Андрей Достоевский - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Андрей Достоевский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7784-0075-6

Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского, родного брата всемирно известного писателя, охватывают время с 1825 по 1871 год и рисуют яркую картину той обстановки, в которой выросли братья. Воспоминания представляют историко-литературный интерес и дают обильный материал для биографии Ф. М. Достоевского.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Теперь посмотрим, в каком виде и в каком положении были дела в июне 1868 года, когда опека приняла в свое заведование все имущество тетки Александры Федоровны.

Вот что значилось в первом нашем отчете в дворянскую опеку за 1869 год:

Имение госпожи Куманиной при поступлении в опеку заключалось:

а) в закладной крепости на имение госпожи Яковлевой Рязанской губернии и уезда, заложенной 21 октября 1865 года, в сумму 45 000 руб.;

б) в закладной крепости на дом в г. Туле госпожи Лазаревой-Станищевой, на сумму 20 000 руб.;

в) в закладной крепости на имение г-на Лазарева-Станищева Тульской губернии и уезда, на сумму 20 000 руб.;

г) в закладной крепости на дом господина Карепина в Москве, на сумму 10 000 руб.;

д) в закладной крепости на землю, оставшуюся от надела крестьян Смоленской губернии, Ельнинского уезда, принадлежащую г-ну Баталину, в сумме 4600 руб.;

е) в векселе статской советницы Елизаветы Егоровны Неофитовой от 15 августа 1867 года на один год, на сумму 5000 руб.;

ж) в сохранной расписке жены полковника Голеновского от 8 июня 1866 г., на сумму 1000 руб.;

з) в долговой расписке умершего действительного статского советника Александра Павловича Иванова, на сумму 1300 руб.;

и) в 5 % банковых билетах первого выпуска с отрезанными купонами на 1 мая 1868 года, на сумму по номинальной цене 6000 руб.;

к) в различной движимости и домашних принадлежностях, подробно описанных и исчисленных в представленной в опеку описи.

Итого денежных документов оказалось на сумму 1 12 900 руб. Менее против бывшего при написании духовного завещания на сумму 18 100 руб.

Ежели к этим 18 100 руб. прибавить проценты за один хотя год (потому что при выдаче капиталов они, вероятно, удержали проценты за год вперед) с общего выданного капитала (а, б, в, г и д) 99 600 руб., 10 % с которого составляют 9960 руб., и затем ежели с остального капитала 13 300 положить хотя половинную часть % (ввиду того, что капитал этот за выдачею различных подачек родственникам уменьшался), то за три года получится % 1990 рублей, — получается результат, что не в полные три года прожито в общей сложности свыше 30 тыс. рублей, что составит в год свыше 10 тыс. рублей! Видно, что бабулечка жила на славу!! Правда, при этом расчете не было взято в соображение, что при размене билетов капитал несколько уменьшился, но, во-первых, уменьшение это не столь значительно, а во-вторых, распорядители были не дети и должны были рассчитать эту убыль, что и должно быть поставлено им в счет.

Но обращаюсь к прерванному рассказу.

Подробную опись всему имуществу тетушки я поторопился составить как можно скорее. Опись эту я составлял в присутствии сестры Варвары Михайловны, которая, зная все мелочи жизни тетушки, лучше знала и имущество ее. Опись была окончена, но тут-то пришлось дожидаться члена опеки, который наконец и соблаговолил пожаловать только в пятницу 28 июня. В этот же день опись была окончательно всеми подписана, которую я и отдал Веселовскому для представления в опеку.

В июле я получил письмо и от бабушки Ольги Яковлевны, которая уведомляла меня, что они переезжают из дома Куманиных (по завещанию дяди, в доме этом должна была жить тетка до смерти, а после смерти дом поступал в род Куманиных) на частную небольшую квартиру, в том же Козьмо-Демьянском переулке в доме Чернова близ самой церкви Козьмы и Демьяна. Переезд этот был решен еще в мое пребывание в Москве по той причине, что содержание в исправности большого дома должно вызвать необходимость содержать прежнее число прислуги, что при предстоящих средствах допустить было невозможно. Бабушка писала, что переезд их состоится в начале августа. Итак, выезжая в июне месяце из дома тетки, я последний раз простился с этим домом, столь долгое время бывшим для меня чем-то особенно родственным и приятным.

В марте 1869 г. я опять ездил в Москву по делам опеки, и тогда же мы с Веселовским решили выдавать на содержание тетушки по 250 рублей в месяц, т. е. не более 3 тыс. руб. в год. Конечно, решение это мы тогда же высказали сестрам, и они не только не находили, что это много, но даже выражали мнение, что подобное содержание для тетушки, привыкшей жить в роскоши, довольно скудно!

В письме, полученном мною от Веселовского 29 сентября, Веселовский переслал мне письмо, адресованное ему из Дрездена братом Федором Михайловичем. Письмо это настолько интересно, что я помещаю его здесь целиком; вот оно{123}.

Дрезден 14/26 августа 69 г.

Милостивый Государь Владимир Иванович!

На днях я получил от Аполлона Николаевича Майкова, из Петербурга, первое известие о смерти тетки моей, Александры Федоровны Куманиной, в Москве, и о том что Вы, вместе с братом моим Николаем Михайловичем, — опекун Достоевских, т. е., конечно, детей брата моего, покойного Михаила Михайловича Достоевского. Вместе с тем Аполлон Николаевич сообщает мне (узнав об этом от знакомого Вашего г-на Кашпирева, издателя журнала «Зари»), что Вы выражали мнение, что так как в завещании Алекс. Фед. Куманиной есть статья, по которой 40 000 руб. назначаются в какой-то монастырь и что так как покойная Александра Федоровна была уже не в своем уме, когда это завещание писала, «то статью эту и завещание можно легко[41] уничтожить». При этом Аполлон Николаевич присовокупляет Ваши слова (узнав о них все через того же г-на Кашпирева), что если б я изъявил Вам, хотя бы письмом, свое согласие о начатии дела, то Вы бы не отказались начать хлопотать о нарушении завещания.

Прежде всего позвольте Вам изъявить искреннюю мою благодарность за внимание к интересам моим и Достоевских, а затем позвольте прямо приступить к делу.

Во-первых, я только что теперь узнал от Аполлона Николаевича не только о статье завещания, но даже о самой смерти тетки. Никто меня не уведомил. А потому позвольте прежде всего обратиться к Вам с убедительнейшею просьбою сообщить мне письмом сюда, в Дрезден, о том: когда именно умерла тетка? в чем (хотя бы вкратце) состояло ее завещание? Что досталось Достоевским и Николаю Михайловичу? что досталось Ивановым и Андрею Михайловичу Достоевскому? Затем что досталось остальным родственникам, племянникам и внукам Александры Федоровны и, главное, Ольге Яковлевне Нечаевой (жившей с нею и ходившей за ней), которую мы все, Достоевские, называем нашею бабкой, жива ли она и совершенно ли здорова? (Я считаю, что в деле о нарушении завещания, если б оно началось, мнение Ольги Яковлевны может иметь чрезвычайную важность.)

Во-вторых, прямо и окончательно спешу Вам высказать, что если действительно завещание тетки подписано ею уже в то время (т. е. в те последние годы ее жизни), когда она была не в своем уме, то я со всею готовностью рад начать дело о нарушении завещания и убедительнейше просить Вас принять в этом деле участие и руководство. В последние годы ее жизни (т. е. в 1866 и 67-м годах, — ибо в 68 и 69-м годах я уже был за границей) я видел тетку несколько раз и очень хорошо помню, что она была, в то время, совершенно не в своем уме. Хотя я ничего не знаю о завещании, но, может быть, действительно ее первоначальное завещание (если таковое существовало) подверглось изменению в эти последние годы. — Вам, конечно, до точности это известно. Но если мысль об оставлении такого капитала монастырю зародилась еще прежде, давно, в то время, когда тетка была в полном своем разуме, и, стало быть, была действительным и сознательным желанием ее, то как же мог бы я идти против ее воли? И как же можно в таком случае надеяться на успех дела, когда монастырь докажет через свидетелей, что завещание ему капитала было первоначальною и всегдашнею мыслию тетки?

Излагая это, обращаюсь к Вам, многоуважаемый Владимир Иванович, единственно с убедительнейшею просьбою об разъяснении мне главной сущности этого дела и какие, собственно, могут быть главнейшие надежды его выиграть? Затем обращаюсь к Вам — в случае, если Вы все в тех же мыслях и при тех же взглядах, как передавал Аполлону Николаевичу г-н Кашпирев, — с просьбою руководить меня, наставить меня в подробностях, разъяснить мне некоторые пункты, о которых я не имею понятия (например, надо ли, чтоб еще кто из Достоевских и вообще из наследников начал дело вместе с нами, если нет, то не будет ли кто из них заинтересован противустать ходу этого дела и вредить ему?).

Вообще, я вижу, что неразъясненных вопросов и фактов в этом деле для меня чрезвычайно много. Во всяком случае покорнейше прошу Вас написать мне обо всем этом сюда, в Дрезден. Сообщенному мне Аполлоном Николаевичем известию о Вашем мнении и взгляде на это дело и о выраженном Вами участии к моим (и Достоевских) интересам я не могу не дать полной веры или предположить в передаче г-на Кашпирева Аполлону Николаевичу ошибку. А потому, повторяя Вам мою благодарность, льщу себя надеждою, что Вы не рассердитесь на меня за то, что отягощаю Вас просьбою о подробном разъяснении оных обстоятельств. Если право за нас и надежда выиграть дело с нашей стороны, то как же можно не воспользоваться обстоятельствами и не начать дела? Вот мое мнение.