Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

• Название: Необыкновенные приключения юных кубанцев
• Автор: Ольга Репьева
• Жанр: Прочие приключения

---

— Извини, — отмякла «сестричка». — Я сдуру подумала, что и ты на такое способен…

— Извинение принято. Так вот, она мне рассказала про свою жизнь… Росла без отца, его убили незадолго до её рождения. В пьяной драке. Он и сам был, как я понял, спившийся мерзавец. Потому как под пьяную руку избивал жену, то есть её маму. Это она Нюсе рассказала спустя много лет, когда та поинтересовалась, кто её отец и где он пропадает.

— Какие ж есть, всё-таки, подлые людишки!.. — заметила Тамара.

— Не зря же поговорка: дураков и подлецов в России на сто лет припасено. Может, поэтому — я так думаю — и родилась она не совсем того — косоглазенькой и не очень способной: два года сидела во втором классе и столько же в третьем — все её «университеты». После и мать пристрастилась к вину, стала принимать у себя таких же выпивох. Безобразничали, и всё это на глазах у подрастающей дочери… Откуда в таких условиях взяться у неё порядочности!.. А кончилось всё это тем, что один из её хахалей — это Нюся сама же по простоте своей и выложила, так что извини — когда мать надралась до беспамятства и дрыхнула без задних ног, он снасильничал и её, а Нюсе не было ещё и тринадцати.

— Лучше умереть, чем пережить такое! — ужаснулась слушательница, вся передёрнувшись.

— Кто ж заранее знает, что с ним случится завтра!..

— Я имела в виду, что после такого лучше не жить, — уточнила она.

— Ты и теперь сказала не подумавши. Умереть никогда не лучше, что б там ни случилось!

На память снова пришла Варя, и Ванько помолчал в задумчивости.

— Не знаю, — заговорил наконец, — был ли у вас с девочками разговор о Варе. Она была моей невестой. Так случилось, что в первый же день оккупации фашисты надругались над ней, а потом и убили… Но если б осталась она в живых, любовь моя к ней меньше из-за этого не стала бы. И я никогда, ни одним словом не напомнил бы ей о случившемся. Но это я так, к слову.

— Ты её до сих пор любишь?

— Теперь уж люби не люби… Вспоминаю часто. И помнить буду всю жизнь. Но мы, кажись, опять отклонились. Спать ещё не захотела?

— Нисколечки. А что было потом? Это я про Нюсю, — вернулась она к рассказу о её судьбе.

— Потом был суд, конешно. Скрыть преступление было невозможно, так как тот подонок вдобавок вывихнул ей руку, и Нюся попала в больницу. Негодяя присудили к расстрелу, а мать лишили материнства; правда, дали испытательную отсрочку. После этого она пьянствовать перестала. По крайней мере, пока они живут на хуторе, а это с июня месяца, за нею ничего такого не усматривалось. А вот Нюська… Но про неё, если интересно, можешь узнать и от Веры. Теперь сама и рассуди, такой ли уж Рудик распоследний сукин сын.

— Всё равно он нехороший!

— Я его и не хвалю. Правда, до оккупации мы не видели в этом большого преступления, хотя и не одобряли. Теперь — другое дело. Поэтому Миша — он малолетка, а всё понимает верно — на меня и недоволен.

— Ты его приструнишь?

— Рудика? Приструнишь — не то слово. И притом не я, а мы. Постараемся внушить словесно… Может, пойдем уже бай-бай? 3автра, вернее сёдни с утра нам предстоит работа.

— Ты вот сказал: умереть — не лучший выход, — словно не расслышав его предложения, сказала Тамара. — А если б тогда сорвалось и тебя стали бить, как папу или Степку… ты бы что?

— Не будем гадать о том, чего не было и быть не могло!

— А всё-таки? Интересно знать, как бы ты поступил, если б их, полицаев, оказалось больше и они тебя скрутили.

— Ну, смотря по обстоятельствам… Мне трудно это представить; прикончил бы сперва как можно больше гадов… пока не застрелили бы. Но больше — никаких вопросов! Идём, впереди у нас много времени, успеешь наговориться, ещё и надоем.

— Скорее я тебе, чем ты мне!

С этими словами они, наконец, и покинули скамейку под алычой.

Результатом затянувшейся беседы был у неё крепкий сон и позднее пробуждение. Этому способствовала ещё и полнейшая тишина в хате, какой Тамара не знавала за все дни проживания в шумном верином семействе. Новоприобретённая тётя старалась не грюкнуть и не звякнуть — «пущай девочка выспится вдоволь!»

За завтраком Агафья Никитична подтвердила намерение принять ребят в свою семью под видом племянников. Поделилась и могущими возникнуть опасностями: надо бы зарегистритроваться, а документов-то никаких, даже метрик нет. Ну как заподозрят в принадлежности к евреям, большевикам или партизанам. Не за себя боязно — за них… Один выход, правда, имеется. Сестра, у которой они с Ваней оставляли Валеру, тоже с радостью дала бы им приют. Да что там приют — хоть завтра бы удочерила её и усыновила братика. Ей, бедняжке, в жизни не повезло. Вышла замуж, но не успели и ребёночком обзавестись, как мужа ни за что ни про што арестовали, обвинили бог знает в чём и сослали неведомо куда. Она его ждала-ждала, да так и осталась одна-одинёшенька, безмужняя и бездетная. Давно ей хотелось ребёночка, и она счастлива будет стать им обоим мамой. А живёт на отлёте — не надо будет и отмечаться в полиции. Тамара может жить то там, то здесь — никому и в нос не влетит интересоваться, кто такая. А там, глядишь, и наши возвернутся. Не может же быть, чтоб германцу не своротили шею!

Оба варианта для Тамары были приемлемы и желанны. Как старшие решат, так пусть и будет, согласилась она. 3а всё останется им благодарна и никогда не забудет этой их доброты.

После завтрака пришла к Шапориным забрать брата — теперь уж точно домой. Но не тут-то было! Валерке настолько пришлась ко двору развесёлая компания, что он не на шутку разревелся, и пришлось отложить это дело до вечера. Осталась и сама — работы у Веры пока что не убавилось. Мать чувствовала себя лучше против вчерашнего, но всё ещё была крайне слаба, и Вера не разрешала ей подниматься с постели.

Землекопы во вчерашнем составе явились пораньше, и ко времени, когда Тамара пришла звать обедать, управились с ямой. Сидели, отдыхая, на той же ветке, где застал вчера Володька.

— Посиди с нами, — предложил Ванько, когда она, пригласив, хотела уходить. — Мы недолго.

От неё не ускользнуло, как он едва заметно подмигнул Феде.

— Слышь, Рудой… — начал тот. — Ты что, с Нюськой не поладил?

— Почему ты решил, — шевельнул тот плечом.

— Видел, что ты возвращался рановато.

— А почему ты от Клавки рано вернулся? — вопросом же ответил бывший тамада, зная, что тот пойдёт провожать её домой.

— Ты нас к себе не ровняй! Наши отношения не выходят за рамки приличия.

— Может, и у нас будет так же!

— А не ты ли мне позавчера говорил другое? — не отставал следователь. — Или считаешь меня глупей себя?

— Какое вам, вобще-то, до нас дело? — с вызовом огрызнулся допрашиваемый.

— Раз сердишься, значит, правда: отшила, — съязвил Федя.

— Да ничего подобного! — Задетый, Рудик изобразил на лице презрительную гримасу. — Просто ушёл сам.

— Ох, ах! Он ещё и врать научился у своих ивановцев!..

— Ничё не вру. — Наклонился к нему и тихо, чтоб не расслышала Тамара, добавил: — Она как раз в эти дни больная.

— Чё буровишь! — не дошло до Феди. — Вы же ушли с песней.

— Ты, наверно, ещё не в курсе… Уйдёт Тамара — объясню, что к чему.

Тамара посмотрела на Ванька, готовая подняться, но тот знаком разрешил присутствовать. Ей и самой было интересно, чем же кончится эта словесная обработка.

— Ничего не надо объяснять, — сказал молчавший до сих пор старшой. — Это к делу не относится. Мы неспроста завели этот разговор — он для нас очень важный.

— Не по-онял…

— Важный потому, что стоит вопрос: быть тебе нашим другом или нет.

— А при чём тут э т о?

— А при том, — снова подключился Федя, — что с мерзавцем мы дружить не собираемся!

— Значит, до этого я мерзавцем не был, а теперь стал? — всё ешё не уступал своего Рудик.

— Если говорить начистоту, ты им был и тогда… А теперь и тем более. Не кривись. Хоть у неё, как ты считаешь, и не все дома, всё одно ты поступаешь подло.

— В чём же ты видишь подлость?

— А если у неё будет от тебя ребёнок — ты что, возьмёшь её в жёны? Станешь помогать, чтоб не сдохли с голоду? Нет. А теперь ведь не советская власть! — высказал Федя не только свои аргументы.

— Вот вы о чём!.. А если она обратно снюхается с каким-нибудь Гундосым, вы ей запретите? Или и его заставите жениться?

— Это, Рудик, называется уже демагогией, — вмешался Ванько. — Во-первых, в этом случае наша совесть не была бы запятнана — Гундосый или там Плешивый — нам не друг. А во-вторых, пока фрицы здесь, мы последим, чтобы она ни с кем не «нюхалась». Так что выбирай: или Нюська, или мы.

— Вот так! — поставил точку Федя.

— Ну… если вы так, то я, конешно, с нею порву, — сдался наконец он.

— Это мы и хотели от тебя услышать. Вот тебе пять, — подобрев, подал руку Ванько.

— Токо ты не тово… а то я твои клешни знаю, — предупредил донжуан.