Яков Порохин - Крепость не сдается

• Название: Крепость не сдается
• Автор: Яков Порохин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1969

Яркую страницу из истории революционного прошлого Копейска раскрывает книга Я. М. Порохина и В. Ф. Рублева «Крепость не сдается».

На протяжении ряда лет, начиная с 1956 года, краевед Я. М. Порохин упорной кропотливо собирал материал о борьбе копейчан против колчаковского засилья (1918—1919 гг.). Свыше 100 воспоминаний непосредственных участников борьбы в тяжелые годы подполья бережно обобщены и систематизированы авторами. Так в основу книги был положен большой фактический материал, архивные документы и воспоминания участников описываемых событий.

Книга рассчитана на историков, краеведов и всех, кто интересуется революционным прошлым родного края.

---

— Этого так оставлять нельзя, — сдвинул брови Степан Голубцов. — Похороны Татьяны Стряпуниной превратим в демонстрацию протеста.

— Найдешь Леонида Горшкова, пришлешь сюда, — сказал Володе Голубцов. — А сам сразу же направишься на Кыштымские копи, сообщишь о смерти матери ее дочери Манефе Пильниковой. Но главное — расскажешь обо всем Тимофею Щекатурову. Пусть готовятся к похоронам организованно. Сам сразу возвращайся сюда.

Подготовка к массовой демонстрации протеста началась. Едва Леонид Горшков явился к Степану Викторовичу, как ему поручили:

— Срочно собери свой десяток, идите на шахты, в бараки, в землянки, объясняйте цель завтрашней демонстрации. К нам должны присоединиться все шахтеры.

Леонид направился в поселок Афон. Здесь жила Клава Хохлачева. Ее отца Ивана Хохлачева он встретил у дома Задориных. На завалинке и скамейках сидело человек пятнадцать шахтеров. Разговор шел о нелегкой шахтерской жизни. Хозяева шахт задерживали выдачу зарплаты, ссылаясь на то, что угля добывается мало. В кредитных лавках исчезли мука, сахар, масло и мясо. Приходилось вещи менять на продукты.

Едва Леонид сообщил об убийстве Татьяны Стряпуниной, Петр Задорин поднялся с завалинки, хмуро сдвинув брови.

— С ней мы, — кивнул на жену, утиравшую слезы концами платка, — доживаем век. Глумиться над нами на старости лет не позволим. Сегодня Татьяну прикончили, завтра к нам вломятся. Правильно Ленька говорит: должны проводить Татьяну в последний путь. И коль сунутся супостаты — несдобровать им, если весь народ поднимется.

— Верно, Петро, — поддержал соседа Иван Хохлачев.

И назавтра люди потянулись к бараку, где еще совсем недавно жила Татьяна Стряпунина. Леонид пришел туда вместе с Клавой. Возле барака собралась огромная толпа.

В комнате было также людно. У изголовья покойной стояли Максим Филиппович Семенов и Степан Викторович Голубцов. Дочь Татьяны Стряпуниной Манефа рыдала, обхватив безжизненное тело матери.

— За что они тебя? За что?

Степан Голубцов громко сказал, перекрывая приглушенный говор в комнате:

— За то, что два ее сына и твой муж сражаются за Советы, бьют контру!

В комнату вошли шахтеры с Кыштымских копей во главе с Тимофеем Петровичем Щекатуровым, руководителем подпольного десятка. Теперь в сборе были все. Голубцов подозвал Леонида:

— Иди-ка на электростанцию, скажи механику Латышеву, чтобы дал протяжный гудок.

Степан Голубцов, Василий Екимов, Максим Семенов и Петр Набережный понесли греб из комнаты. Тревожно загудел гудок электростанции. Его подхватили почти одновременно гудки всех шахт. А за гробом шли уже сотни людей. К процессии присоединялись все новые и новые группы. Многие горняки, побросав работу, шли прямо в шахтерских спецовках, с лопатами и обушками.

Мощное эхо гудков ворвалось в кабинет управляющего копей Попова, занятого разговором с Норенбергом. Норенберг бросился к телефону и остановился, как вкопанный, у окна, увидев огромную процессию, впереди которой несли красный гроб.

Попов опередил поручика. Раздраженный, он вызвал у телефонистки шахту номер три.

— Все ушли на похороны, — ответил незнакомый голос.

Попов бросил трубку, яростно стукнул по столу:

— С меня армия требует уголь, а вы… Где ваши казаки, господин поручик?

Норенберг усмехнулся:

— Если вам будет угодно, мигом пришлю. Половину ваших шахтеров перерубят. А уголек добывать пойдете вы с господином Креминским.

— И все-таки…

— Хорошо. Пришлю десяток.

Едва процессия поравнялась с домом управляющего, кто-то запел «Интернационал». Песню мгновенно подхватили сотни голосов.

Нескончаемым потоком шли и шли люди на кладбище. Когда гроб опустили в могилу, Екимов обратился к присутствующим:

— Товарищи! Дорогие друзья! — В этот момент в руках Ильи Петрякова взметнулось красное полотнище, на котором было начертано: «За власть Советов!». Голоса одобрения прокатились над толпой. — Сегодня мы хороним одну из жертв белогвардейцев, Татьяну Стряпунину, В свои шестьдесят лет она делала наше общее дело. Клянемся отомстить за гибель нашего товарища!

Неожиданно кто-то крикнул:

— Казаки!

Через кладбищенскую ограду перемахивали казаки, врезаясь на полном скаку в толпу. Один из казаков ринулся к стоявшему на холмике Екимову. Взмахнув плетью, он надвигал коня на Василия Яковлевича. Максим Семенов сломал крест с чьей-то могилы, размахнулся и со всего плеча ударил верхового. Тот сполз на землю. Это послужило сигналом к схватке. Матрос Александр Иванов огромной жердью сбивал казаков, приговаривая:

— Получай, гады, сполна!

Казачий ротмистр между тем, вскинув шашку, направлял коня к Манефе, лежащей на свежем могильном холмике. Василий Екимов, заметив это, улучил момент и, зажав финку в зубах, прыгнул на ротмистра сзади. Миг — и он вонзил ему нож в спину. Выхватив из кобуры белоказака наган, столкнул его из седла. Подскакав к Степану Голубцову, Екимов на ходу крикнул ему:

— Садись сзади!

Конь вынес их из толпы. Два казака ринулись вдогонку, но Екимов метким выстрелом сшиб одного. Второй бросился наутек.

А ребята из десятка Леонида Горшкова — Володя Вдовин, Ваня Точилкин, Павлик Баландин, Миша Кормильцев, Саша Карамышев и другие — забирали у убитых и валявшихся без сознания казаков оружие и перетаскивали его в березовую рощицу.

— Всем уходить! — скомандовал вскоре Леонид, заметив, что Екимов машет ему рукой.

В этот же день на заседании подпольного комитета было решено выделить Манефе Пильниковой деньги, снабдить ее фальшивыми документами и отправить в деревню Ячменку[13]. В ответ на налет казаков на кладбище комитет предложил объявить двухдневную забастовку.

— Немедленно сообщите об этом шахтерам, — приказал Екимов Леониду Горшкову. Это было очень опасное поручение, но Леонид радостно улыбнулся: он любил рискованные дела.

— Сделаем! — весело сказал он. — А как быть с казачьим оружием?

— Подберите надежное место и спрячьте его там. Комитет поручил тебе снабжение подпольщиков оружием и боеприпасами. Справишься?

— Попробую! — кивнул Леонид, и вскоре он с ребятами уже переходил от барака к бараку, сообщая решение подпольного комитета партии.

Шахтеры бастовали два дня.

ПОДПОЛЬЕ ДЕЙСТВУЕТ

1

Начальник Челябинской милиции поручик Агапов искоса глянул на хмурое лицо Норенберга.

— Представьте себе, Карл Вильгельмович, — снова заговорил Агапов, — все эти ваши безобразия происходят в дни, когда во всем уезде более или менее спокойно. И вдруг — чрезвычайное событие — разгром казаков на кладбище безоружной толпой шахтеров. Зачем, собственно, вам потребовалось мешать похоронам этой старухи?

— О, вы не знали, как вызывающе вели себя демонстранты, — вскинул брови Норенберг. — Окрасили гроб в красный цвет, пели «Интернационал».

— Понимаю. Но есть же другие пути. Выслали бы туда своих людей, шли бы они со всеми, вынюхивали главарей, а после похорон этих главных и взяли бы по отдельности…

Агапов еще долго говорил. Хмуро слушая его, Норенберг думал, что Агапов не знает, как смело, дерзко действуют неуловимые подпольщики копей. Ежедневно выводили из строя водоотливные насосы. Кто-то унес с экскаватора крышку блока, и машина стоит в бездействии уже третью неделю. А в механических цехах Кыштымских и Уфалейских копей то утащат с токарных станков резцедержатели, то погнут вал трансмиссии. На электростанции Уфалейских копей замкнули проводку, отчего сгорела обмотка электромотора, Вчера случилось снова скандальное событие. Ночью кто-то бросил жестяную бомбу в кабинет Попова. Тот остался жив, но виновного опять не нашли. А ведь в доме постоянно дежурили верные люди — Долгодворов и Зеленин.

«Напасть на след хотя бы одного из них, — подумал Норенберг, но тут же снова поморщился. — Впрочем, брали мы этот стачечный комитет, а толку…»

— У меня есть подозрение, — перебил он Агапова, — что руководят смутьянами из Челябинска. Вот, полюбуйтесь, — он протянул Агапову листовку.

— Видите — ГКП… Городской комитет партии.

— О Челябинске мы сами позаботимся, — проговорил Агапов. — У вас-то кто эти бумаги распространяет, а? И главное — кто их получает от этого самого городского комитета?

После отъезда Агапова Норенберг долго сидел в невеселом раздумье.

«А не пойти ли завтра к Сорокину на пирушку? — размышлял Норенберг. — На сей раз — только те, кого я захочу. И женщин, женщин побольше, надоели уже эти мужичьи рыла. Кстати, надо пригласить эту смазливенькую уборщицу из штаба Настю Собакину. К черту! Теперь каждый день полон неожиданностей. Надо жить для себя. Итак — решено».

Норенберг вызвал к себе Настю. Она вошла несмело, еще не ведая, зачем приказал явиться ей сам начальник контрразведки.