Стивен Коен - Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России

• Название: Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России
• Автор: Стивен Коен
• Издательство: АИРО-ХХ
• Жанр: Политика
• Год: 2001
• ISBN: 5-88735-073-3

В своей новой книге профессор Стивен Коэн, видный американский историк и знаковая фигура в СССР периода перестройки, анализирует трагедию последовавшего за ней десятилетия и ту роль, которую сыграла в этом политика администрации США, а также бизнесмены, журналисты, экономисты, политологи и историки. Автор ищет ответы на сложные вопросы: Кто проиграл Россию?, Наступит ли после «холодной войны» «холодный мир»?, Могла ли в принципе Америка трансформировать Россию по своему облику и подобию? Надо ли изучать Россию без России? В конце книги автор предлагает своё видение того, какой должна быть политика США в отношении России и российско-американские отношения в новом тысячелетии.

Книга рассчитана не только на специалистов, но и на самый широкий круг читателей, всех, кому небезразлична история и будущее России.

---

И в более широком смысле для Америки настало время сдерживать свои импульсы сверхдержавы. На протяжении полувека после Второй мировой войны Соединённые Штаты представляли Запад, формируя и руководя его отношениями с Россией. Их полномочия принимались как данное — нечто нормальное и даже естественное — однако с географической и исторической точки зрения всё выглядит несколько иначе. Если России суждено когда-нибудь интегрироваться в западный мир, то она станет в значительной степени европейской страной и, главным образом, благодаря своим связям с другими европейскими государствами, а не с Америкой. Альтернативой «холодной войне» является не «Pax Americana», а то, что когда-то Горбачёв называл «нашим общим европейским домом».

Соединённым Штатам по-прежнему должно принадлежать первое слово в обеспечении безопасности и сокращении количества оружия массового поражения, но в других областях они должны постепенно отходить от той ведущей роли, которую на протяжении пятидесяти лет играли в отношениях Запада и России. Разумеется, это вызовет много протестов. Во время «холодной войны» инициативы советской России в Европе встречались с противодействием американских политиков и экспертов, рассматривавших их как заговор и попытку привлечь союзников Америки на свою сторону. Это ревнивое отношение несомненно сыграло роль в том, что после окончания холодной войны Соединённые Штаты настаивали на расширении НАТО, а также сферы её ответственности.

Сейчас однако нет никаких разумных причин, чтобы вновь впадать в привычное раздражение, либо стараться на деле руководить Европой в её поступках. В XIX и начале XX века тесные связи России с Европой, в том числе династические узы, не принесли никакого особого вреда далёкой Америке, и нет оснований думать, что это произойдет теперь. И если Соединённым Штатам не суждено потерять Россию, потому что она им никогда не принадлежала, тогда то же самое можно сказать и о Европе.

По-видимому, роль Соединённых Штатов в этом процессе уменьшится в любом случае. По окончании «холодной войны» естественным образом начало восстанавливаться взаимное притяжение между Россией и Европой. Так, наиболее крупным кредитором России является не Америка, а Германия. Европейский Союз, на долю которого уже приходится около 40% российской внешней торговли, в конце 2000 г. открыто провозгласил своё стремление к «стратегическому» и «энергичному партнёрству», основанному на растущей потребности в российских нефти и газа{296}. Кроме того, и Западная Европа, и Россия демонстрируют рост недовольства по поводу того, что они считают политическим и военным «гегемонизмом» США. Так, обе стороны выступают против планов Вашингтона развертывания систем противоракетной обороны.

Одно мимолетное исключение только подтверждает эту тенденцию. Значительно сильнее, чем в правительстве США, в европейских столицах реагировали на жестокости, совершённые Кремлём в Чечне. В апреле 2000 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы, к которой Москва присоединилась в 1996 г., даже лишила её права голоса. Но несмотря на это, в том же самом месяце новый президент России заявил: «Мы будем стремиться интегрироваться Европу», и нанёс свой первый государственный визит в Лондон, что дало британскому премьер-министру повод с энтузиазмом говорить о «новых стратегических отношениях»{297}. И это стало только началом энергичной политики Путина в Западной Европе. Не успел Клинтон покинуть Москву после завершения их встречи в июне 2000 г., как Путин уже отбыл в Рим. Вскоре он совершил ещё более важный дипломатический визит в Германию, а в октябре 2000 г. — в Париж.

Нам следует понять, что у исторической перспективы восстановления отношений Европы и России есть свои политические достоинства. В отличие от Америки, Европа и Россия пережили исторический шок войны на собственной территории, а также оккупацию, полицейский террор и диктатуру. (И если почти никто из американцев не видел живого коммуниста, то почти у каждого европейца были знакомые-коммунисты, иногда даже близкие) Узы близости, взаимного понимания и терпимости зачастую порождаются общностью исторического опыта. В целом, пережившие те же бедствия, что и русские, европейцы менее склонны относиться к ним как к «злополучному народу», какой-то изощрённой «загадке» истории.

Даже если выяснится, что Европа не сможет до конца понять и интегрировать Россию, её политика вряд ли будет хуже американской, которая проводилась после распада Советского Союза. В конце концов, европейцы уже очень давно не верят в крестовые походы.

СОВА МИНЕРВЫ

Закончить эту книгу следует тем, с чего она началась — как американские наблюдатели освещают и интерпретируют события в России. Осознаёт ли большинство из них, хотя бы теперь, что на протяжении почти десяти лет их представления о России были неверными и превратными? Готовы ли американские политики, журналисты и учёные в новом тысячелетии не замыкаться в мире американских фантазий и иллюзий, а наконец-то сосредоточиться на реальностях посткоммунистической России, в особенности на связанных с ней опасностях?

Предполагавшийся переход России к процветанию, стабильности и демократии в годы правления Ельцина завершился беспрецедентным экономическим спадом, гуманитарной катастрофой, гражданской войной, ядерной нестабильностью и, наконец, приходом в Кремль офицера КГБ — едва ли это соответствовало тому, что было предсказано специалистами по России. Но, как мы видели, даже это не изменило их мнения ни по одному из принципиальных вопросов. Неизменным остаётся стандартное повествование о «России, совершающей исторический переход»; и чтобы объяснить появление Путина и его первые шаги, рассказ лишь чуть-чуть подновили.

Разумеется, отставку Ельцина и приход Путина к власти использовали как повод, чтобы придать этим заезженным штампам новую жизнь. Написанное по этому случаю главными редакторами «New York Times» и «Washington Post» читается как апология ельцинской эпохе и её отражения их изданиями. Российские богатства были разграблены, её народ доведён до нищеты, а корреспондент «Post» заверял читателей, что у Ельцина «на первом месте стоит любовь к стране». Видный американский специалист по России — как и бывший посол США в Москве, и заслуженный историк — сочли возможным оправдать жестокую войну Путина в Чечне. А известный гарвардский экономист из числа вдохновителей крестового похода продолжает обвинять своих критиков в «позорной наивности либо цинизме». Молодые транзитологи тоже не желают отказываться от своих шаблонов, а один из них даже призвал американское правительство признать «моральное право» Кремля на войну в Чечне{298}.

Американские комментарии по поводу трагедии подводной лодки «Курск» также косвенно подтвердили, что ельцинская эпоха в истории посткоммунистической России является для американцев своего рода «священной коровой». Пространные описания продолжали носить не менее идеологический и проповеднический характер, чем те, что появлялись в течение 90-х гг. Создавалось впечатление, что американское правительство само никогда не теряло ядерную подводную лодку вместе с экипажем, не ставило интересы «великой державы» выше трагедии жертв и их семей, не скрывало стратегическую информацию во имя национальной безопасности, а в данной ситуации имело больше прав, чем русские, рыскать в Баренцевом море. Саму катастрофу американцы объясняли любыми причинами, от советского опыта до путинского руководства, кроме наследия ельцинской эпохи, когда благодаря «реформам», осуществляемых с помощью США, ядерный комплекс России остался без должного содержания и контроля. Однако об этом ни слова не было сказано.

Не произошло в 2000 г. и какого-либо пересмотра политики крестового похода, несмотря на многочисленные свидетельства того, что, как заметил один наблюдатель, «Россия глотает эти “миссионерские” усилия целиком, не жуя». Всё равно, любое попятное движение, объясняют нам, происходит «не из-за того, что мы не справились с Россией». Эксперт из «Business Week» продолжает аплодировать «шоковым терапевтам» из Гарварда и их роли в российской приватизации — «одной из наиболее успешных реформ эпохи Ельцина», которую большинство российских граждан отождествляет с грабежом и разорением. А американские корреспонденты и инвесторы в Москве до сих пор тоскуют по идеальному, с их точки зрения, кремлёвскому чиновнику: безупречному «либералу», «говорящему по-английски приверженцу рыночной экономики, который внимательно прислушивается к финансовой конъюнктуре».

А чтобы не возникало никаких сомнений по поводу американского крестового похода, заслуженный политолог снова предостерегает нас против «иллюзий по поводу того, что у России может быть какой-то “третий путь”», между советским прошлым и американскими рецептами. Международный обозреватель «New York Times» вновь убеждает своих читателей, что, вопреки данным опросов общественного мнения, «большинство россиян хотело бы сегодня, чтобы Россия походила на Америку». В то же время, новое поколение американских транзитологов, выглядит явно озабоченным: в свете провалов МВФ в 90-е гг. может «не остаться инструмента, при помощи которого можно будет управлять движением России к рыночной реформе». А один американский миллиардер был даже глубоко разочарован, но лишь тем, что крестовый поход не принял форму более непосредственного вмешательства. Исправить этот недостаток путём установления американской финансовой опеки над российским обществом советует американскому Сенату один учёный из Вашингтона. Ему вторит редактор «Washington Post», восклицающий: «Да, вмешивайтесь в российские дела»{299}.