Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт

• Название: Андрей Старицкий. Поздний бунт
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-021342-5

Андрей, младший сын великого князя Ивана III, со своим старшим братом, великим князем Василием III, жил в полном согласии. Но после его смерти в 1533 году у Андрея начались недоразумения с правительницей Еленой Глинской: по причине малолетства будушего царя Ивана IV многие бояре видели в Старицком кандидата на престол.Постепенно недоразумения перешли в неповиновение, а затем и в открытый бунт…

---

- Не испортит ли все дело ссора с королем? Вдруг не захочет княгиня связать свою жизнь с изменившим Польской короне?

- Отчего у тебя такое сомнение?

- Побоится второй раз остаться вдовой.

- Возможно, ты прав. Что ж, подождем, не теряя надежды.

- У тебя какая-никакая светится впереди надежда, а у меня? Только дворовые девы. Красивы они донельзя, милы, ласковы, но от них не будет продолжения рода.

- Что? Василий Иванович не велит жениться?

- Да. Всем нам, троим своим братьям, запретил обзаводиться семьями. И причина, на мой взгляд, одна: великая княгиня царица Соломония бесплодна.

- Опасается, что трон унаследует не его сын? А может, побаивается вас, братьев. Вы к престолу руки потянете. Есть в этом его запрете резон. Любой король точно так же поступил бы, впрочем, так и поступают.

Помолчали, наслаждаясь покойной ночной тишиной, каждый думал о своем. И вдруг Глинский сказал неожиданно грустно и очень твердо:

- Обещаю, если удача не отвернется от нас, пособить твоему неустройству.

И снова - тихо. Долго. Томительно долго. Ни выстрелов не слышно со стороны дворца Заберезинского, ни вестника оттуда нет. Молчат князья, каждый в душе начинает беспокоиться, но вслух временят говорить роковое слово: неудача.

Наконец услышали едва уловимый топот коня. Приближается звук быстро, с каждой минутой обретая громкость. И вот - осадил коня радостный шляхтич у шатров княжеских, возле которых они коротали ночное время, и, еще не спрыгнув с коня, крикнул:

- Полный успех!

Взметнулись князья, не тая радости. Михаил Глинский торопит принесшего радостную весть: Давай все подробно.

Завладели воротами. Заперли шляхту. Разоружили тех, кто в караулах. Панов ведут сюда. Пеше. В исподнем.

Все это называется «со всеми подробностями». Ну, да ладно. Дело сделано, чего теперь языки чесать. Спросил:

- Много ли панов?

- Тысяцкий велел сказать, что полная дюжина.

- Странно, - невольно вырвалось у Глинского, но он тут же изменил тон и продолжил уверенно-начальственно: - Спасибо за добрую весть. От меня - пять злотых. Сейчас же скачи обратно и передай наше с князем слово: до рассвета, как уговорено было раньше, никаких действий не предпринимать. Дворцом Заберезинского займемся днем, и не только дворцом, но и всеми подвластными ясновельможному поселениями. - И к князю Старицкому: - Не возражаешь, Андрей Иванович?

- Нет. Не возражаю.

Когда вестник ускакал к замку, Глинский снова проговорил недоуменно:

- Странно…

- В чем странность, князь?

- У него в гостях князья Дмитрий Жизерский, Иван Озерецкий и Андрей Лукомский. Мои друзья. Они извещали, что кроме них никого у ясновельможного нет.

- Ну и что? Приехали после присланной тебе вести.

- В том-то и дело. Неужели Заберезинский пронюхал что-либо о моих замыслах? Хорошо, что мы опередили его. Ладно, что гадать, сейчас их приведут, все и выпытаем.

Не чрезмерны ли надежды?

Захваченных панов специально вели через буреломы, оттого не так скоро предстали они перед князьями. Уже начало рассветать, когда изодранных, исцарапанных пленников вывели на поляну.

- Факелы! - повелел слугам Глинский. - И побольше!

Он желал осветить свое торжество как можно ярче. Глянуть в свете факелов, а не в робком, еще не набравшем силу рассвете в испуганные глаза своего врага, так круто изменившего его, князя, жизнь.

Увы, у Яна Заберезинского в глазах не было ни капли испуга. Обычная надменность. И такая уверенность, будто не он пленен и не над ним свершится справедливый суд, а он и есть хозяин положения.

- Ну, что, ясновельможный, раскаиваешься? - спросил Глинский пленника. - Напишешь подробно королю Сигизмунду Казимировичу, как оболгал ты меня и почему это сделал?

- Нет! Я успел послать королю гонца, и недолго тебе осталось бунтовать! Погляжу, как ты заговоришь, оказавшись в оковах! Что станешь отвечать на мои вопросы!

- Твоих вопросов не будет! - сквозь зубы процедил князь. Желваки его ожгутились. Глаза пылали гневом. Забыл он, что хотел выяснить у Заберезинского, и, повернувшись к своему стремянному, донельзя преданному князю, приказал: - Обезглавь его!

Пан Заберезинский, видимо, даже не успел осмыслить услышанного, как голова его шлепнулась на траву.

Только теперь страх обуял остальных пленников. Даже верных друзей Михаила Глинского: что, если он не учтет дружбы, избавляясь от свидетелей? А князь торжествовал.

- Для вас определю тот же путь, пакостники! Впрочем, - сделав малую паузу, обратился он к своим сторонникам, - князь Жизерский, князь Озерецкий, князь Лукомский, вы свободны. Выбор ваш: встанете под стяг чести и справедливости или разъедетесь по своим вотчинам - неволить не стану.

Князья молча встали рядом с Глинским и Андреем Старицким.

- А этих, - Михаил Глинский взял у шляхтича факел и осветил лицо каждого из пленников, внимательно в них вглядываясь, и лишь после этого закончил, - этих трусливых пакостников чтобы я больше никогда не видел. И никто не видел!

Шляхтичи понимающе выхватили сабли, но Глинский остановил их.

- Нет! Чести много. В болото их. Живыми. Пусть захлебываются грязью. Достойный конец их грязной жизни. И никаких следов после них не останется.

Когда совсем рассвело, Глинский велел построить свой отряд и детей боярских.

- Несколько дней даю полного отдыха во дворце обезглавленного Заберезинского. Все добро, вся казна - ваша добыча. Поделим по-братски. Одно запрещаю: обижать прислугу. Особенно панночек. Строго накажу ослушавшихся.

Князь Андрей вполне согласился с этим распоряжением и повторил его для своих ратников, но совсем неожиданно из строя прозвучал вопрос:

- А если по доброй воле? По желанию если?

Князья Андрей и Михаил переглянулись. Они поняли друг друга: можно пойти навстречу воинам. Андрей Иванович ответил за двоих:

- Без насильства если, чего же худого в этом? Глинский перевел и вопрос и ответ шляхтичам, лица которых осветила довольная улыбка.

Во дворце Андрею Старицкому отвели покои и опочивальню самого пана Заберезинского, и внимание Михаила Глинского гость вполне оценил. Его не обременяли никакими заботами, преподнесли в дар парадные доспехи ясновельможного, а еще более дорогие вручили для передачи царю Василию Ивановичу. Не забыли князю Андрею сообщить и о том, какая доля добычи досталась детям боярским царева полка.

- Спасибо за щедрость, - поблагодарил Андрей Иванович Глинского, в ответ же услышал новое откровение:

- Щедрость? Не то слово. Пусть шляхта поймет, как я уважаю русских, мою могучую поддержку. А ты, князь, настоящую щедрость узнаешь в опочивальне. А сейчас - на пир.

Столы для пира были установлены во дворе, и за них сели вперемешку, как равные, начальники и подчиненные. Даже князьям не приготовили отдельного стола. Для Андрея Старицкого это было очень непривычно, только он и на этот раз решил: «Не гоже в чужой монастырь входить со своим уставом».

Пировали долго и очень весело. Да и как же иначе: без единого раненого обошлось, и каждому привалило великое богатство, а завтра на подвластной Заберезинскому земле ждут их новые, не менее весомые трофеи.

Вот наконец пир окончен. Андрея Ивановича в отведенные ему покои проводил постельничий пана Заберезинского, но не стал самолично помогать гостю снять сапоги и раздеться, а, стараясь выговаривать каждое слово четко, чтобы пан князь хорошо его понял, попросил повременить с раздеванием и удалился за дверь.

Тут же, не успела затвориться дверь, в покои впорхнула панночка. Совсем юная. Вернее, едва начавшая формироваться девочка. Проворковала с игривым хохотком:

- Пану князю нужно раздеваться.

Не успел Андрей Иванович разинуть рот, чтобы поперечить панночке, как она ловко начала исполнять привычное для нее дело, вовсе не стесняясь и не робея. Время от времени, вроде б невзначай, она нежно поглаживала его оголившееся тело. Это возбуждало. Подумалось князю: «Не эта ли обещанная Михаилом Львовичем щедрость? Но не слишком ли юна?»

Панночка тем временем стянула с него сапоги и, освободив князя от верхней одежды, принялась за исподнее. Андрей Иванович хотел сказать, что он и сам не без рук, но промолчал, найдя оправдание: «В чужой монастырь можно ли со своим уставом?»

Исполнив порученное, панночка томно провела ручонкой по мускулистой груди Андрея Ивановича и, лукаво зыркнув в его очи, крутнулась веретеном к кровати. Откинула мягкий полог, взбила подушки, проворковала:

- Князь может лечь и ждать.

Кого? Чуть не вырвался у него вопрос, но он послушно лег. Не очень долго пришлось ждать. Дверь мягко приоткрылась, и в комнату вплыла белой лебедушкой дева-краса. Вот она - настоящая щедрость. Павой подошла к кровати и грациозно опустила свое легкое одеяние на ковер.