Аксель Сандемусе - Былое — это сон

• Название: Былое — это сон
• Автор: Аксель Сандемусе
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.

Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.

Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

---

Неизвестно, может, он и ответил бы мне? Если бы он сказал «нет», ничего бы не изменилось, ну, а если бы — «да»?

Жаль, что нельзя ненадолго вызвать из могилы Антона Странда, но такая возможность зачеркнула бы начисто все детективные истории. Когда Конан Дойл стал спиритом, он начал подрубать сук, на котором сидел. Но, может, Антон Странд и сам знает не больше нашего?

То, что сегодня произошло в Гране, Йенни, шпионившая за мной и пережидавшая, пока у меня была гостья, — треугольник, описанный всеми поколениями и во все времена, — разве не то же самое произошло и в Йорстаде, только закончилось убийством? Я задумался. Кое в чем Йенни проявляла подозрительную надменность и холодность. Один друг в тюрьме, другой — в могиле, может, именно этого она и добивалась? Не важно, кто убил Антона, она, во всяком случае, отделалась от них обоих. А людей, достигающих своей цели с помощью преступления, будь то фальшивая страховка, поджог рейхстага или убийство, всегда следует опасаться.

Мысли мои начали сбиваться. Мужчина не может размышлять в присутствии неодетой женщины. Я спросил у нее:

— Что же ты делала весь вечер?

— Ходила тут взад-вперед, ждала…

Она снова заплакала.

— Ты видела, когда я вернулся?

— Да, я издалека вас увидела.

Ходила взад-вперед, думал я. Той ночью в Йорстаде кто-то тоже ходил взад-вперед. Тот, кто был третьим лишним.

— Первый раз в жизни попала в такую переделку! Я стояла в кустах и видела, когда она ушла… Когда ты, по своему обыкновению, отправил ее домой одну.

Так мне и надо. Не верь, будто женщине приятно возвращаться домой одной, это все притворство, как, впрочем, и все остальное.

Голос у нее сорвался:

— А она красивая, эта твоя любовница. Как ее зовут? Это ты с ней уезжал недавно из Осло?

Мне стало не по себе, но в то же время я испытал облегчение. Значит, она еще ничего не знает о Сусанне.

— А я-то ехала сюда… нет, это какое-то безумие! Приехать в Хаделанн и получить взбучку! Я ухожу!

Я сказал, что до первого поезда еще далеко, сейчас только три.

— Ты ее очень любишь? Почему ты не сказал мне о ней перед отъездом? Трус!

Чтобы надеть платье, ей пришлось сперва раздеться чуть не догола. Я сказал, что встретил эту даму всего несколько дней назад.

— Хороша дама, — прошипела Йенни, — несколько дней знакомы и уже!..

Я не удержался и напомнил, что и с ней мы тоже были знакомы не дольше, когда все началось. Потом у нас получилась перебранка из-за того, что я отказался назвать имя своей гостьи. Йенни завела все сначала:

— Что ты в ней нашел? А в Осло она часто приходила к тебе? Почему вы поехали именно в Гран?

Я стоял на том, что приехал в Гран без определенной цели, просто мне захотелось пожить на лоне природы.

— И ты хочешь, чтобы я этому поверила? И тому, что Антон Странд тоже тут ни при чем? Ты знал, что я приезжала сюда. И спросил, не я ли его убила. Тут живут его родители. Тут он похоронен. И ты являешься случайно именно сюда и встречаешь здесь… нет, ты вовсе не собирался!..

Вдруг она перешла на крик:

— А при чем тут кресло, в котором кто-то сидел, и я со стеклянной трубкой в руке? Зачем ты мне тогда об этом сказал? Чего ты выведываешь? Ты знаешь того, кто за нами подглядывал! Ведь самого тебя тогда еще не было в Норвегии… или уже был?

Она опустилась на диван:

— Я будто вся истекаю кровью. Джон, я так несчастна. А в таком состоянии человек часто говорит и делает страшные глупости. Я слышала, как Сусанна Гюннерсен сказала однажды: «Когда человек несчастен, он говорит и делает страшные глупости». Ты этого не слышал, это было в «Уголке», в тот вечер, когда она хотела подцепить моего отца, она жаловалась, что несчастна, что муж ее обманывает… Джон, спаси меня! Что мне делать? Она часто бывает у тебя?

Наконец Йенни оделась и набросилась на меня с бурными ласками. Потом заплакала:

— Что мне делать, Джон, что мне делать? Ты совсем-совсем не любишь меня? Скажи правду! Чем она лучше меня? Не бросай меня, Джон! Мне наплевать, если у тебя будут другие женщины… все равно, лишь бы ты был со мной…

Поневоле замкнешься, если попадешь под такой шквал. Я не знал, что отвечать. Она явилась в Гран и выступила в роли Лица в Окне, хуже ничего нельзя было придумать. Мне пришлось сразиться с привидением и задать ему трепку. Я оказался в смешном положении перед девчонкой, а она этого даже не заметила.

— Она часто к тебе приходит? Не смей оставаться здесь после моего отъезда! Я не хочу! Не смей! Почему ты не отвечаешь? Она приходит к тебе каждый вечер? Как ты сумел так быстро завоевать такую красивую женщину? Вы вместе сюда приехали? Вернись в Осло вместе со мной, я больше никогда не буду мучить тебя, клянусь! Ты меня даже не увидишь, только давай вместе уедем отсюда!

Я что-то нащупал в кармане, вытащил и посмотрел. Это был зуб из могилы Винье. Йенни, как кошка, кинулась на него:

— Что это? Господи, зуб? Это ее зуб, да?

Она тут же забыла свой глупый вопрос и засыпала меня новыми. Я представил себе орущую на полу Герду, у которой я вырываю изо рта сей мрачный залог любви. У Герды были белоснежные зубы.

— Ты уедешь отсюда вместе со мной, слышишь!

Я сказал, что не горю желанием надолго оставаться в Гране.

— Полюбуйся на мою шею, видишь, как ты меня разукрасила? Мне неприятно демонстрировать эти украшения, но исчезнуть отсюда, не предупредив хозяев, я не могу.

— Ты так сильно ее любишь? А завтра днем ты вернешься? Не смей оставаться здесь до вечера!

Я поинтересовался, почему ее беспокоит именно вечер — мало ли что мне придет в голову утром, и подумал: «Господи, а что же будет, когда она узнает про Сусанну?»

Почти всю долгую дорогу мы молчали, но у станции Йенни снова вцепилась в меня:

— Ужас, что я наговорила тебе ночью, я просто с ума сошла от ревности. Я без тебя жить не могу.

— Хорошо, хорошо, — вяло бормотал я.

Я утомился. Не спал уже целые сутки…

— Ты приедешь вечером в Осло?

Я ответил, что не приеду. Сперва мне нужно отоспаться, а потом подумать.

— Обещай больше с ней не встречаться!

Я устал и выдохся.

— Тебе-то какой от этого вред! — буркнул я.

Она замолчала, я зевнул. Странно, что у нее еще нашлись слезы, это был какой-то бездонный источник. Но, по-моему, она была счастлива. Подозреваю, что она могла испытывать счастье лишь в охваченном пламенем доме, когда крыша вот-вот рухнет; это была богиня огня, она требовала от мужчины необыкновенного напряжения. С пылающими волосами она металась от одного угла треугольника к другому и к третьему — утомительная игра для того, кто вынужден принимать в ней участие, если только сам он не любит огня. Впрочем, бог его знает. Все-таки Йенни мне больше по душе, чем Герда. Йенни, которая переписывается с моим братом, сидящим в тюрьме, которая устраивает в Гране настоящую бурю или, терзаемая отчаянием, прячется за кустами, однако видит, что ее соперница красива, Йенни, которая считает, будто я вырываю зубы у своих любовниц. И все же надо бы найти подругу постарше. А Йенни пусть подыщет себе другого, которому бессонные ночи с танцами и азартными играми не мешают работать. Как бы мне хотелось лежать сейчас в постели! Во рту у меня пересохло, я ощущал какой-то противный привкус. Выпить бы холодной воды, вымыться и заснуть! Каким несчастным я чувствовал себя на станции в то хмурое безрадостное утро, когда ушел поезд. Йенни стояла на открытой площадке под дождем и ветром. Наконец она скрылась из глаз. Я стоял, засунув руку в карман и играя зубом, думал о нем, о подкове, о крохотном трупике, который видел серым ненастным днем в Канзасе, когда огонь, потрескивая, полз вдоль берега, — если ты устал, мысли, словно живые существа, необъяснимо тебя преследуют.

Я думал, что жизнь — долгая, я слишком долго так думал.

На обратном пути дорога почти все время шла в гору, дождь хлестал в лицо, мне было стыдно, и я чувствовал себя ужасно, — хорошо бы взять такси до Осло и перехватить Йенни, пока она еще не добралась до дому. Нет, поздно, я чересчур устал. Я тосковал по яркому солнцу Калифорнии, по своей спальне, по увитой зеленью веранде, на которой вечерами люблю читать лежа, когда во всем доме уже не раздается ни звука. Я живу точно в крепости, сад обнесен высоким забором. Солнце и свет проясняют душу. В солнечных странах люди не знают таких темных конфликтов. А на Севере черными осенними ночами человек ищет еще большего мрака, ему хочется зарыться в землю, погрузиться в болото, спрятаться в его влажной темноте под сырым щитом трясины, раствориться, стать троллем. Северянин думает как бы во сне, мысли подавляют его, и потому он находит в себе столько противоречий; этот сон охватывает все регистры от возвышенного до свинского, идет по вертикали — человек то опускается до состояния обезьяны, то взмывает к свету и надежде. Мысль северянина, подобно буру, берет пробы из разных слоев души, достигая даже того осадка, который скапливается на самом дне. Нас только потому и можно назвать духовными существами, что мы все время вынуждены бороться с этой сидящей в нас обезьяной.