Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

• Название: Необыкновенные приключения юных кубанцев
• Автор: Ольга Репьева
• Жанр: Прочие приключения

---

— Не-ет, — протянула та удивлённо. — А кто?

— Ну… может, мне только показалось, — ушла от ответа. — Ты присмотрись-ка сама.

«Наблюдение» подружки — а, надо сказать, девочки сошлись легко и сразу же подружились — Клаву немало заинтриговало… Ей шёл тринадцатый год, а это, как известно, тот возраст, когда подобная новость не может не взволновать.

С нетерпением дождавшись, когда ребята, лихо перемахнув через ивовый шапоринский плетень, отгораживавший подворье от улицы, с весёлым гомоном вновь появились в «садике», она старалась разгадать загадку по их глазам. И абсолютно ничего не заметила. Андрей, улыбаясь, тут же подошёл к Марте и стал что-то увлеченно рассказывать. Борису Вера сразу же вручила два порожних ведра, и он отправился к колодцу за водой. Про Ванька она знала, что тот долго ещё будет помнить Варю — ему не до неё. Мишка? Ну уж нет! Несурьёзный, баламут и девчонок за людей не считает; к тому же моложе её. Это он, Патронка несчастная, дал ей кличку «Пушок» — за то, что зимой ходила в школу в белой пуховой шапочке — мохнатой, из козьего пуха, которую бабушка связала ей ко дню рождения. Остаётся Федя… Он, конечно, мальчик что надо. Долго возился с нею, помогая разобраться с задачками про бассейн и трубы, когда через одну вода наливается, а через другую — наоборот. Долго потому, что умышленно делала вид, будто никак не «врубится «. Ещё тогда она влюбилась в него по уши, только он ничего не заметил…

На следующий день своими безрезультатными наблюдениями она поделилась с Мартой.

— Ну, значит, мне просто показалось, — не раскрыла подружка тайны и в тот раз. — А тебе, вообще, кто-нибудь из ребят нравится, если не секрет? — поинтересовалась на всякий случай.

— Признаюсь тебе по секрету: ещё с прошлой зимы мне нравится Федя. Но разве ж я ему пара?.

— Почему ты думаешь, что он тебе не пара?

— Да не он, а я ему не пара: он такой умный. И к тому ж ещё поэт.

— Ты, по-моему, тоже неглупая и к тому же очень красивая девочка.

Так ответила Марта и решила испробовать тот же приём по отношению к нерешительному влюблённому: «под большим секретом» поделилась и с ним своими якобы наблюдениями.

На следующий день уже он внимательно посмотрел в глаза Клаве и даже попросил помочь донести мачневскую малышку Олю. Та согласилась охотно. И с того вечера ей не страшно было возвращаться домой через балку: у неё появился постоянный, очень обходительный и надежный провожатый.

Андрей загодя предупредил Марту, что с утра придут выкопать дедушкину картошку. Она осталась дома и к приходу ребят напекла пшеничных оладьев, а Деда приготовил большую миску душистого майского мёду (он держал два улья пчёл).

Последнее время внуковы друзья нечасто баловали старика своим вниманием, и он был искренне растроган, когда те, прибыв, крепко жали ему руку, проявляя прежнее доброжелательное отношение. Не разлюбили, пострелята, старого наставника! А что может быть лестнее и дороже, чем добрая память тех, кому не скупился он в своё время на дружбу и внимание.

С восторгом встретил старых знакомых и Тобик: пёс помнил приятелей былой своей хозяйки…

Копкой картошки занимался обычно Ванько. И сегодня он прихватил свою, особую, лопату: по ширине — с совковую подборку, откованную из стального лемеха на заказ элеваторским кузнецом Серафимычем. Неподъемную для других, он легко вгонял её под куст без нажатия стопой, и уже через несколько минут, ковыряя, словно бульдозер, обеспечил всех работой; клубни дружно застучали о ведра.

Борис, из уважения к помощнице своей «мегеры», которая не могла ею нахвалиться, держался возле Марты и всячески старался услужить: относил высыпать наполняемые ею вёдра, развлекал байками, на которые был непревзойдённый мастак.

— Слышь, Марток, не утруждала бы ты свои нежные лапки, — предложил он ей. — Займись чем-нито, а мы и без тебя управимся.

— Посмотри, — обиделась она, показывая ладошки, — какие ж они нежные? Видишь мозоли — вот и вот. Я не белоручка!

— Это я уже давно заметил, — согласился доброхот. — Беру свои слова назад. А хочешь, поделюсь жизненным опытом, как нужно управляться с домашним хозяйством. С этим у меня — будь спок!

— Поделись, — не стала та чураться чужого опыта. — Позаимствую, если он стоящий.

— Оченно дажеть стоющий! Можешь не сумлеваться.

— А я и не сум-ле-ваюсь.

Ей знакома уже была его манера «украшать» речь простонародными словечками (в обычном разговоре он ими не щеголял), и она догадывалась, что Борис хочет её посмешить, воспользовавшись подходящим случаем.

— Токо я не у виде лекции. Расскажу один пизот, случившийся — Мишка не даст сбрехать — у самом деле. Вот токо опорожню вёдра.

— Ну щас накидает, хуть эскиватором отгребай! — усмехнулся Миша. — Не стоко правды, скоко присочинит.

— Дело, значитца, було так, — начал, вернувшись, Борис. — Собрались однажды мои папаня с маманей в станицу за покупками. Было это давно, еще до войны… в конце, кажись, июня и под воскресенье. Ну, даёт мне маманя с вечера наказ. Ты ж, говорит, сыночек, смотри тут: мы возвернёмся где-то аж после обеда, оставляем хозяйство на тебя — чтоб был полный порядок. Долго не спи, а как встанешь, первым делом выпусти квочку с цыплятами, посыпь им пшена и налей в сковородку воды. Да почаще потом поглядывай, не нашкодила бы шулика. Коршун, значит. Хрюшка заскургычет — наложи ей в корыто жратвы, ведро будет возле сажа. И ещё, сынок, вот что: в сенцах на скрыне макитра с тестом, придём — буду хлеб печъ. Так ты поглядывай и на неё: станет лезть наружу — потолкай качалкой, опара и осядет. И последнее: там же стоит махотка с топлёной сметаной — постарайся сколотить масло. Ну и, конешно, жди гостинцев — пряников и конфет.

Ванько, пропахав треть делянки, воткнул лопату и тоже хотел переключиться на выборку клубней.

— С этим мы и без тебя справимся, — заметил ему Борис. — Ослобони лучше мешки, а то ссыпать некуда.

— Ой, они же тяжёлые, надо бы вдвоём, — обеспокоилась Марта.

— Ко-во? Плохо ты нашего Кульку знаешь! На него, верблюда, хуть три навали — не крякнет.

И действительно: к её удивлению, тот, позавязывав, подхватил по мешку на каждое плечо и легко понёс во двор.

— Слухай, чё было дальше, — вернулся он к прерванному рассказу. — Проснулся я, аж когда солнце через окно стало так припекать, что мне приснилось, наче сам Змей Горыныч мне в глаза огонь из ноздрей пуляет. Свинья не то чтоб скургычет, а орёть так, как ежели б ей в пятачок второе кольцо замастыривали. Аж Тузик из конуры подвывает — то ли с перепугу, то ли из солидарности. Схватился, выбегаю узнать, чё излучилось. Оказалось, хавронья всего-навсего жрать требует. Перебьешься, говорю, не околеешь; сперва цыплаков выпущу. А она, каналья, увидела меня — и пуще прежнего завизжала. Ладно, сам себе думаю, ублаготворю, а то аж в ушах лящит. А у ней в сажу, как всегда, дерьма выше копыт. Хотел из корыта вычистить, открыл дверку, а она, вражина, ка-ак сиганёт через него наружу, чуть меня не повалила. Бодай ты, говорю, сдохла! 3нал бы, что такая наглая, не стал бы и гигиену наводить!.. Ну, вытащил корыто из сажа, почистил, вывалил в него всё, что было в ведре, — жри, тварюка, хуть тресни, чтоб ты подавилась! А она, подлая, почавкала-почавкала, поковыряла — да как подденет рылом, корыто ажно вверх торомашками очутилось… Ах, вот ты как, ж-жупела вонючая! Ну, трескай вместях с мусором. Плюнул и пошёл выпускать квочу. Отодвинул заслонку (они ночевали под грубой), а оттуда — десятка два жёлтых шариков: шустрые такие, пищат с голодухи, ищут, чего бы схавать. Поймал одного, самого сим-патичненького, разглядываю, а эта дурёха мамаша решила, видно, что я хочу слопать её выродка живьём, — ка-ак сиганёть, как меня долбанёть!.. Хорошо, хуть не в глаз. Хотел, придурастую, ногой завдать, да промахнулся. Ну, посыпал им пшена — налетели, как цыганчата на орехи. Вертаюсь в сени, припоминаю: чтой-то мне ещё наказывали? Ах, да: самое приятное из занятий — сбить масло. Взял махотку, сел на доливку, зажал промеж колен, шурую сбивалкой да время от времени на язык пробую. Тебе не приходилось масла сбивать? Э, жаль: вкуснотища! Через каких-нибудь минут пять слышу — кричит моя квоча да так усердно, будто из неё перья дёргают. Выскочил, смотрю, а шулика величиной с орла, держит в когтях цыплёнка и норовит ещё одного сцапать; я к ней, а она — дёру, токо ее и видел. «Эх ты, задрипанная, — говорю мамаше, — со мной так храбрая, чуть глаз не выдрала, а тут сдрейфовала? Ну, я те устрою!» Принёс суровую нитку, её накрыл ведром, а семейство поместил в тазик; связал всех за лапки, сантиметров по двадцать друг от дружки, и опосля прикрепил к ноге воспитательницы. Вот так, говорю, — не будете шастать, где неположено! И тебе, убогая, хлопот будет меньше, здря токо на меня выступала…

Ванько, сбросив рубашку, продолжал переворачивать, словно лемехом, землю, ориентируясь по бугоркам от окучивания да остаткам ботвы. Мешки по мере наполнения относил без напоминания. Федя с Андреем, знакомые с рассказываемой историей, говорили о чём-то своём; Миша, слушая, изредка почмыхивал. В то время как Марта смеялась до слёз. Вроде бы в рассказе и смешного-то ничего не было, но Борис умел так преподнести, что слушавший его, даже если и не обладал чувством юмора, не мог не рассмеяться. Марта в очередной раз тыльной стороной ладошки вытерла под глазами, а Борис между тем продолжал: