Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

• Название: Необыкновенные приключения юных кубанцев
• Автор: Ольга Репьева
• Жанр: Прочие приключения

---

— Погодка сёдни на ять: месячно, тихо и не холодно, — сказал Ванько, когда подошли к алыче. — Не хочется и в хату идти.

— И я спать ни граммочки не хочу!

— Ты глянь, как влюбленно он на тебя смотрит, — обратил он её внимание на пса. — Вон, возле будки, чугунок. Высыпь, а я щас вынесу что-нибудь накинуть тебе на плечи.

Дверь заперта не была. Зашёл тихо, но мать услышала, обозвалась:

— Ты, сынок? Что-то ищешь?

— Мам, тут где-то была шаль.

— Помацай в шкапу, справа. Зачем она тебе?

— Немного посидим с Тамарой под лычой. Вернулась тёть Лиза, и она попросилась домой.

— Ну и слава богу! А то я уж начала тревожиться. Как там Дмитрий, не говорила?

— Нет: добралась домой уставшая и больная. Ну, я пошёл.

Тамара, угощавшая пса с руки, наполнила чугунок, оставив немного и на завтрак.

— Он теперь полюбит тебя больше, чем меня. Ишь, с каким удовольствием набросился — аж треск стоит! — Ванько, сложив шаль по диагонали, набросил ей на плечи. — Вот так. Чтоб не простыла. — Сели на лавочку.

— А ты — не замёрзнешь?

— За меня не беспокойся, я закалённый.

— А как ты закаляешься? И я хочу.

— Пожалуйста: будем закаляться напару! Дело нехитрое: надо всего лишь по утрам обливаться водой из колодезя.

— Ой! — зябко передёрнулась она. — И зимой тоже?

— Зимой можно просто обтираться. Или растираться снежком — знаешь, как здорово!

— Я так не смогу-у… — призналась собеседница. — А железяки ты часто поднимаешь? Ну, которые я за сараем видела, — гири, потом эти, колёса от вагонеток. Я попробовала, так даже с места стронуть не смогла. В них сколько весу?

— В гирях? Двухпудовые.

— Ого! А сколько раз можешь поднять одну?

— Выжать, что ли? Я, вобще-то, не считаю… Примерно, сто раз. Можно завтра уточнить, если тебе интересно.

Говорить о своих физических возможностях Ванько, как правило, избегал. Так же как и заноситься либо злоупотреблять. Но сейчас был случай, когда не отвечать на вопросы считалось бы неприличным. Что же до Тамары, то задавала она их не лишь бы о чём-то говорить — ей хотелось узнать о нём побольше. Скромные, без рисовки, ответы можно было бы принять за похвальбу, если б она не имела случай кое в чём убедиться лично. Она так и сказала:

— В жисть бы не поверила, что могут быть такие сильные мальчики! Это у тебя природное?

— Думаю, что нет. По-моему, все рождаются одинаковыми. У нормальных, конешно, родителей.

— Которые… А как это понимать?

— Нормальные — это которые совсем не пьют и даже не курят.

— Таких мало, особенно мужчин…

— Да. К сожалению. — Помолчав, вернулся к вопросу «одинаковости» новорожденных. — И уже по мере взросления каждый человек, если захочет, может сделать себя кем угодно — футболистом, кузнецом или, например, силачом, как мой тёзка Поддубный. Слыхала о нём?

— Не-е. Расскажи.

— Мне тоже довелось не много о нём прочитать… Знаю только, что Иван Максимович Поддубный — знаменитый русский силач и борец — объездил весь мир и нигде не был побежден, положен на лопатки. Его называют королём чемпионов. У него даже трость весит двадцать килограммов. И силачом его сделали постоянные тренировки.

— А мне думается, что всякие таланты и способности задаются человеку ешё до рождения, — не согласилась с его доводами Тамара. — Вот у Сережи, моего соседа… бывшего, — поправилась она, вздохнув, — у него способности к рисованию с раннего детства. А Клава хвалилась, что у её Феди — к стихам. У тебя вот — природная способность к силе.

Не надеясь, видно, на его закалённость (возможно, впрочем, что и по иной причине), она поделилась шалью, прикрыв и его; при этом придвинулась вплотную. Ванько не возразил против такой о себе заботы, напротив: положил, видимо — для удобства, свою руку к ней на плечо.

— От природы у меня разве что любовь к спорту. Мне доставляет удовольствие возиться с тяжестями, тренироваться, иметь крепкие мышцы. Какая-то внутренняя потребность быть при силе.

— Мне бы такую потребность! Но я ужасно ленивая, особенно на физзарядки.

— Тебе это и ни к чему. Хватит и того, что красивая.

— И вовсе я не красивая!

— Не скажи. И красивая, и симпатичная. Особенно была сегодня — Борька не зря назвал тебя принцессочкой. С ним согласны Федя и даже Миша. Я сказал «даже», потому что для него все девчонки на один манер: «вреднюги, уродины и воще».

— Просто он сжалился надо мной. Или — в угоду старшим.

— Ничуть, — заверил Ванько. — Он хоть и малолетка, а вполне независимый. И не подхалим.

— Ну, спасибо им, — поблагодарила она. И Мише, и остальным. Обо мне таких слов мальчики ещё не говорили.

— А мне, значит, как дальнему родственнику в спасибе отказано? — шутя упрекнул «двоюродный брат».

— Так это ж я для них красивая! — нашлась Тамара. — От тебя я такого не слыхала.

— Если на то пошло, то мне ты показалась красивой ещё там, в каталажке, — признался он. И пожалел: упоминать о том кошмарном дне сегодня бы не следовало.

— Тогда спасибо и тебе. И ещё за то, что спас нас с братиком. Мама наказывала, — воспользовалась она случаем, — поблагодарить тебя и от её имени… — Умолкла, расстроенная нахлынувшими отнюдь не радостными чувствами.

— Не будем сёдни об этом вспоминать, хорошо? — догадался о её состоянии Ванько. — А то я уже и не рад, что напомнил про каталажку. Испортил настроение в такой вечер. Вернее, ночь. Правда чудная? Как будто и нет никакой войны… Или, может, пойдём уже отдыхать?

— Нет-нет! — обозвалась она живо, незаметно смахнув не вовремя набежавшие слёзы. — Посидим ещё трошки, это я так…

— Хорошо, продолжим нашу беседу. На чём мы остановились?

— Ты сказал про Мишу, что мы для него такие-сякие. А за что он нас презирает?

— Он не то чтобы презирает, просто пока ещё равнодушен к прекрасной половине человечества… Ещё не дорос: ему, по-моему, нет и двенадцати. Годика через два-три и он досмотрится, что некоторые из вас… я не так сказал — большинство из вас очень даже не уродины.

— Спасибо за комплимент… А сколько лет Рудику?

— Этот уже старик: под шестнадцать. Чё это ты вспомнила о нём?

— Я слыхала о нём нехорошее… Это правда?

— Что именно? — спросил Ванько. хотя и догадывался. о чём и от кого наслышана.

— Ну… что в девочках он ценит не любовь и верность, а… — поискала подходящие слова, — легкомысленность и поддатливость.

— Любовь и верность!.. — вздохнул на этот раз уже он. — Красивые слова, святое чувство… — После паузы — вспомнилась Варя — добавил: —Токо не все на них способны.

Последние слова касались Нюськи. Помедлил, размышляя, следует ли заводить разговор на столь неприятную тему. Но на вопрос отвечать надо, и он сказал:

— Одна из таких как раз и попалась Рудику — легкомысленная и, как ты выразилась, поддатливая. А он оказался не из привередливых; не берусь судить, хорошо это или плохо…

— Из мужской солидарности?

— Н… не совсем. Ты слыхала такую поговорку: виноват медведь, что корову задрал, но и корова тоже — что в лес пошла.

— Только не пойму, к чему ты это говоришь.

— Можно и пояснить. Ты под нехорошим имеешь в виду их с Нюськой отношения?

— Не Нюськой, а Нюсей, — поправила она. — Если девчонка родилась с косоглазием, так что ж теперь — она и не человек? И её ничего не стоит обмануть!..

— Ты под «обмануть» имеешь в виду замуж?

— Ну, в шестнадцать лет жениться, конешно, рано, — согласилась она. — Но зачем он уверял, что она ему нравится и что он её любит? А, небось, добился своего и теперь бросит. Это я и называю обмануть.

— Ни в чём таком он ей не клялся и не обманывал!

— Выходит, на него зря наговаривают?

— Футы-нуты! Не перевернуть ли нам пластинку!..

Ваньку претило говорить о пошлых вещах, да ещё и называя всё своими именами.

— Я считала тебя справедливым, — заметила она обиженно. — А теперь и не знаю, кому больше верить — тебе или девочкам.

В знак недовольства (сочтя, видимо, что тот просто-напросто выгораживает беспутного дружка, поступаясь истиной) она попыталась спихнуть его руку.

— Ну-ну, не обижайся, — мягко сказал он, поймав и слегка сжав её ладошку. — Я вовсе не собираюсь его оправдывать! Но справедливости ради — раз уж ты настаиваешь — не могу не сказать: эта самая Нюся уже бывала не раз обманывата задолго до Рудика и никаких заверений в любви не требовала. Понимаешь, о чём я говорю?

— Догадываюсь. Только мне не верится. Это он так говорит?

— Ему можно б и не поверить. Но я имел случай убедиться в этом лично — Так ты с нею тоже путался?! — с тревогой, если не сказать ревниво, перебила его Тамара, безуспешно пытаясь при этом выдернуть ладошку и отделаться от его полуобнимающей руки.

— Да нет, не путался, — поспешил успокоить её Ванько. — Просто однажды оборонил её от хулиганов, которые хотели, извини за нехорошее слово, снасильничать её втроём. Их я нажучил, а её — был поздний час — проводил до двора. Ну и часа два поговорили. Только и всего.