Андрей Достоевский - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Андрей Достоевский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7784-0075-6

Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского, родного брата всемирно известного писателя, охватывают время с 1825 по 1871 год и рисуют яркую картину той обстановки, в которой выросли братья. Воспоминания представляют историко-литературный интерес и дают обильный материал для биографии Ф. М. Достоевского.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Теперь сообщу об одном эпизоде, случившемся со мною именно в это время, то есть вслед за неудавшимися приемными экзаменами в главное инженерное училище. Эпизод этот хотя и пустой в сущности, но мог гибельно повлиять на всю судьбу мою!

Еще летом я встретился в городе с одним кадетом института путей сообщения Образцовым, он был москвич и первоначально учился в пансионе Чермака, быв моим товарищем по 3-му классу. Годом ранее он вышел из пансиона Чермака и, переселившись в Петербург, был пристроен и поступил в институт путей сообщения. — В описываемое время он целый год пробыл уже в институте и теперь переходил из 1-го класса во второй. Образцов, встретившись со мною в Петербурге, возобновил со мною знакомство и часто заходил ко мне.

В один из своих приходов он сообщил мне о себе следующее: 1) что он выдержал успешно переходный экзамен из 1-го класса во 2-й из всех предметов, кроме русской истории, по которой ко дню экзаменов он вовсе не был приготовлен, а потому, во избежание провала, ушел, якобы больной, в лазарет; 2) что теперь ему пора сдавать пропущенный экзамен из истории; 3) что у них в институте практикуется следующий способ для подобных экзаменов: кадету выдается из канцелярии института экзаменационный лист, с которым кадет и идет на дом к профессору, прося его проэкзаменовать (как не державшего по болезни экзамена) и проставить отметку в экзаменационном листе и возвратить ему этот лист для представления в канцелярию; 4) что ему, Образцову, выдали уже этот экзаменационный лист и что ему надобно с этим листом идти к профессору истории капитану Баландину на дом и сдавать экзамен. Но что он и до сих пор из всего курса ничего не знает и наверняка провалится.

Сообщив все это, Образцов начал упрашивать меня сделать ему товарищескую услугу и проэкзаменоваться у капитана Баландина на дому вместо него, Образцова.

Несмотря на свою молодость и неопытность, я все-таки сознавал, что поступок этот, ежели я решусь исполнить просьбу Образцова, будет поступком нехорошим и что вообще это очень рискованный поступок, а потому по первому разу я наотрез отказал Образцову. Но тот настойчиво, в продолжение целой недели преследовал меня своими просьбами, уверяя честным словом, что ни о каком риске тут не может быть и речи, потому что Баландин не знает ни одного кадета по фамилии, что он чрезвычайный сибарит и, кроме себя, ни о ком и ни о чем не думает и т. п. В конце концов пришло к тому, что я, наконец, решился и дал слово. Помню, как теперь, что это окончательное согласие с моей стороны последовало во время нашей совместной вечерней прогулки на площади Семеновского полка. Был выбран и решен день, когда я должен был ехать экзаменоваться к Баландину вечером около 6 часов.

В назначенный день Образцов зашел ко мне часов в пять вечера, мы сейчас же вышли из дому и зашли в одну кондитерскую. Тут, взяв отдельную комнату, мы переменились костюмами. Образцов надел мою штатскую пару, а я его кадетский мундир, с тесаком на портупее и с кивером на голове. Но так как я шагу не умел ступить в кадетском платье, то решено было, что Образцов довезет меня до самой двери в квартиру Баландина на извозчике. Так и сделали. Приехав на место, Образцов позвонил, а я несмело спросил у лакея, дома ли капитан Баландин, и на ответ его, что дома, я просил доложить ему, что пришел кадет Образцов (который между тем гулял по тротуару около дома в моем штатском платье) для сдачи экзамена, причем вручил ему и экзаменационный лист.

Через несколько минут возвратившийся лакей ввел меня в залу, и туда вышел сам Баландин с моим экзаменационным листом в руках.

— Ваша фамилия Образцов и вы были больны во время экзаменов?

— Точно так, господин капитан.

Не задай он в такой форме вопроса, а спроси прямо: «Как ваша фамилия?»… то я не ручаюсь за себя, чтобы не ответил «Достоевский» вместо «Образцов». Но, слава Богу, этого не случилось.

Задав мне вопроса 3–4, не помню уже какие, он, видимо, остался доволен моими ответами и, наконец, в заключение задал следующий вопрос:

— Перечислите мне по порядку всех царствующих особ дома Романовых.

Я перечислил всех без запинки, но нелегкая меня дернула после императрицы Анны Иоанновны упомянуть Анну Леопольдовну.

При этом Баландин только взглянул на меня, но не прервал, а дал докончить перечисления до царствующего императора Николая I, и только, когда я закончил этим, он сказал:

— Вы не совсем правильно в одном месте выразились: Анна Леопольдовна никогда не была царствующею особою, она только была правительницею во время кратковременного царствования младенца сына своего императора Иоанна III, которого вы совсем не упомянули. Но, впрочем, хорошо…

Поставив в экзаменационном листе балл 7,75 (при полных 10) и подписав его, он, вручая его мне обратно, сказал, чтобы я его завтра же утром сдал в канцелярию.

Получив обратно лист и раскланявшись с капитаном Баландиным, я кое-как, дрожа всем телом, как преступник, вышел из квартиры, и тут меня принял в свои объятия Образцов, выслушав все мною рассказанное. Мы сейчас же заехали в ту же кондитерскую, где опять переменились костюмами, и затем только я совершенно успокоился. Напившись чаю в кондитерской, мы отправились в театр.

На другой день, когда я сообщил брату о случившемся, он просто ахнул, и тогда только я уразумел, чему подвергся бы в случае открытия обмана и подлога. Брат говорил мне тогда, что, в случае открытия обмана, нам обоим не миновать бы солдатчины, а в меньшей мере — распоряжения, чтобы меня не принимали ни в одно казенное учебное заведение.

Между тем добрейший Иван Григорьевич Кривопишин не забыл своего обещания, и как-то брат, возвратившийся из классов (он тогда был в старшем офицерском классе), рассказал мне, что Кривопишин заезжал к нему в инженерное училище и сообщил, что я могу быть определен в училище гражданских инженеров, состоящее под ведением Главного управления путей сообщения, а потому и сказал, что ежели мы, а главное я согласен поступить в сказанное училище, то чтобы я немедленно приходил к нему сообщить о своем решении. — При этом, помню, брат расхваливал мне это училище, говоря, что будущность гражданских инженеров гораздо выгоднее в материальном отношении, чем будущность военных инженеров. Вообще я заметил, что брат очень желал, чтобы я принял сделанное мне предложение.

Я же, с своей стороны, с первых слов брата был крайне обрадован возможностью покончить свое неопределенное положение, а потому на другой же день утром и пошел к Ивану Григорьевичу.

— А, здравствуйте, мой дорогой! Ну, что надумали вы с братом?

— Я пришел благодарить вас за ваше милостивое ко мне внимание и доброту…

— Все это очень хорошо, но главное, мне надобно знать, желаете ли вы поступить в училище гражданских инженеров?

— Желаю и еще раз прошу ваше превосходительство посодействовать моему туда поступлению.

— Ну, вот и отлично, очень рад, что могу устроить вас и обрадовать моего друга и брата Петра Андреевича. Видите ли, дело в том, что я хорошо знаком с директором училища гражданских инженеров генералом Притвицем, которому и говорил о вас. Он ответил мне, что поступить в училище очень легко, нужно для этого только найти случай попросить об этом графа П. А. Клейнмихеля. Ну, а мне случая находить не надо, я сам ему хорошо известен и сам могу поехать к нему и подать об определении вас докладную от себя записку. Но исполнить это, не заручившись вашим согласием, конечно, я не рискнул; теперь же дело другое, в первый приемный день я поеду к графу и надеюсь, что мое ходатайство будет вполне уважено.

Я ушел от Ивана Григорьевича вполне успокоенный и с нетерпением поджидал от него известий о результате его ходатайства у Клейнмихеля. Брат Федор тоже был очень доволен таким скорым и благоприятным исходом моего неопределенного положения.

Между тем, приближаясь к концу повествования о пребывании моем в Петербурге у брата — не у дел, я, чтобы быть совершенно правдивым, должен упомянуть еще об одном эпизоде, случившемся со мною именно в это время.

Был уже сентябрь месяц, температура сделалась прохладною, и я, рыская по городу, не мог уже довольствоваться одним сюртуком с верхнею накидкою, но облекался в теплую шинель. Шинель эта, как теперь помню, темно-синего сукна на шелковой черной подкладке с бархатным воротником, была переделана мне из шинели дяди Куманина, которую он почему-то перестал носить. Шинель была совершенно новенькая и вообще довольно ценная вещь. Прогуливаясь часу во втором дня по солнечной стороне Невского проспекта, я натолкнулся на следующую сцену: идет навстречу мне какой-то оборванец и, показывая мне открытый футляр с драгоценным перстнем, говорит: «Барин, купите кольцо, кольцо дорогое, а продам за дешевую цену, деньги нужны».

Конечно, я не обратил почти вовсе никакого внимания на это предложение, но вслед за мною шел толстый, видимо, богатый купец в лисьей шубе; поровнявшись со мною, он тоже обратил внимание на продавца кольца: «Покажи, покажи, молодец, свое кольцо». Осмотрев его тщательно, купец сказал: «Иди за мною, я куплю твой перстень», но продавец мгновенно исчез. Купец же, обратясь ко мне, проговорил: «Убежал, побоялся идти со мною, а кольцо ценное… вещь тысячная, а можно бы купить за дешево… Оно, видимо, или ворованное, или продавец сам не знает ему цены… Случается покупать за бесценок!» — и прошел дальше. Между тем оборванец-продавец опять вернулся ко мне и опять открыл футляр: «Что же, барин, купите кольцо!» — «Да у меня денег нет», — ответил я. «Я и без денег продам, — приставал он ко мне, — может быть, есть часы?» — «Часов нету», — ответил я. «Ну, так вот шинелька, хотя и убыточно, а я променяться бы согласен…»