Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

- Скажи, почему вы с Ануширваном обриты наголо? Из-за жары?

- Жара тут ни при чём, - ответил Белендшер. - В стране кукразов волосы достойны украшать лишь головы господ. Я - раб.

- А почему царица, царь, его надим сидят в железных креслах?

- Железо говорит о твёрдой власти. Оружие - о силе…

- Вестимо, - согласился Род. - А почему Ануширван, и ты, и даже сам надим такие краснокожие?

- Ха, - усмехнулся Белендшер. - Смешной обычай у кукразов: мужчины обладают красной кожей. Натираются червеницей[459], и только.

Рода радовало, что снотворное не оставило по пробуждении дурного действия, влило как будто даже бодрость. Иначе он был бы более расслаблен, передав львиную долю своей силы Чаушнару.

- Чем ты так быстро усыпил меня, а, Белендшер?

- Бандж, - отвечал кыпчак. - Снадобье из листьев индийской конопли и белены. Сильное снотворное.

Его используют… Постой-ка, господин, мы не одни в доме! - Он взял свой креноватый нож и вышел из одрины.

Род слышал лёгкий стук, как будто ветром колыхнуло ставню. Он знал: на окнах дома висели деревянные решётки ставень. Он был уверен: Белендшер вот-вот вернётся. Тишина все длилась… Вдруг - громкий разговор… Он уловил несколько кукразских слов, уже знакомых: кубба[460], бабунди[461], хисме[462]… Никакого смысла не открыли эти выуженные из непонятной речи отдельные слова. Их прервал голос Белендшера по-кыпчакски:

- Шакал-предатель!

Род поспешил на шум. И опоздал. Раздался истошный крик. Что-то упало…

В большой палате с железным креслом, где в первый день он принят был Текусой, горел у входа один светильник. На полу лежал Ануширван. Белая ковровая дорожка из овечьей шерсти под ним краснела на глазах… Над павшим возвышался Белендшер, уже отбросивший свой нож.

- О Боже! - воскликнул Род по-русски. - Ты что… ты почему его убил?

Белендшер, мутно глядя на вошедшего, молчал. Он не уразумел вопроса. Род заметил, что половчин слегка покачивается. И вот он рухнул, как поверженный кумир. Род бросился к нему, рванул халат. На животе зияла косая рана, из неё струились внутренности.

- Друг, - прохрипел несчастный по-кыпчакски. - Чаушнара нет. После твоих чар… он, как сайгак, побегал и упал. Испустил дух. Царица в лапах Семендера… Надим велит тебя убить. Прислал Ануширвана… Я помешал… Беги! Сюда придут… На площади у ашханы араб Абу Хамид… спасёт… Он… только он… О, тьма!

Белендшер вытянулся и застыл навеки.

Род подошёл к окну, выбил оконницу со ставней. В палату хлынул ранний синий свет. Светильник стал почти не виден. Утренняя свежесть вытеснила кровавый запах. Род вышел в сад, обвёл тоскливым взором чужие, незнакомые деревья. У глиняной куфы с остатками зелёной дождевницы увидел заступ. Под деревом с оскомными плодами, похожими то ли на вишню, то ли на сливу, вырыл яму. Два трупа рядышком легли в могилу. Род не вернулся в дом, а вышел на дорогу.

Сельга скоро кончилась. Колючая сухая степь внушала Роду: мы чужие! Вот мазанки подградья. Чужесть, пыль, как в Шарукани. А народ уже бежит спросонок. Краснотелые мужчины в грубых одеждах из портяной[463] ткани, с топорами, креноватыми ножами и мечами у поясов. Женщины, укутанные в бисерные понки - одна рука свободна, - с бронзовыми, медными коробочками и ножами на груди. Род усвоил одно слово на кукразском языке.

- Куда? - остановил он двух бегущих.

- Майдан, майдан, - ответили они.

Понял, что на площадь.

И в самом деле площадь гудела, как киевское вече в день убийства Игоря Ольговича.

Перед глазами Рода колыхалась зелёная чалма. Её владелец повысматривал в толпе кого-то и оглянулся. Смуглое округлое лицо с большими черными глазами, с ухоженной черно-серебряной бородкой. Глаза при виде Рода оживились.

- Клянусь Аллахом, ты русич, - произнёс он чисто по-славянски, мягким, сладким голосом. - Ты хочешь посмотреть на погребение?

По выговору обладатель дорогой чалмы живал, скорее всего, в Суздале, нежели в Киеве.

- Бывал в моих краях, мудрейший? - спросил Род.

- Ростов, Владимир, Ярославль, - охотно перечислил путешественник. - Будь на то воля всевышнего Аллаха, посетил бы Новгород Великий, но… Что ж мы тут увидим? Взойдём на кровлю вот этой ашханы, - указал он на ближайший белокирпичный дом. И Род при этом вспомнил Белендшера, говорившего об ашхане на площади.

- Араб, тебя зовут Абу Хамид? - на всякий случай спросил он.

Вот я перед тобой, - ответил незнакомец. - Абу Хамид ал-Гаранти к твоим услугам. Араб я иберийский[464], родом из Гранады. Ты о такой земле не ведаешь?

Соль в Киеве, я слышал, иберийская, - припомнил Род. - Ещё вкушал у князя иберийские ветры, пирожки такие сладкие.

Абу Хамид невольно улыбнулся:

- Где тебе хорошо знать мою страну? Один Аллах все знает лучше всех, ибо он самый мудрый, самый могущественный и щедрый, самый снисходительный и милосердный.

Тем временем хозяин ашханы открыл им вход наверх. Они взошли на кровлю.

Перед белокирпичной двухпрясельной[465] громадою дворца сияли позолотой два широкоплечие болвана. Между ними на четырёх столбах высилась ладья с маленьким срубом у кормы. Посреди ладьи старуха в чёрном устилала стёгаными покрывалами, подушками из греческой парчи широкую скамью.

- Ядшудш, Мадшудш, - сказал араб, указывая на болванов. - Ангел Смерти, - кивнул он в сторону старухи.

По сторонам стояли два помоста. На одном сидели девять человек в белых одеждах.

- Девять судей Эталя, столицы всех кукразов, - пояснил Абу Хамид.

О другом помосте с затейливой хороминкой из свежего пластья он не сказал пока ни слова.

Уныло зазвучали длинные сопелки в устах гудцов. С дворцового крыльца стало спускаться шествие. В центре его над головами плыли высокие носилки. На них лежал вчерашний возвращенник к столь недолгой жизни. Он был в блестящих сапогах, в парчовом подпоясанном кафтане с золотыми пуговицами, в собольей шапке. Его подняли на ладью и положили на стёганое покрывало, обрамив подушками. К одру покойного принесли мёд, плоды, травы благовонные, хлеб, мясо, лук. Оружие - налучье, колчан со стрелами и обоюдоострый меч - сложили в изголовье. Тут же внесли собаку, раскроили надвое и бросили в ладью, ввели по паре коней, коров и, изрубив мечами, оставили в ладье. В придачу к ним зарезали петуха с курицей.

- Призываю Аллаха и его ангелов в свидетели, я на такое варварство взираю, как и ты, впервые, - обратился к Роду Абу Хамид. - Конечно, пересказывали мне весь этот обряд кукразов не единожды, а вот воочию узреть не доводилось.

- Вон, вон! - перебил Род. - Куда они пошли?

Он углядел, когда Текуса отделилась от процессии и поднялась на тот, второй помост с затейливой хороминкой. След в след за ней шёл Семендер. Они вошли в чертог.

- Ах, - сморщился араб, - дикий обряд совокупления. Сейчас преемник Чаушнара возляжет с овдовевшею царицей и скажет: «Если б ты не сделала сего, то кто бы посетил тебя?»

- Чего… сего? - не справился с дыханьем Род.

- Ну, перед тем её же спрашивали: «Хочешь умереть с ним?» То есть с мужем. Она сказала: «Да!» Вестимо, против воли.

- О, Сарагурь! - вырвалось из самой души Рода.

Он с горечью подумал, что Семендер дождался своего.

- Бедняжка Сарагурь надеялась на твою помощь, - прямо в ухо прожурчал Абу Хамид, - Ты чародей! Однако не рассчитал по молодости: слишком много влил своей силы в немощное тело сразу. Старик просто не выдержал…

Между тем поникшая Текуса и довольный Семендер сошли с помоста. Царицу подвели к чему-то сделанному наподобие колодезного сруба. Она стала на руки мужчин и заглянула в сруб. Старуха Ангел Смерти подошла и трубно вопросила по-кукразски. Тут же перевёл Абу Хамид:

- Что видишь?

Надтреснутым металлом прозвучал ответ Текусы:

- Вижу здесь отца и мать свою.

Её спустили с рук и снова подняли. Опять тот же вопрос. Она ответила:

- Теперь я вижу всех своих умерших родственников.

Её спустили и подняли в третий раз.

- О! - мучительно воскликнула она. - Там господин мой. Он сидит в раю, прекрасном и цветущем. С ним мужи и юноши. Он призывает: пустите меня к нему.

Вот возвели царицу на ладью. С ней вместе взошли Куль, Бака и Илека. Ангел Смерти сопровождала их. Вот Сарагурь сняла с себя запястье и отдала старухе. Сняв кольца с ног, она вручила их своим прислужницам.

- Теперь девицы, её служанки, стали дочерьми Ангела Смерти, - пояснил араб.

Шестеро мужчин, взошедших на ладью, звеня щитами, палицами, подали царице чашку меду. Она выпила. Абу Хамид сказал:

- Напиток - знак прощания со всеми её милыми.

Старуха торопила Сарагурь допить мёд, толкала к срубу на корме.

Тем временем мужчины, выхватив ножи, зарезали Илеку, Баку, Куль и уложили в ногах умершего царя.