выступить в качестве журналиста и связанных с этим его контактов с властями.

Сосланный Александром I в родительское имение в Псковской губернии, Пушкин после восстания декабристов сделал попытку (при посредничестве В.А. Жуковского) наладить отношения с новым царем и вернуться в столицу. Он утверждал в письмах, что никогда «не проповедовал ни возмущений, ни революций – напротив» и что «желал бы вполне и искренно помириться с правительством» (Письмо А.А. Дельвигу в начале февраля 1826 года – 13, с. 259). В прошении Николаю I (поданном во второй половине мая или первой половине июня 1826 года) он пишет об «истинном раскаянии», взывает к «великодушию» и просит разрешить поехать в Петербург, Москву или за рубеж (13, с. 283—284).

В конце августа Николай приказывает привезти Пушкина в Москву, где тогда проходили коронационные торжества. Приехавшего 8 сентября в Москву Пушкина сразу привели к Николаю, и между ними состоялась долгая беседа134. Пушкин и Николай заключили, по формулировке В.Э. Вацуро, «некий договор. По-видимому, это был договор не выступать против правительства, за что Пушкину предоставляется свобода и право печататься под личной цензурой Николая I»135.

30 сентября Бенкендорф проинформировал Пушкина о том, чего ждет от него Николай – прославления России: «Его величество совершенно остается уверенным, что вы употребите отличные способности ваши на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя ваше» (13, с. 298).

Частично эти пожелания были выполнены, Пушкин написал стихотворения «Стансы» («В надежде славы и добра…», 1826), «Стансы» («Нет, я не льстец…», 1828), «Герой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина» (все три – 1830). Часть их была опубликована, часть распространялась в списках. Последние два сыграли важную роль в пропагандистской кампании правительства, связанной с оправданием перед европейским общественным мнением жестокого подавления Польского восстания. Они были изданы отдельной брошюрой (со стихотворением Жуковского), переведены на иностранные языки и т.д. Конечно, в доступной современникам литературной продукции Пушкина подобные произведения составляли небольшую часть, но тем не менее их появление было знаковым и имело широкий резонанс, поскольку они четко обозначали поддержку Пушкиным Николая I и его политики.

Но Пушкин не ограничивается чисто литературной деятельностью, он стремится стать историком и публицистом и осуществлять с помощью исторических трудов и журналистики воздействие на власть и на публику. Вступив на этот путь, он вынужден был принять существовавшие правила игры и трактовать III отделение и Бенкендорфа как кураторов журналистики и литературы. Подобно Булгарину, он пытался опереться на III отделение, получить от него привилегии, использовать его в борьбе с другими государственными учреждениями. Так, в письме от 20 июля 1827 года Пушкин признает за III отделением роль арбитра в литературно-издательской сфере и, столкнувшись с правовой коллизией, апеллирует (как многие другие литераторы до и после него) к III отделению как к высшей инстанции. Речь идет о том, что в 1824 году, издавая перевод на немецкий язык «Кавказского пленника», Е.И. Ольдекоп включил в ту же книгу и подлинник поэмы, нанеся тем самым материальный ущерб Пушкину. Правового регулирования авторского права в России в то время не было (оно появилось только в 1828 году, с утверждением нового цензурного устава и приложенного к нему Положения о правах сочинителей), и юридическая возможность призвать Ольдекопа к ответу отсутствовала. Отец Пушкина жаловался в 1824 году министру народного просвещения, но ничего не добился136. И вот теперь, через три года, Пушкин направляет жалобу на Ольдекопа начальнику III отделения, признавая тем самым, что подобные дела входят в компетенцию этого ведомства. Он писал: «Не имея другого способа к обеспечению своего состояния, кроме выгод от посильных трудов моих, а ныне лично ободренный Вашим превосходительством (курсив мой. – А.Р.) осмеливаюсь наконец прибегнуть к высшему покровительству, дабы и впредь оградить себя от подобных покушений на свою собственность» (13, с. 333). Впрочем, успеха он не достиг. Бенкендорф в письме от 22 августа сослался на то, что это касается не его, а цензурного ведомства, и отказался содействовать Пушкину в этом деле (13, с. 335).

24 марта 1830 года, вскоре после памфлетного «Анекдота» Булгарина и его же рецензии на седьмую главу «Евгения Онегина», Пушкин пишет Бенкендорфу письмо, в котором просит защиты от Булгарина: «Если до настоящего времени я не впал в немилость, то обязан этим не знанию своих прав и обязанностей, но единственно вашей личной ко мне благосклонности. Но если вы завтра не будете больше министром, послезавтра меня упрячут. Г-н Булгарин, утверждающий, что он пользуется некоторым влиянием на вас, превратился в одного из моих самых яростных врагов из-за одного приписанного им мне критического отзыва. После той гнусной статьи, которую напечатал он обо мне, я считаю его способным на все. Я не могу не предупредить вас о моих отношениях с этим человеком, так как он может причинить мне бесконечно много зла» (13, с. 403).