Уильям Локк - Демагог и лэди Файр

• Название: Демагог и лэди Файр
• Автор: Уильям Локк
• Издательство: Издательство «Петроград»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1924

Любовь леди Файр стала открытием для Даниэля Годдара. Он приходил к ней говорить о самых интересных для него делах, но скоро понял, что его влечет желание находиться в обществе умной, образованной, понимающей женщины. Бывший столяр, Даниэль как никто другой знает проблемы рабочих и активно пропагандирует новые прогрессивные идеи. Его слушают массы, но не это притягивает утонченную аристократку, а незнакомое ей ощущение исходящей от него силы, от которого она чувствует слабость своего пола. Леди Файр готова совершить необдуманные поступки, но Годдар женат.

---

— Я никаких исключительных заслуг за собой не знаю, ответил он. — Ваше значение гораздо больше — ведь вы сердце партии.

— О, партия! — вскричала лэди Файр. — Она иногда мне так надоедает. Все наши партийные деятели заняты только средствами, и о конечной цели они совершенно забывают. День идет за днем — а у них ничего другого, как только незначительные ходы, контрходы, интриги, речь такого-то, мнение другого. О, мистер Годдар, если вы попадете в Парламент, из вас — я уверена — никогда не выработается типичный партийный депутат, который только занят запросами и поправками — и это слава Богу! Потому что вы так не похожи на других людей.

Лэди Файр говорила совершенно искренно. Серьезное отношение Годдара к делу дало ей почувствовать свой собственный политический дилетантизм. Перед ее умственным взором представились возможности более высоких дел, и она невольно почувствовала уважение к сильному человеку. Когда Годдар откланялся и ушел, окончив свой визит, он не догадывался, как высоко он поднялся в глазах лэди Файр. Он лишь почувствовал, что что-то новое и притом приятное вошло в его жизнь.

После этого он стал частым посетителем дома на Квинс-Коурт. Он выбирал обычно те дни, когда лэди Файр бывала одна. Если случайно он встречал в ее гостиной других людей из ее общества, он делался застенчивым, путался в словах и краснел при мысли о воображаемых оплошностях. Он завидовал непринужденным манерам других гостей и в то же время сам стыдился этого нелепого чувства. В салонном обществе он чувствовал себя совершенно беспомощным.

— Я больше никогда не приду на ваши большие собрания, — сказал он однажды лэди Файр. — Я не знаю, как и что говорить с этими людьми.

— Но ведь вы знаете, о чем говорить со мной, — заметила она с улыбкой.

— Вы совсем другая, — сказал он. — Вы знаете кто я и что я. Вы настолько добры, что берете меня таким, каким меня сделало мое происхождение и жизненные обстоятельства.

Она наклонилась и ласково заглянула ему в глаза.

— Будьте и с другими совершенно таким же!

— Это невозможно, — горячо воскликнул он, и она покраснела от его взгляда.

— Ну, хорошо, может быть и не совсем таким, — сказала она. — Но мне все-таки очень хочется, чтобы вы время от времени показывались на моих журфиксах. Это пополнило бы их.

И Годдар отказался от своего сурового решения. Он постарался примениться к обществу и перенять его манеры и обращение; но это давалось ему с большим трудом. После этих собраний, доставлявших ему такое мучение, он спешил домой, скидывал фрак и, сидя в рубахе, с наслаждением курил свою трубку. От других приглашений, которые ему устраивали друзья лэди Файр, он отказывался с упорной настойчивостью.

— Будет гораздо лучше для меня и для других, если я свободный вечер проведу в рабочем клубе, — сказал он однажды Глиму в ответ на его настояния и советы не пренебрегать общественными связями.

Время шло. Никогда еще Годдар не работал так охотно и так горячо, как в эти месяцы. Лэди Файр играла в этом не последнюю роль. Годдар незаметно для себя привык посвящать ее во все свои планы и честолюбивые мечты. Он так мало отдавался чувствам до своего знакомства с лэди Файр, что сумел сохранить все простосердечие молодости, и поэтому он принимал ее участие и дружбу с особой свежестью чувств. Когда он в первый раз отдал ей на просмотр рукопись своей статьи для газеты, он покраснел, как школьник. Это было счастливое время. Он был слишком наивен, чтобы подозревать на своем пути какие-либо сети и ловушки…

Домашняя его жизнь между тем шла по старому. Периоды трезвости и как бы раскаяния опять сменялись у Лиззи периодами запоя; но последние делались все чаще и чаще. Сильно развитое у Даниэля чувство долга заставляло его относиться к Лиззи всегда одинаково ласково и внимательно. Но он давно перестал смотреть на нее, как на женщину и как на жену.

Слухи о рабочих беспорядках в Экклесби все разростались. Начались вследствие этого всякие осложнения с выборами парламентского кандидата от округа Хоу, в котором находился Экклесби. И все это послужило поводом для большего еще скрепления уз, связывающих лэди Файр и Годдара. Консерваторы выставили сильного кандидата. В либеральной партии произошел раскол. Трудовая партия хотела вотировать за независимого, а умеренная группа поддерживала влиятельного местного кандидата. Левая группа выставила кандидатуру Даниэля Годдара. Лэди Файр, с чисто женским пристрастием к интригам, вмешалась в эту борьбу и просила своих друзей в Экклесби употребить все их влияние в пользу Годдара.

— Я собираюсь поехать туда нынче осенью, — сказала она ему. — Я сама лично поведу там кампанию.

Но раньше чем она получила возможность выполнить свое обещание, в Экклесби разразилась гроза.

Вспыхнула общая забастовка, и был объявлен локаут. Попытки к соглашению потерпели полную неудачу. Примирение, предложенное третейским судом, было решительно отвергнуто обеими сторонами. Продолжительная, тяжелая борьба казалась неизбежной. Даниэль с глубоким интересом следил за ее развитием. Дело шло о взаимоотношениях между трудом и капиталом, а это было именно то, за что он боролся всю свою жизнь с тех давно минувших дней, когда он брал с собой по воскресным вечерам свой трехногий стул, шел с ним в Хайд-Парк и произносил там речи перед случайной и часто равнодушной публикой.

Забастовка в Экклесби была в сущности незначительной в сравнении с теми крупными потрясениями, которые пришлось пережить промышленникам в последние годы, но все же результаты ее могли иметь большие последствия. Годдар жаждал всем сердцем присоединиться к борьбе, но его останавливало его щекотливое положение по отношению к избирателям. Но дни проходили за днями, и все меньше было шансов на то, что профессиональные союзы смогут сами справиться с забастовкой. Даниэль волновался и изливал свои тревоги лэди Файр.

Наконец, в один памятный для него день, все неожиданно изменилось.

Он спешил к ней, полный радостного возбуждения. Перед его глазами носились видения упорной борьбы, победы, осуществившихся честолюбивых мечтаний. Он бегом поднялся по лестнице, горя от нетерпения скорее поделиться новостями со своей, — своей?… Но кто она была ему? Он и сам этого не знал. Какое-то внутреннее чувство, в котором он даже не пытался разобраться, направило его к ней с непреодолимой силой. Во время продолжительного совещания с главарями стачечного движения, откуда он только что вернулся, он прежде всего подумал о ней, о необходимости поделиться с ней радостной новостью, которая наполняла его сердце гордостью. Женская дружба была все еще для него таким новым и дорогим даром, что он отдавался ей с непосредственностью ребенка.

Едва он достиг дверей ее квартиры, как открылась дверь и появилась лэди Файр в шляпе и в темном пальто, отделанном мехом.

— Что случилось? — спросила она, с улыбкой глядя на его возбужденное лицо и блестевшие радостью глаза. — У вас такой радостный вид.

— Я еду в Экклесби руководить стачкой! — воскликнул он. — У меня сейчас были представители от профессиональных союзов и я пришел рассказать вам обо всем!

Новость обрадовала ее; доверие, которое он питал к ней, польстило лэди Файр. Она выразила ему свое одобрение, пригласила его войти и просила рассказать подробнее. Они, стоя, разговаривали в гостиной.

— Это очень просто, — начал Годдар. — Союз плохо организован и постепенно теряет влияние над рабочими. Среди них нет никого, кто бы мог вести стачку. У них происходит совершенная путаница. Я еще раньше опасался, что это так будет. Вы помните, я еще недавно говорил вам об этом. И вот, теперь они просят меня поехать и помочь им.

— Я понимаю, — сказала лэди Файр с раскрасневшимся лицом. — Им нужен сильный человек с сильной волей — настоящий вождь. — Она горячо протянула ему руку. — Я вами горжусь!

Сладкая дрожь пробежала по всему телу Годдара и от этих слов, и от прикосновения ее руки.

— Это самое крупное дело, которое мне когда-либо поручали, — сказал он. — Правда, у меня нет оффициального положения в этом деле, и я поэтому не могу входить в сношения с предпринимателями. Но союз гарантировал мне полную свободу действий и без всяких условий отдается моему руководительству. Таким образом вся ответственность, фактически, лежит на мне.

Наступила пауза. Годдар прошелся несколько раз по комнате.

— Я чувствую, — продолжал он, — что выиграю это дело! Справедливость на нашей стороне. О, подумайте только, что может принести наш успех для всех этих людей!

— И для вас также, мой друг, — сказала лэди Файр. — Если вы победите, вас ждет место в Парламенте.

Он посмотрел на нее удивленно.

— Неужели вы об этом и не подумали? — быстро спросила она.

— Нет, — ответил он просто, — мне это и в голову не приходило.