Владимир Зима - В пургу и после (сборник)

• Название: В пургу и после (сборник)
• Автор: Владимир Зима
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Книга Владимира Зимы посвящена нелегким будням арктических поселков, аэродромов, портов. Она утверждает подлинную романтику и разоблачает романтику мнимую. Писатель убедительно показывает, что и в условиях Арктики побеждают бескорыстие, верность долгу, честность помыслов.

---

С тоски Бурков купил себе одноствольное ружье и по воскресеньям ходил с ним за реку охотиться на куропаток. Черноуски людей не боялись, подпускали близко, и убивать их Буркову не было никакого интереса. Попробовал ставить петли на зайцев, в первый раз ничего не поймал, зато на следующее воскресенье, проверив снасти, вытащил сразу шесть окоченевших беляков, и эта охота ему быстро наскучила. Зайцев он отдал на закуску своим соседям по номеру, шкурки за бесценок сдал агенту рыбкоопа, скупавшему пушнину.

В тесной комнатушке агента по пушнине Бурков и познакомился с Никифором Поротовым. Низенький, кривоногий долганин, хитровато поблескивая глазками, сдавал агенту шкурки соболей и черно-бурых лисиц, не переставая расхваливать свой товар. При этом он смешно причмокивал языком и заискивающе улыбался. Мимоходом оглядев заячьи шкурки, принесенные Бурковым, долганин укоризненно сказал:

— Петля ставил жесткий, мех попортил, ай-яй-яй… Снимать шкурку не умел? Ай-яй-яй…

— Я не охотник, — пробурчал в ответ Бурков. — Плотник я…

— Иде работаешь? — спросил долганин, мгновенно становясь серьезным. — Аэропорт работаешь? Морпорт?

— В Пэ-эм-ка, — нехотя ответил Бурков.

— Много получаешь? — не отставал колхозник.

— Хватает.

— А машину знаешь?

— Какую еще машину? — недовольно пробурчал Бурков, не понимая, куда клонит хитроватый долганин.

— Всякую… Мне в колхоз нужен механик. Лисичкам на звероферме свет нужен. В правлении свет нужен. Бульдозер стоит, никто не работает.

Едва получив от приемщика пушнины деньги и квитанцию, колхозник потащил Буркова в столовую и там, распив бутылку перемороженного мутного вина, они договорились, что через неделю долганин приедет за Бурковым, и если он до того времени не передумает, то поедет в колхоз жить и работать.

Велико же было удивление Буркова, когда в следующий вторник, выходя из гостиницы, чтобы идти на стройку, он увидел оленью упряжку и Никифора Поротова, невозмутимо покуривавшего на ступеньках гостиницы. Буркова он приветствовал как старого знакомого:

— Иван! Олешки ждут!..

Бурков крякнул, повернулся и пошел в гостиницу писать заявление об уходе. Меховую одежду он все же оставил себе, вычли за нее из зарплаты при расчете.

На фактории Буркову для жительства отвели пустовавшую половину избы. Приехали в колхоз они с Поротовым уже затемно, когда в большинстве домов окна тускло светились бело-желтым керосиновым пламенем. Домики выстроились вдоль берега реки, низенькие, полузаметенные снегом, из труб вертикально в небо поднимались уютные столбы белого дыма.

— Дрова в дом тебе я привез. Одного олешка дал. Рыбу дал, — перечислял Поротов, показывая Буркову его новое жилище. — Живи, пожалуйста. Завтра утром работать будем.

Председатель колхоза сам растопил печку, вскипятил чайник и сноровисто настрогал кривым ножом невысокую горку оленьего мяса.

— Кушай, однако, — пригласил он Буркова и первым откусил похрустывающий на зубах ломтик мороженой оленины. — Ай-яй-яй, вкусно… Спиртяшки хошь? — хитро подмигнул Поротов.

— Нет, — угрюмо качнул головой Бурков.

Потирая синяки, набитые в дороге жесткими нартами, он подсел к столу и налил себе кружку крепкого чаю. В низкой темноватой избе он вдруг почувствовал себя одиноким и старым, назойливая болтовня председателя колхоза уже начинала раздражать, керосиновая лампа безбожно коптила, по столу пробежал отогревшийся таракан.

— А инструменты хоть есть? — спросил Бурков, надеясь в скором времени очутиться в райцентре, пусть даже ненадолго, чтобы поговорить со знакомыми мужиками, расспросить о жизни на фактории, а то ведь сорвался, будто осенний лист, в баню напоследок не успел сходить…

— Всякий инструмент есть. Много инструменту, — утешающим тоном сказал Поротов и перевернул свою кружку, давая понять, что чаепитие окончено. — Завтра в правление приходи, все тебе покажу.

После ухода председателя Бурков осмотрел избу, хотя осматривать особенно было нечего, — в углу нары, прикрытые оленьими шкурами, посреди печь, у двери бочка с водой и умывальник. Приподняв крышку, Бурков увидел, что вода в нем замерзла. Покачал головой, потом плеснул туда кружку кипятку и стал раздеваться. Полушубок повесил на гвоздь. Шапку, подумав, снова надел.

Громко хлопнула дверь на другой половине избы. Шаги слышались настолько отчетливо, будто человек ходил рядом, и Бурков догадался, что перегородка всего лишь фанерная.

Потом за стенкой заиграла музыка, видно, включили транзистор. Потом все стихло.

Бурков еще раз огляделся, подбросил дров в печку и, не раздеваясь, полез на нары спать.

Среди ночи проснулся, поглядел в черный потолок, повернулся на бок. Окно, заиндевевшее изнутри и заметенное снегом снаружи, едва светлело мутным прямоугольником на черной стене.

И стало Буркову так тоскливо, как еще никогда не бывало, хотя попадал он в разные передряги, из которых иной раз не чаял выбраться живым; и тут впервые в жизни Бурков пожалел себя и вечную неприкаянность, и до боли захотелось ему услышать человеческий голос, даже не утешающий, а просто голос, живой, теплый.

Со всего маха он трахнул кулаком по фанерной перегородке. За стенкой кто-то негромко ойкнул, а потом девичий голос воинственно произнес:

— Ну, кому там делать нечего?!

Бурков смущенно улыбнулся и счел за лучшее промолчать.

С обладательницей воинственного голоса он познакомился на следующий вечер. Целый день до того он возился в сарае с намертво замерзшим бульдозером, пытаясь запустить мотор. С дизелями Буркову приходилось сталкиваться, когда он шесть месяцев болтался в Баренцевом море с рыбаками — вначале матросом-рыбообработчиком, а после, когда заболел моторист, Бурков перебрался в теплое машинное отделение. Промучившись с бульдозером без толку, Бурков пришел в свою избу, лишь чуть отогрелся и отправился на двор рубить дрова впрок. До темноты он орудовал колуном, все поглядывая на соседнее крыльцо.

В девять часов, когда уже вовсе стемнело, к тому крыльцу подошла молодая женщина, быстро сдернула замок с двери и прошмыгнула внутрь. Для виду Бурков еще некоторое время, не видя ничего перед собой, колол дрова, а потом, решившись, постучал в соседнюю дверь.

— Хозяйка! Дрова нужны? — спросил он, гулко топая ногами, чтобы сбить с унтов снег и щепки.

— Что? — спросила, выходя на крыльцо, соседка. Прищурившись, Бурков вначале разглядел ее как следует — невысокая, конопатая, нос картошкой и губы пухлые — и лишь затем сказал, посмеиваясь:

— Анекдот такой есть… Часа в два ночи стучат к одному мужику в окошко и спрашивают: «Хозяин, дрова нужны?» А он в ответ: «Да иди ты к такой-то матери!..» Утром просыпается, а дрова-то и стибрили!.. — И Бурков широко заулыбался, приглашая и соседку посмеяться, но она лишь вздохнула.

— Проходите в дом, что ли… Я замерзла стоять…

Бурков поглядел на теплую кофту с намотанным поверх пуховым платком, лыжные штаны, выглядывавшие из-под байковой юбки, и подумал, что соседка его слишком нежна для такого климата. Крякнув, он вошел в сени, оставил там колун и следом за хозяйкой вошел в дом. Керосиновая лампа горела дымно, и стекло было почти черным. В избе было чисто, но как-то неуютно — ни салфеточек, ни кружевных накидок на подушках, вся обстановка была точь-в-точь как на его половине, лишь в углу стоял аккордеон и высилась стопка книг, перевязанных бечевкой.

— Иван, — сказал Бурков, протягивая соседке руку. — Маша, — тихо ответила соседка.

— Иван да Марья, — подытожил Бурков и поискал глазами, на что сесть.

У кухонного столика увидал табуретку, придвинул ее к печи и уселся, грея у огня озябшие даже в меховых рукавицах руки.

— Вы надолго сюда? — спросила Маша, продолжая стоять у порога.

— Не знаю пока… Поротов сказал, оформит механиком и трактористом. Так что поглядим…

— Уедете вы скоро, — сказала Маша и сожалеюще вздохнула.

— Это почему?

— Не держатся у нас на фактории механики… Бегут.

— Да почему? — обеспокоенно крикнул Бурков.

— Не знаю… Я здесь третий год живу. Механиков десять, поди, сменилось. Может, работа трудная, а может, скучно им…

— А вам тут не скучно?

— Скучно, — ответила Маша и устало зевнула, прикрывая ладошкой рот. — Да я уж свыклась…

— Как же вас сюда занесло?

— После техникума, — ответила Маша и снова зевнула. — Я тут зоотехником работаю.

— Лисиц разводите?

— И лисиц, и песцов, и соболей… — все так же тихо ответила Маша. — Чаю попьете?

— Пожалуй, попью.

— А может, пельменей сварить? У меня готовые есть.

— Можно и пельменей, — ответил Бурков. — Можно и до пельменей чего-нибудь…