Иван Шутов - Апрель

• Название: Апрель
• Автор: Иван Шутов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1952

Повесть о жизни Вены после освобождения ее от немцев, во время нахождения там советских войск.

---

Старик сгреб выложенные ноты и, помолчав немного, заговорил более спокойно:

— Если вы желаете приобрести что-либо новое, изящное и приятное, то я вам посоветую серенаду итальянца Энрико Тозелли или же фантазию на темы шраммелевских песен «Вечер в Граце». Последняя вещь далеко не новинка, но в ней есть свежесть и бодрость, есть дух здоровой Вены. Братья Шраммель, к сожалению, совершенно не известны за пределами нашего города. Рекомендую вашему вниманию их песенки. Надеюсь, фрейлейн, если вы проживете в Вене месяц-два, вы будете иметь возможность познакомиться с одним из шраммелевских квартетов. Они иногда выступают в кафе.

Кроме вещей, которые советовал старик — они назначались Катчинскому, — Лида для себя взяла две тетради сонат Моцарта, «Баркароллу» Шопена, «Метель» Листа и «Фантазию» Шумана. Старик свернул нотные тетради в трубочку, перевязал розовой лентой. Лида расплатилась, пожала руку старику. Тот, заглянув ей в глаза, грустно улыбнулся.

— Прощайте, фрейлейн. Мой совет: не ищите в венских нотных магазинах настоящих музыкальных новинок. Верьте моей опытности и искренности.

— Спасибо, — ответила Лида и вышла.

Пройдя немного уличкой без солнца, она свернула в выходящий на Кертнерштрассе переулок. Но он был завален горой битого кирпича, ржавого гнутого железа. Нужно было возвращаться назад. На вершине горы работало несколько человек, вооруженных лопатами и кирками. Они вытаскивали из кирпичной завали железо, гнутые балки и складывали их на грузовую машину.

За их работой внимательно наблюдали три спортивного вида здоровяка, одетых словно по стандарту: на всех были зеленые шляпы, украшенные множеством альпинистских значков, серые пиджаки с зелеными отворотами, брюки с двойными того же цвета лампасами. Жуя американскую резинку, здоровяки перебрасывались скептическими замечаниями по адресу работающих.

Таких завалов в городе было много. Они превращали переулки в тупики, мешали нормальному движению. Но никто не убирал их. Обложки журналов даже воспроизводили живописность этих гор, созданных войной, а карикатуристы изображали влюбленных, собирающих эдельвейсы на кирпичных вершинах. Это называлось «идиллией 1960 года». Те, кому нужно было попасть в переулок со стороны Кертнерштрассе, вынуждены были делать трехквартальный крюк. Но были и охотники взбираться на кирпичную высоту — в грубых, подбитых гвоздями башмаках, в брюках гольф, с альпинистскими значками на шляпах; им, одолевавшим высокие пики и дикие перевалы Альп, видимо, доставляло удовольствие карабкаться на эти крутизны. Но убирать кирпичные кучи с улиц было вовсе не альпинистским занятием…

Трое таких «альпинистов», перевалив через гору в переулке, заинтересовались необычным для Вены явлением: с улиц убирались следы войны. Работающих, правда, было очень мало.

— Эта работа напоминает мне воскресную службу в кирхе, — сказал один из здоровяков. — Она безнадежно длинна.

Второй посмотрел на часы:

— Им незачем спешить: в их распоряжении много времени.

— Много, говоришь? — усмехнулся третий.

— Да, препорядочно. Их всего пятеро, а гора огромная. Работы на год.

Двое здоровяков громко рассмеялись, третий выплюнул свою жвачку на мостовую.

Один из работающих, худой и высокий человек в коротком пиджаке, из рукавов которого торчали большие красные руки, взглянул на здоровяков.

— Вы бы нам помогли, — сказал он. — Возьмите лопаты — работа пойдет быстрее. Ведь это железо предназначено для хорошего дела — оно пойдет на перила и фонари для моста на Шведен-канале.

Трое здоровяков многозначительно переглянулись.

— Перила? — усмехнулся один из них. — Разве мост на Шведен-канале выдержит железные перила? Я, например, не рискну ступить на этот мост: мне не хочется купаться в грязных водах канала.

Один из здоровяков громко заржал, довольный шуткой своего товарища, а тот продолжал разглагольствовать:

— И вы, дурачье, работаете на этот пропагандистский мост? Вам что, заплатили деньгами Коминтерна?

— Вы-то уж, наверно, покупаете свою резину на американские денежки. — ответил им худой. — Если вы во всем видите рекламу и пропаганду, то почему не посоветуете своим хозяевам, чтобы они восстановили в Вене, хотя бы с рекламной целью, с десяток домов? Ведь американцы, говорят, большие мастера рекламы.

— Ты, дядя, случайно не герр Геслингер из» Фольксштимме»?[4] — спросил «альпинист».

— Которому следует прищемить нос, чтобы он не совал его не в свои дела! — подхватил другой.

— У него нет его брюха! — засмеялся третий.

Гельм, выглянув из кабины грузовика, сказал работающим на вершине:

— Вы еще разговариваете с этой сволочью? Разве не чувствуете по их голосам, что они недавно сняли коричневые рубашки? Гоните их!

В здоровяков полетели куски кирпича. Ругаясь и грозя кулаками, они быстро скрылись.

Лида с улыбкой наблюдала за отступлением «альпинистов».

Глава восьмая

В «Веселом уголке» сразу стало людно. Тридцать рабочих-литейщиков пришли в назначенный час предложить свой труд для моста на Шведен-канале. Преобладали пожилые. В шляпах, в картузах синего сукна, в пиджаках древнего покроя, с брелоками на часовых цепочках, они сидели за столиками, стояли у стен и стойки, оживленно беседуя. Кое-кто пил пиво.

Дядюшка Вилли читал газету.

Александра Игнатьевича встретили с той простотой, которая присуща людям труда, без заискивающих взглядов и подобострастных улыбок, распространенных в среде венского мещанства. Во взглядах, устремленных на Лазаревского, были уважение и интерес. Люди ждали от него того нового, что внесло бы надежду в их безотрадное существование.

Казалось, город, многие дома которого, мосты и вокзалы были разрушены, должен очень нуждаться в трудолюбивых рабочих руках. Но время шло, а никто не звал правнуков создателей Стефан-кирхе и венских дворцов на строительные леса, к вагранкам и домнам, к столярным верстакам. Грохот клепальных молотков, звон железа, бодрый шум стройки звучали на Шведен-канале, и этот веселый дух восстановления принесли с собой люди, так недавно сражавшиеся на венских улицах и площадях, победившие врага, но далекие от пренебрежения и заносчивости победителей, которых, казалось бы, вовсе не должны трогать развалины чужого города.

Об этом рабочие и говорили перед приходом Александра Игнатьевича.

«Народ, видно, опытный, знающий дело», — подумал Александр Игнатьевич, оглядев рабочих.

К нему подошел старик в шляпе с обвисшими полями. Спина его, согнутая многолетним тяжелым трудом, горбилась. Старик глядел исподлобья. Косматые брови над печальными глазами, пышные бакенбарды и даже почерневшая от времени фаянсовая трубка, которую он сосал, усиливали его угрюмость.

Крепко пожав Лазаревскому руку, старик отрекомендовался вагранщиком Паулем Малером. Голос у него был густой, с хрипотцой.

— Я привел сюда, товарищ инженер, лучших литейщиков Флоридсдорфа.

— Спасибо, товарищ Малер, — ответил Александр Игнатьевич и, еще раз оглядев присутствующих, подумал: «Литейщики — это не всё. Мастерская полуразрушена, ее нужно привести в порядок…»

— Я произвел, — продолжал Малер, — самый тщательный отбор. Многих пришлось отправить домой. Они были очень недовольны. Но ведь и живущие в городе товарищи должны вложить свою долю труда в это дело. Завтра придут рабочие, которых собрал Гельм.

— Сначала нужно подготовить мастерскую к производству, — сказал Александр Игнатьевич.

— Кое-что мы уже сделали, — ответил Малер. — А гора чугунного лома и железа во дворе растет с каждым часом. Это — дело нашего Зеппа. Он ведь до аншлюсса работал у нас, во Флоридсдорфе. Его ребята рыскают по всему городу. Жаль, что у них всего одна машина.

— Грузовую машину я могу им предоставить, — сказал Александр Игнатьевич.

— О, тогда дело пойдет! — Малер обратился к рабочим: — Не правда ли, ребята? Если в дело вложены хорошие дрожжи, оно будет расти.

Александр Игнатьевич переговорил с остальными, выяснил специальность каждого, а затем вместе с Малером отправился в мастерскую. Ветхие ее ворота были починены свежими досками, не валились больше, не скрипели. Во дворе — ни бурьяна по углам, ни пролома в заборе, ни старой кучи железного хлама с унылым крестом. Поросшие молодой травой бугорки исчезли. Почищенный и выглаженный лопатами двор был посыпан желтым песком. Возле мастерской высилась гора чугунного и железного лома.

— Мы вчера привели двор в порядок, — повторил Малер, пощипывая негнущимися пальцами подбородок. — Народ вообще истосковался по работе. Но эта работа особенно зажгла всех честных рабочих. Ведь в дело вложены хорошие дрожжи.

— Что вы считаете хорошими дрожжами? — поинтересовался Александр Игнатьевич.