Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

• Название: Йоханнес Кабал. Некромант
• Автор: Джонатан Ховард
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Кабал качнул головой в сторону воодушевлённых горожан, толпа которых сновала взад-вперёд вдоль поезда.

— За идиота вроде этих, — сказал он. — К сожалению для нас обоих, я ошибся.

Рабочие начинали разгружать вагоны-платформы. Кабал и Барроу наблюдали за ними.

— У меня впереди долгая ночь, мистер Барроу. Уверен, вы извините меня, если я вас покину. Кабал сделал несколько шагов по платформе, и Барроу сказал ему вслед:

— Будет лучше, если вы покинете мой город.

Кабал остановился и обернулся.

— Ваш город? Вы здесь не хозяин. Помните об этом.

— И это всё? Угроз не будет?

— Угрозы, мистер Барроу, оставьте трепачам и трусам. Я к ним не отношусь.

Он направился обратно к Барроу, пока они не стали лицом к лицу.

— Я даже не предупреждаю.

Он резко развернулся и ушёл.

— Как правило, — сказал Барроу, слишком тихо для того, чтобы услышать. Затем тоже повернулся и пошёл назад к городу.

Всё дальше отдаляясь друг от друга, они оба думали об одном и том же: «От этого человека жди беды».

ГЛАВА 11 в которой Кабал наживается на чужом несчастье, и драма всё-таки разыгрывается

Такого просто не могло быть, чтобы балаган по прибытии в тот же вечер был готов к приёму публики. Тем не менее, ценой небольших хлопот и времени меньшего, чем требуется, чтобы достать и разложить стол для пикника, балаган со всей мишурой, с тридцатью аттракционами, палатками, каруселями и выставками горел огнями и был готов открыться. Никто не мог объяснить, как они это сделали; так получилось, что двести пятьдесят граждан, собравшиеся на станции, в это время смотрели в другую сторону. Все одновременно подскочили от неожиданности, когда за их спинами заиграла каллиопа, обернулись и почти одинаково сказали «О-о-о-о-о!» Кто-то на одну «о» поменьше, кто-то на один восклицательный знак побольше.

— Специальное предложение в честь открытия! — крикнул высокий бледный брюнет с соответствующей харизмой, в то время как его брат, долговязый блондин с бледным лицом, который, казалось, всегда употреблял улыбку только в качестве оружия, стоял позади, сложа руки. — Вход бесплатный!

Честные граждане Пенлоу-на-Турсе были воспитаны на истине, что отказываться от подарка неприлично, поэтому вежливо встали в очередь под разноцветную полированную деревянную арку с лампочками. Барроу шёл вместе со всеми, пока не оказался прямо под аркой и посмотрел вверх. На секунду ему показалось, что там написано «Оставь надежду, всяк сюда входящий», но в следующий момент она уже точно гласила о том, как тут, там и повсюду разные коронованные особы называли этот балаган идеальным досугом для тех, у кого от роду богатые родители и бедная наследственность, — в некоторых углах провинции это якобы считалось хорошей рекламой. Барроу решил, что ему показалось, но его подсознание пыталось что-то ему сказать. Он вошёл внутрь, предупреждённый и вооружённый.

Йоханнес Кабал, некромант и, поневоле, балаганщик, смотрел на толпу и заметно нервничал. Сегодня был их предпоследний вечер, и дела шли… как-то не так. Он не мог понять, что именно было не так. Толпа держалась плотно и переходила от палатки к карусели, от карусели к аттракциону, как огромная семья. Кроме непрерывной игры каллиопы и бодрых выкриков зазывал не было слышно ни звука. Люди просто останавливались, смотрели и шли дальше. Маленькая сенсация произошла, когда кто-то купил у лотка сахарное яблоко.

— Что с ними такое? Я думал, что я теперь буду героем. Почему они такие подозрительные?

Рядом появился Хорст, хотя секунду назад его определённо здесь не было.

— Они побаиваются. Может я и дал им объяснение ситуации, но это не значит, что оно пришлось им по нраву. Это место напоминает им, что случилось нечто недоброе, нечто необъяснимое, из ряда вон выходящее. Посмотри правде в глаза, Йоханнес. Сомневаюсь, что здесь происходило что-нибудь необычное с тех пор, как давным-давно какой-то прохожий крестьянин подумал, что неплохо бы основать город на этом месте. Видел, сколько шуму подняли из-за сахарного яблока? Продавай мы заливное из язычков жаворонка, они и то так не удивились бы. Возможно, здесь нас ждёт неудача.

— Неудачи быть не может. Это последняя остановка. Две души. Нужнодобыть две души, или вся эта затея — пустая трата времени.

— И девяноста восьми душ.

— Девяноста девяти. Мы поспорили на мою жизнь.

Хорст резко на него посмотрел.

— Что? Ты ничего об этом не говорил!

— Как это ни странно, но я не любитель распространяться о подобных вещах. Какая разница? Если я не верну себе душу, то не смогу продолжать исследования.

— За тобой тянется след из метафизических катастроф, ты превратил невесть во что свою жизнь, мою жизнь, жизнь всех тех, кого ты сгубил за восемь лет и тридцать семь дней, что я проторчал на кладбище, а теперь решил замолвить словечко ещё за сотню? И ради чего?

— Сам прекрасно знаешь.

Хорст в бессилии покачал головой:

— Нет, не знаю. — Он начал трясти пальцем перед лицом брата. — Я раньше знал. Я тебе даже симпатизировал, такой я идиот, и видишь, что со мной стало? А ради чего теперь? Я не знаю. Думаю, и ты не знаешь. Ты продолжаешь жить так только потому, что если бы ты остановился и спросил себя: «Как же так, Йоханнес, почему я стал для всех распоследней сволочью?» — думаю, ты не смог бы дать себе честный ответ.

Кабал разозлился и откинул руку Хорста в сторону.

— Плевал я, что ты там думаешь. Мне в высшей степени безразлично твоё мнение.

Хорст пожал плечами.

— Отлично. Покуда мы понимаем друг друга.

— Нет, мы друг друга не понимаем. Уж тебе меня точно не понять. Ты никогда ни к чему не стремился в жизни. Тебе не понять, что такое отдать чему-то всего себя. Тебе не понять, что значит засыпать и просыпаться с одной и той же мыслью, которая не идёт из головы.

— Это не самоотдача.

— А что же?

— Одержимость.

— Вот как ты пытаешься понять меня? Ярлык повесил. Что и следовало ожидать.

— Это не ярлык. Взгляни на себя. О, боги, Йоханнес, ты же врачом собирался стать! Хотел помогать людям!

— Врачи. Мошенники и шарлатаны. Лишь пытаются отогнать тьму, а если не получится, у них всегда наготове пара оправданий. Им не хватает то ли ума, то ли духу, чтобы вновь вернуть свет. Но не мне. Не мне! Я буду Прометеем современности, что бы ни пришлось делать, какими бы тёмными делами не пришлось заниматься, чтобы постигнуть тайну.

— А что, если никакой тайны нет? Что, если это за рамками понимания смертных? Что тогда? Что будешь делать?

— Должна быть, — ответил Кабал. При этом он выглядел очень старым и уставшим. — Должна быть.

Хорст взял младшего брата за плечи.

— Послушай, у нас есть двадцать четыре часа — даже меньше, учитывая светлую часть суток — но время есть. Можно придумать выход. — Кабал непонимающе заморгал. — В этих контрактах всегда где-нибудь да найдётся лазейка. Должно быть, это традиция. Сожжём контракты, освободим тебя от пари, а затем отыщем лазейку в договоре, что ты подписал, продав душу.

— В моём договоре нет никакой лазейки, — сказал Кабал. — Я отказался от души в обмен на основы некромантии.

— И это всё?

— Не знаю. Мне нужна была «тайна жизни после смерти» — всё как обычно.

— Ты попросил именно это?

— Что-то вроде того.

— Тогда всё просто! Разве не понимаешь? Ты хотел узнать тайну жизни после смерти, а получил пару формул, которые позволяют тебе возвращать людей к жизни жалкими подобиями тех, кем они были. Тебе ещё пришлось выполнить большую часть работы, чтобы этому научиться. Они не смогли выполнить свою часть сделки!

— Ты просто придираешься к определениям.

— Да ладно тебе! Думаешь, Сатана упустил бы такую возможность, если бы ситуация была обратной?

— Какой мне прок от его души?

— Я не это имею в виду. Он у нас в руках. Это философское минное поле!

Кабал на мгновение представил себе, как Аристотель неожиданно исчезает в огненном облаке посреди чистого поля, а Декарт и Ницше с ужасом это лицезреют. Он взял себя в руки.

— Меня ведь наделили силой использовать формулы. Вот и вся выгода.

— Это тебя ни к чему не привело. Брось эту затею. Начни заново.

— Я… я не знаю.

Он прикинул, сколько исследований понадобится, чтобы нагнать потерянное в схватке с дьяволом время. По всему выходило, что немало.

— Йоханнес. Сделай это. В качестве искупления.

Хорсту Кабалу казалось, что его брат, Йоханнес, выглядит так же, как и в шестилетнем возрасте, когда у него умерла собака. Та же оцепенелая неспособность осознать что произошло. Йоханнес Кабал посмотрел на пол, на ночное небо и, наконец, на брата. Он выглядел растерянным.

— Я не знаю, — прошептал он.

Хорст раскрыл объятия. Он не обнимал младшего брата с тех пор, как тот был ребёнком. Они никогда не были близки, а когда Кабал признался, что ненавидел Хорста, стало ясно почему. Но даже сейчас, даже в этом месте, кровь, как и раньше, гуще воды.