Андрей Достоевский - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Андрей Достоевский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7784-0075-6

Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского, родного брата всемирно известного писателя, охватывают время с 1825 по 1871 год и рисуют яркую картину той обстановки, в которой выросли братья. Воспоминания представляют историко-литературный интерес и дают обильный материал для биографии Ф. М. Достоевского.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

На другой день, в субботу 27 октября, я спозаранку уже облекся в мундир и, дождавшись одиннадцати часов, отправился во дворец, занимаемый главноуправляющим путями сообщения. Дом этот тогда еще назывался дворцом в память того, что в нем жил в конце 20-х годов этого столетия главноуправляющий тогда путями сообщения герцог Александр Виртембергский. В 12-м часу я был уже на месте в огромной двухсветной зале. Прием уже начался. Было довольно много представляющихся, и я, став в конце, имел еще достаточно времени, чтобы оправиться. Генерал Чевкин{97}, обходивший представлявшихся, был человечек низенький, горбатенький, но чрезвычайно приветливый и мягкий в обращении. Дойдя, наконец, до меня, он спросил: «Что вам угодно?» Объяснив словесно все написанное в докладной записке, я подал ему ее. Прочитав всю записку, генерал Чевкин сказал:

— Очень рад, мой миленький (это его обычный привет), принять вас к себе на службу, тем более что вы окончили блестяще курс восемь лет тому назад, но на какую же вакансию вы проситесь, мой миленький?..

— Ваше высокопревосходительство, я приехал в Петербург из-за 1700 верст, из города, где даже не получаются приказы вашего высокопревосходительства, а потому я не могу знать о существующих по ведомству вакансиях.

— Этому легко помочь, я велю сообщить вам о всех существующих вакансиях, и ежели окажется подходящая для вас, то я с удовольствием предоставлю ее вам, ежели же не окажется, то нужно будет обождать… Я положу резолюцию на вашей докладной записке: «Иметь в виду». Это будет означать то, что при всякой открывшейся вакансии мне будут докладывать о вашем ходатайстве. Еще раз скажу, очень рад буду принять вас в свое ведомство, прощайте!

Отвесив глубокий поклон приветливому генералу, я почти бегом выбежал из дворца. Было уже ½ первого часа. Я взял первого попавшегося извозчика и велел везти себя на Васильевский остров в Кадетскую линию, где жил тогда генерал Ростовцев. Долгою показалась мне езда по слякоти и грязи, но, наконец, я подъехал к подъезду. Вижу из парадного крыльца валом валит публика… У меня так сердце и екнуло, верно, думаю, прием окончен. Но все-таки вхожу в переднюю. В приемной был дежурный адъютант генерала; увидевши меня, снимающего шинель, он подошел ко мне с вопросом:

— Вы к генералу?

— Да!..

— Опоздали, прием уже закончился!..

— Как же мне быть, мне очень нужно представиться к генералу, а будущего приема я дожидаться не могу, срок моему отпуску кончается… Ведь я издалека, из-за 1700 верст приехал!

Вероятно, эта моя тирада разжалобила адъютанта, и он участливо опять спросил:

— Вы известны лично генералу?

— Да, — решительно ответил я, — когда-то я был лично известен ему, и, вероятно, он меня вспомнит…

— Хорошо, подождите здесь в приемной, генерал теперь одевается, он сейчас едет к государю. Когда он оденется, я доложу ему о вас, и он, может быть, вас еще примет… Как ваша фамилия?

— Достоевский, архитектор Достоевский, — сказал я ему. Через несколько минут, вероятно, узнавши, что генерал уже оделся, адъютант вошел к нему в комнату. Слышу: «Достоевский?.. Что-то не помню… Скажите, чтобы обождал». У меня на сердце отлегло… Прошло минут десять, и я успел успокоиться и освоиться. Наконец дверь отворилась, и вышел генерал Яков Иванович Ростовцев{98} и прямо подошел ко мне…

— Что вам угодно, чем могу служить?..

Едва только я упомянул об обстоятельствах моего ареста в 1849 году, когда я имел честь быть ему известным, как генерал воскликнул:

— Как! Вы уже окончили свой термин и свободны, очень рад, очень рад!..

— Вы изволите ошибаться, ваше высокопревосходительство, я не тот Достоевский, который потерпел кару, но я Достоевский-младший, бывший арестованным по ошибке, и о котором ваше высокопревосходительство изволили писать графу Клейнмихелю…

— Помню, помню, значит, вы Достоевский 3-й… был еще кажется Достоевский 1-й, который оказался повинным, а вы взяты были по ошибке, помню, помню! Ну, что же вам угодно?..

Тогда я рассказал все изложенное мною в докладной к нему записке, которую я держал в руках. Он взял меня под руку и повел в соседнюю комнату, вероятно, для того, чтобы быть только вдвоем, с глазу на глаз. И когда я упомянул о поступке со мною графа Клейнмихеля, то я едва услышал его слова:

— Подлец!.. Но чем же могу я быть вам полезным, говорите не стесняясь!..

— Одного слова вашего высокопревосходительства к генералу Чевкину будет достаточно, чтобы он дал мне место в своем ведомстве, а этого я только и прошу.

— Вы были у генерала Чевкина?

— Да, я нынче же был у него, оттого и опоздал нынче представиться вашему высокопревосходительству, и генерал Чевкин обещался иметь меня в виду.

— Я очень, очень рад, что могу быть вам полезным… Я очень хорош с генералом Чевкиным и буду его лично просить о вас. Очень, очень буду рад, ежели мне удастся быть вам полезным, и Чевкин все возможное сделает для меня. Что это у вас в руках?..

— Докладная записка к вашему высокопревосходительству.

— Вы все поместили в ней, о чем мне говорили?

— Да, я осмелился все изложить в ней, о чем говорил вашему высокопревосходительству…

— И отлично, так дайте сюда вашу записку, — причем он развернул и прочел ее. — Записку эту я передам лично генералу Чевкину, и из нее он узнает о причине вашего перевода в военное ведомство. Я все сделаю для вас, что могу… а теперь мне некогда, прощайте!..

Я почтительно поклонился генералу, и он вышел ранее меня из дому, и когда я вышел после на парадное крыльцо, то видел только его удаляющуюся карету.

При выходе из приемной генерала, адъютант его очень радушно поздравил меня с полною удачей, а я поблагодарил его за его любезность и внимание.

Я был точно ошеломлен любезностью и добротою ко мне генерала Ростовцева. Я имел некоторую надежду на то, что буду принят, но такого радушного приема я не только не ожидал, ни даже и в своих мечтах, в своих воздушных замках не мог себе представить.

Нет ничего хуже, нет ничего скучнее для прежнего постоянного жителя Петербурга, каковым был я, как приехать в него на несколько дней, собственно для деловых хлопот, в особенности при таком характере, как у меня. Прожив почти целую неделю в Петербурге, я ни о чем более не думал, как о своем деле. Самые развлечения и родственные отношения были для меня не так интересны, потому что я единственно думал о своем устройстве на службу. Теперь же, вышед от генерала Ростовцева, я почувствовал себя вполне спокойным и вполне свободным, как усердный школьник чувствует себя после последнего удавшегося экзамена… Но я вспомнил, что мне надобно еще быть у К. И. Марченко, чтобы сообщить ему о своих представлениях и поблагодарить его за совет и участие. Был еще только второй час в начале, а потому, чтобы покончить со всеми вообще делами, я сейчас же взял извозчика и поехал к полковнику Марченко.

— Ну что?.. Что новенького?.. Как сошли ваши представления к генералам, — участливо спросил он, увидя меня вошедшим.

Я рассказал ему в подробности как о представлении к генералу Чевкину, так, в особенности, и про представление к генералу Ростовцеву. Выслушав меня подробно и переспросив о некоторых выражениях, не совсем ему понятных, он, наконец, сказал мне:

— Ну, поздравляю вас с полнейшим успехом, я хорошо знаю генерала Чевкина, он не любит только обещать, но любит исполнять обещанное. Ежели он сказал, что ему при всякой вакансии будут напоминать о вас, то это совершенно будет точно исполняемо. Что же касается до ходатайства такого влиятельного человека, как генерал Ростовцев, то оно только усилит желание Чевкина исполнить вашу просьбу. Теперь вы можете спокойно отправляться в Елисаветград. Особо спешить вам нечего. Вы еще на службе, а потому выберете себе местечко по вкусу и тогда просите о нем. В случае же, ежели это очень замедлится, вы можете опять писать и Чевкину и Ростовцеву.

Я откланялся добрейшему Константину Ивановичу и с тех пор не видал его до 1865 года, то есть опять девять лет… Но об этом свидании после…

Выйдя от Марченко и закончив все свои официальные визиты, я поехал (а не пошел, от радости, я весь этот день пешком не ходил, а все ездил) к брату Михаилу Михайловичу, которому рассказал о всем случившемся со мною в этот день. У него я обедал, а после обеда мы, кажется, опять вместе с братом отправились на вечер к Голеновским. Тут опять мне пришлось рассказывать о моих хлопотах, и все меня поздравляли с полною удачею… Ночевал я, по обыкновению, у сестры, а на другой день утром, 28 октября, написал объемистое письмо в Елисаветград к Домнике, в котором описал все случившееся со мною, а главное, во всей подробности мои явки к генералам Чевкину и Ростовцеву.

Последние два дня пребывания моего в Петербурге я провел спокойно, отдыхая и осматривая петербургские новинки. Я два раза был в театре, один раз в опере итальянской (давали «Риголетто»), тут я был даром в ложе брата и сестры, которые сообща были абонированы на весь зимний сезон, а другой раз в Александринском театре в складчину, где не помню, что давали. Новинок в Петербурге оказалось очень мало с 1849 г., когда я его покинул. В это семилетие он очень мало изменился. Исаакиевский собор хотя и близок был к концу, но еще не был окончательно готов и освящен. Его освятили только 30 мая 1858 года, т. е. еще спустя полтора года после моего пребывания в нем в 1856 году. Снаружи он был почти готов, и я любовался им. Из новинок было то, что вблизи Исаакия строили памятник императору Николаю I. Делали еще только фундамент. Проект же памятника я видел в строительном училище. Он решительно не понравился мне. Что за идея была представить императора на коне в полной парадной кавалергардской форме, как будто бы на каком-нибудь параде?.. Как будто император этот только и занимался парадами и разводами, как желчно писал об этом тогда Герцен в своем «Колоколе»? Когда я рассказал свои впечатления брату Михаилу Михайловичу, то он совершенно был со мною согласен, что идея памятника неприглядна, и притом высказал: «А знаешь ли, какую надпись для памятника сочинили здесь в Петербурге?» — «Какую?» — «А вот какую: „Императору Николаю I благодарная Россия за 18 февраля 1855 года“».{99} Действительно-то скандальная надпись эта была измышлением Герцена. Здесь, кстати, отмечу, что тогда же я услыхал курьезное четырехстишие следующего содержания: