Михаил Казовский - Евпраксия

• Название: Евпраксия
• Автор: Михаил Казовский
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005

О жизни и судьбе Евпраксии, дочери великого киевского князя Всеволода Ярославича, ставшей германской императрицей Адельгейдой, рассказывает новый роман современного писателя М.Казовского.

---

Киевлянка все-таки заплакала:

— Сжальтесь... не стращайте...

Топнув сапогом, венценосец крикнул:

— К черту ваши слезы! Надоело! Невыносимо! Говорите прямо: да или нет?

Изо всех сил борясь с подступавшей к горлу дурнотой, чувствуя, как кружится голова, утирая щеки, Адельгейда промолвила:

— Хорошо... извольте...

Генрих засопел, медленно поправил смятый воротничок и сказал спокойнее:

— Так-то оно лучше. Благодарю. Рупрехт объяснит, как себя вести перед церемонией. — И, бесстрастно откланявшись, вышел прочь.

Ксюша в изнеможении рухнула на подушки.

Начались приготовления к «Пиршеству Идиотов». Целую неделю Адельгейду держали на хлебе и воде, а когда от голода, бесконечных молитв и нехватки сил у нее уже всё кружилось перед глазами, дали выпить стакан крепкого вина с непонятными горькими добавками. В голове сделался туман. Воля отключилась. И она смотрела на себя и на окружение с полным безразличием.

Вот фон Берсвордт ее раздела, а затем облачила в черный балахон. Черной тряпкой завязала глаза.

И куда-то повела, держа за руку. Иногда предостерегала: «Осторожней, ступени... не споткнитесь на каменном полу... Невысокие двери — пригнитесь...»

С каждым шагом становилось прохладнее. Под босыми ступнями чувствовался лед. Но Опракса шла невозмутимо, безучастная к новым поворотам судьбы.

— Станьте на колени, ваше величество, — приказала Лотта. — Мы у Черной Комнаты, где сейчас сосредоточено мировое зло. Надо лечь на живот и вползти туда, как змея, сквозь дыру в стене. Там вас примут, не беспокойтесь...

Нет, боязни не было. Чьи-то руки подхватили императрицу по другую сторону стены и сорвали с глаз черную повязку.

В полутемной зале, больше похожей на пещеру или , склеп, оказалось теплее. Под ногами лежал ковер. В нескольких углах горели масляные светильники, посередине — мраморный очаг. Интерьер украшался прикованными к полу скелетами и отдельными безглазыми черепами. Пахло тленом.

Из проема в стене вышел странный субъект в белом одеянии; белый колпак, целиком надвинутый на лицо, с прорезями для глаз и рта, выглядел зловеще. Человек простер длани над несчастной княжной.

— Дочь моя, — произнес вошедший голосом Ру-прехта. — Я, иерофант Братства николаитов, спрашиваю тебя: добровольно ли ты решилась на муки грехопадения? С чистой ли душой готова самоунизиться, а затем отречься от прежней ереси?

— Да, — ответила Евпраксия без всякого выражения. — Я на всё согласна.

Первым делом иерофант прочитал первые восемнадцать стихов Евангелия от Иоанна. Обвязав голову Опраксы белой лентой, смоченной в крови и по всей длине испещренной каббалистическими знаками, он надел ей на шею мешочек с фрагментами мощей Николая Чудотворца. Наконец сорвал с королевы черный

балахон, бросил его в огонь камина, а на голом теле императрицы начертал кровью несколько крестов. Вынув затем полоску красного сукна, опоясал ею вступающую в Братство.

— На колени! — крикнул он. — Повторяй за мной: «Во имя распятого Иисуса Христа клянусь расторгнуть узы, которые еще соединяют меня с отцом, матерью, братьями и сестрами, с мужем и друзьями, которым я когда-то присягала в верности, повиновении и благодарности... Отрекаюсь от моей Родины, чтобы пребывать в иных сферах. И клянусь отдаться моему учителю и моим братьям-николаитам как мертвое тело, у которого отняли волю и жизнь. И клянусь, что после грехопадения буду жить чисто, целомудренно и по Заповедям Господа нашего Иисуса Христа, по Заветам Николая Чудотворца!»

Посвящаемая в точности повторила клятву.

— А теперь ложись, — приказал наставник. — Навзничь, навзничь!

Между тем сквозь дыру в стене стали приползать и другие вновь обращаемые в Братство — восемь молодых людей в черных балахонах. Человек в белом произвел с ними те же действа, что и с Опраксой, и они легли на ковер с ней рядом — голова к голове, этакой звездой.

— Пиршество Идиотов начинается! — крикнул ие-рофант страшным голосом и воздел руки.

Грянул гром, засверкали молнии, засвистели дудки и забил барабан; в воздухе разнесся запах серы; и по Черной Комнате заскакали появившиеся неизвестно откуда жуткие чудовища — в безобразных рогатых масках, долгополых шубах мехом наружу, с длинными хвостами и копытами на ступнях. Яростно кривляясь и улюлюкая, зверская компания начала плясать колдовские танцы около лежащих, делать непристойные жесты и пинать их ногами. Шел по кругу кубок с вином. А потом другой. И третий. Постепенно участники приходили в совершенно скотское состояние, падали

и ползали, их тошнило, и они мочились друг на друга, кто-то возбуждал свои гениталии, а кому-то между ног засовывали горящие свечи. Вскоре началась вообще вакханалия, свальный грех, Содом и Гоморра, непередаваемое бесчинство; всё рычало, стонало, совокуплялось и оргазмировало; женщины дизали возбужденные половые члены, струи мужского семени брызгали на ковер и тела, но при этом никто не касался вступающих в Братство, те лежали в центре оргии, словно островок непорочности. Неожиданно возле них появился карлик — тоже в рогатой маске и шубе, вылитый Егино; он, расставив ноги, волосатые и кривые, начал мастурбировать с фантастической скоростью, и фонтан желтоватой спермы вскоре окропил кожу обращаемых. Но они лежали, как мертвые.

В это время существа в шубах начали щипать, щекотать и таскать молодых людей за интимные места, вовлекать во всеобщий разгул, поливать вином. А иеро-фант возвышался над ними и шептал молитвы. Но потом воззвал:

— Дочь моя, Адельгейда! Ты готова ли отдаться на всеобщее поругание, искупив тем самым наши грехи, чтоб затем воскреснуть?

— Да, готова, — совершенно бесстрастно ответила та.

— Так свершись же позор над твоим бренным телом!

И волна безудержного разврата захлестнула всех: существа в шубах и юноши обладали ею — и по одному, и одновременно; завывали дудки, били барабаны, от курильниц шел дурманящий наркотический запах; а княжна отдавалась каждому безропотно, только думала: «Значит, это нужно... Если этого хочет мой любимый...»

А любимый монарх пребывал практически рядом — в небольшой смежной комнате, глядя на ужасный обряд через потайное отверстие. Он и сам был как будто

пьяный, наблюдал завороженно, жадно и безумно, а его сын Конрад, находившийся рядом, горько плакал.

— Господи, — шептал принц, — что же это такое, Господи?.. Для чего?.. Как вы можете, ваше величество?.. Ведь она — супруга ваша, данная вам Богом! Будущая мать вашего ребенка!

— Замолчи, ублюдок, — обрывал его государь. — Пусть она искупит грехи — и свои, и наши. Я принес Братству в жертву самое дорогое. Ибо только Дух Божественный свят, остальное — гниль.

— Прикажите им прекратить, — не сдавался отпрыск. — Мне нехорошо... У меня желудок выворачивает наружу...

— Ты щенок, Конрад. Жалкий червь. Император должен закалять свою волю. И уметь выдерживать всё. Верно говорили: ты не мой сын... Хочешь ли ее, Адель-гейду? Так поди и возьми. Разрешаю. Нет, приказываю тебе!

— Господи, о чем вы? — отзывался тот. — Осквернить отцовское ложе? Совершить кровосмесительный грех? Никогда!

— Тряпка. Недоносок. Грех кровосмешения — выдумка попов. Ибо люди — братья. Ибо все мы произошли от Адама и Евы, дети которых совокуплялись друг с другом...

— Не могу! Не хочу! Оставьте!

— Ты не понимаешь... Ты глуп. И разочаровываешь меня...

Постепенно групповое насилие над императрицей стало затихать. Существа в шубах расползлись в разные углы. А иерофант церемонно поднес к ней крест и велел трижды плюнуть на него, чтоб отречься.

Вдруг какой-то проблеск рассудка всплыл в ее зрачках. Действие галлюциногенов ослабло, и она со страхом осознала себя — голую, поруганную, мокрую и липкую, на ковре, в жутком склепе, принуждаемую совершить святотатство. Скрючившись, попятилась,

обхватила ноги руками и, стеная от омерзения, выдохнула:

— Нет!

— Как? — воскликнул человек в белом. — Ты отказываешься закончить обряд?

— Да, отказываюсь! — крикнула княжна с яростью. — Дьявол! Сатана! Я в тебя плюю, а не в Крест Святой!

— Так нельзя, — возразил наставник. — От цепи грехопадений надобно очиститься — а иначе ты останешься в скверне до конца дней своих.

— Прочь, нечистый! Ненавижу тебя! Ненавижу всех, в том числе и Генриха! Будьте прокляты!.. — Силы оставили ее, и она лишилась сознания.

Увидав случившееся, услыхав слова Адельгейды, самодержец сомкнул веки, прошептал ругательства, отвернулся от смотрового отверстия и, не обращая внимания на дрожащего Конрада, удалился по ступеням наверх. А наследник рыдал, призывая Деву Марию к себе в помощницы...

...Евпраксия очнулась в спальне. Над постелью висел мощный балдахин. Сквозь ячеистое окно проникал серый свет рождественского утра. Тело было ватное, непослушное, но сухое и чистое. Значит, ее купали... Сразу вспомнились отвратительные детали кощунственного обряда, киевлянка сморщилась, и горючие слезы заструились по ее щекам и вискам. Села, вытерла мокрое лицо краем простыни. Сжала кулаки и вскочила с ложа. У дверей столкнулась с Груней Горбаткой.