Андрей Косёнкин - Юрий Данилович: След

• Название: Юрий Данилович: След
• Автор: Андрей Косёнкин
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-015741-Х, 5-271-04989-2

Юрий (Георгий), сын московского князя Даниила Александровича (1281-1325), остался в русской истории как активный продолжатель политики своего отца в деле "собирания земель" вокруг Москвы. Новый роман писателя-историка Андрея Косенкина "След" (так называется этот роман) повествует о жизни и деятельности этого замечательного человека.

---

Видать, таков уж был род Александров. Как для Александра родной его брат Андрей был первым врагом, как для его сына Андрея брат Дмитрий всю жизнь был бельмом на глазу, так в свою очередь и Даниилу был ненавистен Андрей.

Так вот, если раньше Даниил Александрович готов был покорно ждать, когда грядёт его час, то теперь он поторапливал время - сама жизнь Андрея была главной помехой в достижении его цели. А потому жизнь ту следовало укоротить. Давно уж следовало, да силы не было. Теперь есть!

Русь притихла в ожидании новой братней свары, в ожидании нового кровавого передела…

Юрий ещё дивился: чего отец медлит? Пошла удача в руки, так лови её, не зевай. Коли хан на твоей стороне, так иди на Андрея, выбей его и из Городца, пусть сдохнет в поле - по жизни и смерть! А главное - утвердись во Владимире на великокняжеском столе! Тогда - и Москве твоей льгота, и сынам твоим, то бишь ему, Юрию, по жизни почёт и слава, и власть, власть! Потому как ведь не вечен и батюшка, помрёт он, кому великий стол достанется? Ему, Юрию! По старшинству среди братьев! А Юрий помрёт, кому власть отойдёт над всей Русью? Его, Юрьеву, сыну! Уж он, Юрий, все сделает для этого! Так и пойдёт на Руси - из века в век, и на века утвердится власть и слава Александрова рода! Во веки веков, аминь!

Так поспешай же, батюшка, вон она власть-то рядом!

Со всей страстью юной души жаждал Юрий той власти, как жаждал славы. И верил, знал, как знают и верят, что после ночи непременно настанет утро, что будет он и властен, и славен!

Да к славе-то он в Переяславле уже прикоснулся - полки самого великого князя спиной развернул! Жаль, что без битвы! Видать, мало учёный рязанцами, битв жаждал Юрий!

Сидя в Переяславле в ожидании Андреевой каверзы, так решил:

«Ежели и переменится хан в своей милости и даст дядьке татар под переяславские стены, так и им явлю силу, как когда-то Михайло Тверской явил силу Дюденю с тем же Андреем. Ить не убоялся же! А теперь и Тохта его жалует! А ему тогда годов-то, поди, не более, чем мне, было. Сколь времени с тех пор утекло, а о нём по сю пору во всех весях толкуют - доблестный чадолюбивый князь! Вон она слава-то!..»

Все так же дерзок, честолюбив в помыслах был Юрий, однако за те полгода, что прокняжил в Переяславле, вроде бы неприметно на первый взгляд, но изменился. По-прежнему был гневлив, но уж не беспричинно; по-прежнему был горяч, однако умел и смирить свой норов; бремя внезапной власти Над многими людьми будто пригасило безудержные порывы. Да и времени у него не осталось на лихие забавы - крепил Переяславль на войну!

Опять же, вместо во всём послушных, готовых на всякое озорство отпетых Юрьевых слобожан (хотя и их Юрий перетянул за собой из Москвы) явились в советчики седобородые, служившие ещё его деду переяславские бояре. Хочешь не хочешь, а выслушаешь. А они и польстить сумеют, мол, шибко ты, Юрий, и статью и норовом с Александром Ярославичем схож, но в то же время и удержат от какого поспешного, неверного шага.

И вот ещё что: женитьба, его близость с молодой, до умиления беззащитной, тихой, во всём покорной и искренно богобоязненной женой чудным и странным образом повлияли на Юрия. Не то чтобы стал он добрее и мягче - терпимее. Одним молчанием своим, одним взглядом, полным не упрёка, а боли за него, грешного, Ирина умела достать Юрия до души. Единственная во всём свете.

Любила ли она его? Во всяком случае хотела любить, потому что должна была любить того, с кем осоюзилась на супружество перед самим Господом.

А успел ли Юрий её полюбить? Вряд ли. Но что-то новое происходило, творилось в его душе, то, из чего, может быть, и должна была родиться любовь. К первой из всех, кого знал, к единственному существу на земле, он испытывал к Ирине какую-то болезненную, сладкую нежность. Тем более во чреве её (и это возвышало Юрия) уже билась иная жизнь, зачатая от его семени.

Ему не нравилось лишь её молчание, страх, затаённый в глазах. Чего боялась? Чего предчувствовала? Чего предвидела? В своей ли судьбе? В его?..

Пытаясь пробиться к ней, по ночам он ласкал её хрупкое тело, жалея её. Днями, как любимое, больное дите, осыпал дорогими подарками. И радовался, когда она улыбалась.

Тогда он вряд ли ещё любил, но ведь хотел любить…

А ещё Юрий в ту краткую пору, что и для него самого было удивительно (потому как никогда прежде не был он особенно-то боголюбивым и усердным христианином), зачастил в церковь. И не потому лишь, что князь и у всех на виду, но и по душевному устремлению.

Знать, на перепутье стоял Юрий.

Холодно и темно ранним мартовским утром в каменном храме Воздвижения Креста Господня. Малые огоньки лампад не разгоняют сумрак. Не празднично ныне в храме - печально, Великий пост на дворе.

Юрий напереди всей паствы пал на колени, не в лад с остальными бьёт земные поклоны - и во храме одинок и отличен. Не талдычит, как прочие, за священником с детства затверженные слова молитв, к которым так и остался глух, о своём просит Господа.

Просит, чтобы укрепил его на ратные подвиги; чтобы Ирина, легко разрешившись от бремени, принесла ему сына; молит у Бога за батюшку, чтобы дал ему волю и сил на великую власть; о многом просит, сердцем пытается проникнуть к Господу.

Но за чёрными ризами, что ниспадают по тусклому серебру оклада древней прокопчённой иконы, строг и неприступен Господь. Не слышит, глядит мимо Юрия. Или слова не те?..

«…От Господа пути наши!» - провозглашает отче.

«От Господа?! - будто слышит впервые, поражается Юрий. - От Господа? Так пошто я ту девку чудскую безвинно обезобразил? Пошто под Переяславлем-Рязанским своих мужиков рубил? Али и зло, и страх мой тоже от Господа? - И ужасается Юрий: - Нешто не любишь меня?! - И молит: - Так возлюби меня, Господи, и стану верным Твоим слугой! Наставь на путь истинный!..»

Строг, молчалив Господь.

А Юрий нетерпелив, ждёт ответа. До рези, до слёз в глазах вглядывается в лик Спасителя, и вдруг кажется Юрию, Иисус усмехается в тонкие печальные губы. И, не выдержав той мнимой усмешки, чуть ли не грозит Юрий Господу:

«Возлюби меня! Дай и мне путь! Оставлю след во славу Твою…»

Безответен Бог.

* * *

Впрочем (странное ли то совпадение?), ответ долго ждать себя не заставил. Приуготовлен уж был!

На следующий день ввечеру прибежали из Москвы бояре: помер батюшка! На середине пути, не достигши желанного, вроде бы как ни с того ни с сего, от внезапной сердечной немочи умер князь московский Даниил Александрович.

Весть была страшна и нелепа. Юрий слушал чёрных гонцов и не понимал, что ему говорят. Не верил. Не мог поверить!

«Как же то - помер? Власть под Андреем не взял - и помер?! Где тот стол великий? Кому достанется? - Не столь скорбь, сколь обида душила: - Пошто обманул меня, батюшка? Пошто не добыл венца? Обману-у-ул!..»

Он сидел за столом, прикрыв ладонями лицо, чтобы не казать боярам, как закипают на глазах злые слёзы, как дёргаются в судороге непослушные губы.

- Как случилось?

- Так в одночасье, - вздохнул Макарий Афинеев. - Третьего дня упал на молитве, а боле уж не поднялся.

- На молитве?

- На молитве. Так ить известно, великий богоугодник был князюшка, - непритворно, по-бабьи всхлипнул Макарий. - По-христиански жил, по-христиански и помер. За деяния его воздастся ему…

- Пошто меня не позвали? - перебил Юрий.

- Иван Данилович не велел тревожить, - опустил взгляд боярин. - Опасается он, как бы великий князь как раз не грянул…

«Иван Данилович - вон что… Опасается! Чего ему опасаться-то, на Москве сидючи?»

Юрий ясно увидел перед собой масляную, с увилистым взглядом рожу Ивана: поди и у смертного одра батюшки искал свою выгоду. Эвона, как хитро оградился от него, Юрия: стереги, мол, Переяславль, а на Москве-то мы и без тебя управимся. Хотя знает, собачий хвост, что время для нападения почти миновало. Коли зимой Андрей не успел нагрянуть, так теперь поди поздно.

Стоял март. До весенней непролазной распутицы оставалось не более двух-трёх седьмиц. Конечно, от беса Андрея всякого можно ждать, однако мало у него остаётся времени, чтобы подступиться к Переяславлю. А коли и подступится, так увязнет в грязище, чай, весной да осенью не воюют!

- В уме был батюшка как помирал?

- Говорю же, благочестиво помер: схиму успел принять. Сказывал только, что будто жаба душит в грудях.

- Кто рядом был, кроме Ивана-то?

- Дак ить боле иных подле батюшки Иван и сидел, - пожал плечами Афинеев. - Игумен Богоявленского монастыря отец Феодосии присутствовал, Фёдора Бяконта звал, тысяцкого Протасия, иные братья твои, матушка их княгиня Аграфена Семёновна всечасно ждали благословления, - перечислял Афинеев.

Пятеро сыновей было у Даниила. Однако братья были разноутробниками. Юрия и Ивана принесла князю первая супружница боярышня Варвара. Умерла она, когда Юрий был малым дитём, так что матушку свою помнил он смутно. Остальные сыновья - Александр, Борис и Афанасий родились от другой жены - Аграфены, тоже московской боярышни.