Петро Панч - Клокотала Украина (с иллюстрациями)

• Название: Клокотала Украина (с иллюстрациями)
• Автор: Петро Панч
• Издательство: Известия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

Роман "Клокотала Украина" - эпическое полотно о подготовке и первом этапе освободительной войны украинского народа против польской шляхты в середине XVII столетия. В романе представлена широкая картина событий бурного десятилетия 1638-1648 годов. Автор показывает, как в украинских народных массах созрела идея восстания против гнета польской шляхты и католической церкви, как возникла и укрепилась в народном сознании идея воссоединения с братским русским народом и как, наконец, загремели первые громы восстания, вскоре превратившегося в грандиозную по тому времени войну. "Клокотала Украина" - это роман о народе. В нем выведена вереница образов, представляющих самые различные сословия и общественные группы того времени. Талантливо нарисованы образы вождей восстания - Богдана Хмельницкого и Максима Кривоноса. Этих двух самобытных, непохожих друг на друга людей объединяло главное - понимание целей справедливой освободительной борьбы. События, изображенные в романе, завершаются политическим и военным триумфом восставших - оккупанты изгнаны с Украины, Богдан Хмельницкий активизирует переговоры с послами русского царя о воссоединении Украины с Россией.  

---

Только достигнув казацкой славы, вернулся Богдан Хмельницкий к себе на хутор, в Суботов. Женившись на Ганне Сомкивне, дочери переяславского казака, он оставил Сечь и приписался к реестровому войску. Уважение со стороны казаков, содействие друзей отца из староства и, главное, острый ум помогли ему стать писарем войска реестрового.

Максим Кривонос переулками выехал из Чигирина и только теперь ослабил поводья.

— Ну, рассказывай, Мартын.

— А о чем тут рассказывать, пане атаман? Ловко придумали про татар, а то вряд ли хлопцев спасли бы. Направлялись они с поручением от донских казаков в Запорожье... Так бы дурни и жизни лишились.

— На турка идти приглашают?

— Сначала и нам так говорили, а потом, когда поверили, что мы их спасли, признались: везут ответ нашему сечевому атаману, что высылают подмогу по морю погулять.

— Ну, теперь турецкому султану солоно придется.

— Дончаки говорят, что султан турецкий требует от Польши, чтоб запорожцев с Дона отозвали, а дончаков из Запорожья выселили.

— Вот как у них в печенках сидит наше братство с Доном! Что же дончаки на это?

— Послали приказ ко всем чертям. Запорожцев на Дону проживает более тысячи, и все они помогали Азов брать. А теперь что же — уходите куда глаза глядят?

— Вот так и дончаки — жили и будут жить на Запорожье. Сколько их там наберется? Наверно, с полсотни? И то уже султан перепугался. А если бы вместе со всей Московией? А, Мартын?

— Тогда, может, люди спокойно бы зажили.

К хутору Суботову казаки подъехали, когда уже стало темнеть. Крепкие ворота с навесом были заперты. Кривонос постучал в них сапогом и громко закричал:

— Пугу, пугу, пугу!

Во дворе залаяли собаки и целой сворой бросились к воротам, потом послышались чьи-то шаги, испуганный голос ответил:

— Пугу, пугу!

— Казак с Лугу!

— А с какого Лугу? С Большого или с Малого?

Из-за плетня высунулась подбритая голова слуги и

стала внимательно вглядываться в казаков.

— Да не Максим ли это?

— Хорошо еще видишь, старик! Открывай, пане Марко, если узнал!

Марко с кем-то заговорил, после чего над плетнем появились еще две головы. Посовещавшись между собой, они открыли ворота.

— Челом! — крикнул Кривонос, но его голос затерялся в лае и визге собак.

Слуги палками загнали собак под крыльцо сторожки, а Марко приник к стремени Кривоноса и жалобно зашамкал беззубым ртом:

— Что бы вам, панове дорогие, позавчера приехать — не случилось бы с нами такой беды!

— А где же свита пана сотника была — проспала, что ли?

— Наверно, с мертвой свечкой обошел нас злодей проклятый! Обманул меня, дурака, а пана сотника дома не было. Может, хоть вы успокоите его милость — грустит наш сотник.

— Много беды натворили?

— Ой, пане Максим, одной жизни не хватит, чтобы отомстить анафемскому шляхтичу!

Они подъехали к крыльцу. Длинный дом с маленькими окнами и высокой крышей был покрыт узорчатым гонтом [Гонт – дранка, тонкие дощечки для покрытия крыши], точеные колонны украшали крашеное крыльцо с несколькими ступеньками. Сбоку тянулись амбары, рубленные из дубового леса, пивоварня, в которой стояли пивные чаны, чаны для браги, бочки разных размеров и большие кадки. В другом конце двора находилась рубленая солодовня с горницей наверху и дубовый амбар для зерна с закромами, кадками и корытами. Конюшни и курятники также были рубленые и полны живности. Ближе к дому стоял погреб, а над ним — соломенный навес, под которым прятали от непогоды кованые рыдваны, расписные сани, арбы.

За домом расположены были хлевы, плетенные из хвороста, загоны для скота, овины и сад, спускавшийся к огромному пруду, за которым тянулась дорога на Черкассы. С другой стороны почти к самому дому подступал густой, дремучий Мотронинский лес. Вокруг пахло горькой полынью, а из пекарни тянуло запахом свежего хлеба. Челядь управлялась на ночь со скотом. Все делалось молча, как будто в доме лежал покойник. Возле дома так же тихо и сосредоточенно играли в чурки два мальчика, а рядом стояла маленькая девочка и подпрыгивала при каждом метком ударе.

— Юрась, и ты уже научился? — спросил Кривонос.

Мальчик лет пяти, в шароварах на одной лямке через плечо, опустил палку и посмотрел исподлобья на сестрицу.

— Тато дома?

Дети вспорхнули, как воробьи, побежали в сени. К казакам подошел, прихрамывая на кривых ногах, дед в белых штанах и с седым оселедцем на сухой голове.

— Запорожцы приехали? Здравствуйте! Челом, пане Максим! — закричал он тоненьким голоском. — Таким гостям и пан сотник обрадуется!

— А пан Юхим до сих пор сотник над пчелами? — спросил Кривонос, отряхивая пыль с одежды.

— Пчела — божья тварь, злого умысла не имеет, а вот люди, побей их лихо!.. Не над чем теперь мне сотником быть: забрали пасеку. Ты, Максим, хорошую саблю обещал подарить деду. Привез?

— У сердитого и полено острое, и вы тут святым миром мазаны...

Джуры повели коней на конюшню, а Кривонос и Остап вошли в дом.

II

В просторной светлице казаки поклонились образам и осмотрелись вокруг. В углу, у двери, стояла выложенная зелеными изразцами печь; на изразцах были изображены плавающие рыбы, скачущие кони, какие-то удивительные звери и казаки с копьями. В маленькие оконца со стеклами в круглых оловянных рамах пробивались последние отблески зари. Над окнами висели рушники, вышитые красным, такими же рушниками была убрана божница с иконами киевского письма. Перед божницей горела лампадка филигранной работы греческих мастеров.

Зеленый свет от маленького фитилька в лампаде веером расходился по потолку и по убранным коврами стенам.

В светлице приятно пахло васильками и гвоздикой. Пучки цветов торчали за образа́ми и за сволоком [Сволок – матица, балка, поддерживающая потолок]. На нем был вырезан крест, от которого старинной вязью, похожей на узор, тянулась надпись:

«Года от рождества Христова 1612, храмину сию построил раб божий Михайло Хмель, подстароста Чигиринский».

Из соседней комнаты вышла опрятная молодица в муравском чепце на голове и со связкой ключей за поясом.

— Бог помочь, Гафийка! — поклонился ей Кривонос. — Принимай казаков с Луга.

Ключница виновато улыбнулась, что не сразу узнала гостей, и с низким поклоном пригласила их сесть.

— Нам это горе и память отшибло. Вы ж, пане Максим, знали Андрейку — такой славный хлопчик, а тот басурман Чаплинский, чтоб ему света солнца не видать, так измордовал ребенка, что он уже на ладан дышит.

— За что?

— Хлопчик весь в отца пошел. Как увидел, что эти злодеи творят, нас, челядь, в погреба заперли, а сами тащат что попало, хуже татар-ордынцев. Андрейка вскипел да прямо в глаза зятю Чаплинского и говорит: «Паны — на всех одни штаны, вот нате хоть мои!» Ну, того словно блоха укусила: как начал стегать, как начал... Уж и шептуха шептала, живокость прикладывала — опух ребенок, и ничего не помогает. — Гафийка рукавом вытерла слезу и показала на сволок. — Вот, видите, вчера треснул — быть уж покойнику в доме.

— Казачья кость крепкая, — сказал Остап. — Нашего пана атамана трижды собирались хоронить, а вот, как видишь, и до сих пор жив.

— Ласточка сегодня залетела в комнату — это уже по его душеньку. Ты позвал, Юрась? — спросила она мальчика, который вбежал на порог. Мальчик молча кивнул головой.

Остап все еще рассматривал светлицу. На Сечи даже у кошевого не было такого набора оружия, какое было развешано здесь по ковру над диваном: мушкеты, польские карабелии, кривые турецкие и черкесские сабли в серебряной оправе с насечкой, черкесские кривые кинжалы в серебряных ножнах, лук со стрелами, тяжелые самопалы и пистоли с арабскими узорами на вороненой стали.

Заскрипели половицы. В светлицу, тяжело ступая, усталым шагом вошел хозяин. Увидев гостей, он удивленно поднял брови, радостная улыбка пробежала по полным губам и исчезла, как тень, а высокий лоб его вдруг нахмурился.

Он с укором сказал:

— Если тебе, Максим, своей головы не жаль, так товарища поберег бы: нарядились, как на свадьбу!

— Отгадал, батько Богдан, челом тебе! — ответил Кривонос и обнял сотника. Они трижды поцеловались накрест... — Биться казаку или жениться — все одно надо с миром проститься. Думали и тебя просить, да не в тот четверг приехали.

— Горе — как змея подколодная: не знаешь, когда укусит.

— По мне, так лучше змее голову отрубить, чтобы на нее и не оглядываться.

— На бесчинство найдется управа. — Сотник присел к столу, покрытому белой скатертью, и хлопнул в ладони. — Подайте огня! А ты, Гафийка, иди к хлопцу.

Когда девушка поставила на стол тройник и сумерки отступили в углы светлицы, Кривонос внимательно посмотрел на Хмельницкого.