Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт

• Название: Андрей Старицкий. Поздний бунт
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-021342-5

Андрей, младший сын великого князя Ивана III, со своим старшим братом, великим князем Василием III, жил в полном согласии. Но после его смерти в 1533 году у Андрея начались недоразумения с правительницей Еленой Глинской: по причине малолетства будушего царя Ивана IV многие бояре видели в Старицком кандидата на престол.Постепенно недоразумения перешли в неповиновение, а затем и в открытый бунт…

---

Процветание, главный источник которого виделся в добровольном и неукоснительном соблюдении нравственных законов, послужило хорошим примером для других славяно-русских ветвей - вечевые колокола возвысились во всех крупных городах России.

Увы, золотой век не был слишком долгим. Властолюбие и алчность, свойственные большинству людей, особенно обретающим богатство, постепенно подсекали корни народовластия, и вечевые колокола начали исчезать с городских площадей один за другим, а вместо них возводились дворцы князей-властелинов, хоромы бояр, тоже охочих до власти.

Особенно споро единовластие княжеско-боярской кучки стало набирать силу с проникновением в Россию христианства, проповедовавшего власть от Бога, призывавшего к смирению и рабскому поклонению власти.

И вот осталось всего два города с вечевым правлением: Псков и Великий Новгород, да и в них от подлинного народовластия - только едва уловимая тень. Богатые властолюбцы грызлись между собой за власть, а граждане давно разделились на больших и меньших. Тень извращенного народовластия должна была неизбежно исчезнуть. Первым потерял вечевой колокол Великий Новгород, и вот - Псков.

Что теперь лить слезы. Раньше нужно было плакать, а еще лучше стоять стеной, не поддаваясь сладкоречивым посадникам и боярам. Однако время ушло. ГраЖ" дане давным-давно обмануты, хотя никак не хотят этого понять. Последний признак давно утерянного народовластия, вечевой колокол Пскова, пал. Его погрузили на розвальни, и на исходе того же дня дьяк Долматов, несмотря на непогоду, выехал в Великий Новгород. Вез он не только вечевой колокол, но и клятву псковитян признать над собой единую царскую власть. А Псков со следующего утра начал готовить дворец царева наместника к приезду самого Василия Ивановича, его брата, ближнего советника князя Михаила Глинского, князя Даниила Щени и боярина Давыдова. Для всех остальных князей, бояр и дворцовой челяди предназначили Средний город, временно переселив из него жителей в Большой город.

Через несколько дней, получив весть о том, что царь уже подъезжает к городу, псковитяне выступили через Довмонтовы ворота встречать Василия Ивановича. Так бы и шли они, невесть как долго, но вмешалась церковная власть, велев остановиться в версте от городских стен и ждать терпеливо государя. Сами священнослужители, с крестами и иконами, в торжественных облачениях, пестрых от золотого и серебряного шитья, от множества драгоценных каменьев, выпялились перед толпой. А между горожанами и священниками втиснулся хор певчих, отобранных из всех церквей, не только соборной, но и приходских.

Царь Василий Иванович спешился и, подойдя к встречавшим его церковникам и псковитянам, поклонился:

- Благодарю за здравомыслие, граждане Пскова. Иду, как и обещал, в храм Святой Троицы благодарить Господа за бескровный конец распри.

Хор грянул долгие лета и не замолкал, идя в ногу за священнослужителями, сопровождавшими государя до храма Святой Троицы.

Пока в храме шла благодарственная служба, князь Петр Шуйский оглашал список тех, кому надлежит собраться во дворце наместника. Предупредил строго:

- Если кто захочет уклониться, все едино будет пойман. И тогда тому будет кара иная.

- Что с нами станет? - спросил посадник Акимов.

- Вы, - ответил Шуйский, -= смущали Псков, зачто достойны смертной казни, но государь Василий Иванович, - милостив. Он, не лишая вас жизни и даже имущества, отправляет на новые места в Подмосковье.

- А что с городом?

- Продолжит жить, как жил. Никого не тронут пальцем. Такое твердое слово самодержца. От имени государя, клятвенно в том заверяю всех псковитян.

Лелеют души такие слова, успокаивают. Теперь с радостью можно ждать выхода из храма Василия Ивановича, чтобы отблагодарить его за милость великим ликованием.

В ту же ночь опальных увезли из города. Лишь тех оставили на псковской земле, кто пожелал принять постриг.

Попировав пару дней, Василий Иванович назначил наместниками в Пскове боярина Григория Феодоровича Давыдова и конюшего Челяднина. Дьяка Мисюря оставил ведать делами приказными; дьяка Андрея Волосатого - ямскими. Определил сразу же воевод, тиунов[112] и старост в меньшие города; установил новый чекан для монет и ввел единую для всей России торговую пошлину; раздал московским боярам землю сосланных псковитян и, наконец, вздохнул свободно.

- Все, слава Богу. Теперь можно без всякого огляда браться за Сигизмунда. Как, князь Михаил Львович?

- Совсем скоро, мой государь.

Князю Старицкому не ясен был ни вопрос, ни ответ, однако не спросишь, о чем их разговор. Хотя и любопытно. Василий Иванович, не приоткрывшись, еще больше раззадорил брата:

- Тебе, Андрей, тоже с нами придется. Пока же, если хочешь, отправляйся в Старицу миловаться с молодой женой. А ежели, возникнет желание, приезжайте в кремль.

- Останусь в Старице.

- Ладно. К весне, должно быть, позову.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Скоро слово сказывается, а у дела - свой срок. Какое-то скорое важное дело, о котором говорил Глинский, натолкнулось, похоже, на что-то не менее важное и затормозилось. Как бы то ни было, прошла весна, а из Кремля - ни слуху, ни духу. Стало быть, идет там обычная размеренная жизнь.

Сказать, что Андрей Старицкий томился в ожидании вызова в Москву или иных каких распоряжений царя Василия Ивановича, значит слукавить. Князю было очень уютно в Старице. Но самое главное - княгиня Ефросиния была на сносях, и сейчас его, как и княгиню, больше всего интересовало, мальчик родится или девочка. Решились супруги даже на то, чтобы позвать знахарку, самую известную во всем Старицком княжестве, послали за ней княжеский возок.

Опрятная старушка, с явной неохотой перекрестившаяся на висевшие в красном углу иконы, хотя и приняла она крещение, но оставалась верной своим прежним богам, поклонилась княгине.

- Позволь, княгинюшка, послушать чадо твое будущее?

- Поступай, как сочтешь нужным. Лишь бы слово твое было верным.

- Верное слово может сказать только Суд - Бог, - Поправилась старушка, - а мы, слуги божьи, можем и ошибиться, со мной, правда, такое случалось крайне редко. Благоволит мне Суд.

Очень долго знахарка то гладила живот княгини, то прикладывала к нему ухо и наконец призналась:

- Никак не возьму в толк. Ты вот что… Сядь-ка вот сюда. Прямо на ковер. Давай пособлю. Подожми поплотней ноги. Хорошо, милая. Очень хорошо. Теперь я кликну князя, а как он войдет в дверь, встань ему навстречу. Все поняла?

- Чего тут не понять?

Знахарка будто знала, что князь стоит за дверью, даже не открывая ее, позвала:

- Входи, муж нетерпеливый.

Дверь открылась настежь, князь Андрей шагнул через порог, остановился в нерешительности, увидев жену, с трудом сидевшую на ковре, он зыркнул недовольно на знахарку и кинулся было, чтобы помочь жене подняться, но старушка крепко ухватили его за рукав:

- Не егози, князь, княгинюшка сама встанет. Ефросиния неловко выставила правую ногу вперед, оперлась руками в пол и хотела попытаться встать, но знахарка тут как тут: подхватила княгиню под мышки и, подняв ее, сказала с поклоном:

- Сын родится. Продолжатель рода.

- Наследник! - добавила княгиня Ефросиния, озарившись лицом. - Наследник!

Позже, когда знахарка, щедро одаренная, на том же княжеском возке была отправлена в ее дальнюю деревеньку, а супруги остались одни, князь Андрей, поцеловав жену, похвалил:

- Молодец ты у меня, что носишь в чреве своем наследника мне.

- Только ли тебе? Бог даст, наследника трона.

- Постой-постой. О чем это ты?

- Или не знаешь, не ведаешь?

- А тебе откуда это известно?

Ефросиния не нашла нужным пересказывать разговор со свахой, который произошел перед свадьбой, поэтому все, что она услышала тогда от нее, представила супругу как свою догадку:

- Отчего Василий Иванович позволил тебе жениться? Отчего не братьям твоим старшим Юрию и Дмитрию? Да не верит он им. Так я понимаю. А тебе верит. У государя нет наследника. Винят царицу Соломонию в бесплодии, только не в ней причина, а в самом Василии Ивановиче. Он сам бесплоден. Никогда у него не будет детей. Никогда.

- Что ты говоришь? Это же страшная крамола!

- Или мы с тобой не одни? Неужели мы станем друг дружку опасаться? Тогда какие же мы с тобой муж и жена - единая плоть? К тому же думать нам стоит не только о благе Василия Ивановича, но и о нашем с тобой. О нашем потомстве. И не стоит лукавить, играя в кошки-мышки.

Вот тебе и ум короток. Рассуждала Ефросиния, как Михаил Глинский, искушенный в интригах, наделенный природой гибким и хватким умом. А княгиня? Совсем молодая она еще, к тому же воспитывалась не при дворе. Да, женщина, как говорят мудрые, неразгаданная тайна: за семью печатями тайна.