Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

• Название: Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: АгентPDF8f070fbc-092c-11e0-8c7e-ec5afce481d9
• Жанр: Русская классическая проза

---

И в наборной рукописи (вариант № 24), в начальных зачеркнутых строках, сказано о том, что в последнее время Вронского (Удашева) занимала мысль, как и когда сделать предложение Кити, «на что он уже давно решился». Далее, также в зачеркнутых строках, говорится: «Слово не было сказано, но честная натура его не могла лгать самому себе; он знал, что хоть и не было ничего сказано, бросить ее теперь было бы дурно». В незачеркнутом тексте варианта Вронский, убеждая себя в том, что он ничем не связал себя с Кити, всё же чувствует, что к испытываемой им радости от встречи с Анной «примешивалось невольно сознание какого-то дурного поступка».

Не сразу установился в романе и образ старого князя Щербацкого. В варианте № 5 он изображен, как мы видели, опустившимся человеком, доживающим свои дни чуть ли не в качестве приживальщика в своем доме. Такой же жалкой фигурой выступает он и в варианте № 13 (рук. № 12) и в тексте рукописи № 17 (см. Описание рукописей). В дальнейшем однако старый князь Щербацкий изображается с явным авторским расположением: ему присущ здоровый юмор, он судит о людях и о жизни как человек здравого смысла, умеющий отличить настоящее, неподдельное от фальшивого и показного.

Из основных персонажей романа – Левин, Кити, Облонский, Долли, Сергей Иванович Кознышев с самого начала определились в существенных чертах своего характера очень схоже с тем, как они выступают и в окончательном тексте. Лишь в отношении наружности и возраста Левина и его занятий, а также в отношении возраста Облонского Толстой на первых порах обнаружил колебание. В варианте № 5 Левину (Ордынцеву) 26 лет, в варианте № 9 (рук. № 9) о Левине (Ленине, Ордынцеве), близко к тому, что о нем говорится в варианте № 5, сказано, что он был «красивый молодой человек лет тридцати, с небольшой черной головой и необыкновенно хорошо сложенный». Облонский (князь Мишута, Алабин), представляя его своим сослуживцам, говорит, что он мировой судья и земский деятель. В варианте № 10 (рук. № 16) Левин – «некрасивый, но чрезвычайно статный, невысокий молодой человек с маленькой бородкой, густыми бровями и блестящими голубыми глазами». Возраст его тот же – около тридцати лет. Он – недавно еще земский деятель, мировой судья – теперь подал в отставку и отдан под суд за то, что «хотел быть только справедливым» и поэтому стал жертвой шайки «уездных воров». В варианте № 11 (та же рукопись) о Левине сказано, что он «начинал разные деятельности: был в министерстве после выхода из университета, был мировым посредником, поссорился, был председателем управы, был мировым судьей, написал книгу о политической экономии, носил русскую поддевку и был славянофилом». Он считает себя некрасивым. Ему тридцать два года. В вариантах №№ 12 и 30 (наборная рукопись) говорится о том, что Левин, прекрасно кончив курс (по математическому факультету), теперь, в тридцать два года, по совету брата, бросил земскую деятельность, как раньше он бросил службу в министерстве, как затем бросил мировое посредничество и судейство и перестал быть славянофилом и светским человеком. Он страстно увлекался математикой, которая затем ему опротивела, потом он со страстью предался попеременно изучению естественных, философских и исторических наук, но занимался бессистемно, в конце концов придя к заключению, что всё им вычитанное и усвоенное – вздор. В последнее время он особенно интересовался физикой.

Возраст Облонского по ранним вариантам колеблется от сорока до тридцати пяти лет. В окончательном тексте ему тридцать четыре года. Столько же, приблизительно, лет в окончательном тексте и Левину.

III.

Ряд эпизодов романа, по мере того как работа над ним подвигалась вперед, в связи с углублением первоначального замысла, подвергался столь же существенной переработке, как и характеристики отдельных его персонажей.

Так, например, наиболее ранняя редакция эпизода бала в Москве (вариант № 25, рук. № 14), значительно исправленная уже в автографе и окончательно, не считая некоторых второстепенных деталей, установленная еще в наборной рукописи, при сравнении ее с текстом этой последней, очень наглядно показывает, как и в каком направлении шла у Толстого переработка первоначального чернового текста и какие результаты давала она в окончательном тексте.

В ранней редакции в нескольких словах сообщается в порядке, так сказать, осведомления читателя, о том, что Кити приехала на бал, когда только что начинали танцовать, и что в толпе, выделяясь среди окружающих не только для Кити, но и для посторонних, стоял Вронский (вначале – Гагин). В наборной рукописи эпизод начинается с описания доносящегося из зала на лестницу шороха движения и звуков музыки, а затем рисуется движение на лестнице в зал нескольких гостей, короткие зарисовки которых здесь же даются.

Очень бегло и психологически неразработанно сказано в ранней редакции о том, какова была Кити в момент появления на бале: «Кити была в голубом платье с белым венчиком на голове и, если бы она не знала, что она хороша, она бы уверилась в этом по тому, как она встречена была в залах». Далее сравнительно подробно говорится о переживаниях Кити: на лице ее было красившее ее оживление, но вместе с тем сдержанное волнение, почти отчаяние, скрывавшееся при помощи светской выучки. В течение восьми дней после отказа Левину она не видела Вронского у себя в доме, и ее мучают тревожные предчувствия, которые она старается прогнать от себя. После того как она протанцовала с ним первую кадриль, в зал вошла Анна, которая, поздоровавшись с хозяевами, направилась было к Кити, но дирижер бала Корсаков (Корнилин?) подхватывает ее для вальса, во время которого он выражает свое восхищение ее искусством танцовать и, продолжая вальсировать и укорачивая шаг, подводит ее к своей жене.

Всё это в тексте наборной рукописи подверглось коренной переработке. Тщательно описан, во всех подробностях, бальный наряд Кити, на редкость удавшийся и всячески в глазах посторонних и самой Кити подчеркивающий ее очарование и привлекательность. Кити – в одном из своих счастливых дней. Еще на лестнице ее приглашают на кадриль, а затем тотчас же при входе в зал ее приглашает на вальс лучший кавалер, знаменитый дирижер балов Корсунский, расточающий ей похвалы за легкость и точность ее движений и эффектно, вальсируя, приводящий ее к Анне, которая уже оказывается в зале. Эта подробность вальса с дирижером, отнесенная в первой редакции к Анне и в сущности несущественная в плане Анны, в тексте наборной рукописи отнесена к Кити, довершившая собой то впечатление праздничности и успеха, которые сопутствуют Кити при начале бала и которые тем резче контрастируют с горем, какое испытала она после того, как убедилась в том, что мазурку танцует она не с Вронским. Пока что ее еще не мучают подозрения насчет охлаждения к ней Вронского, как они мучают ее в ранней редакции. Только на короткое время ее смутило то, что Вронский не приглашает ее на вальс. Тут эпизод прекращения музыки, приуроченный ранее к моменту начала танца Вронского с Анной, перенесен на начало танца Вронского с Кити: досадная неловкость эта почти ничего не говорит в ситуации Анна – Вронский, но она получает определенное значение и свой смысл в ситуации Кити – Вронский. Внутренний подъем, испытываемый Кити, в тексте наборной рукописи находит себе выражение еще в том влюбленном восхищении, которое испытывает она, глядя на Анну в ее бальном наряде.

Далее – в наборной рукописи гораздо сильнее подчеркнуто горе Кити в связи с тем, что мазурку танцовать будет Вронский не с ней, а с Анной. В первоначальной редакции сказано лишь, что, поняв, что она не будет танцовать с Вронским, она отдала мазурку Корсакову, в тексте же наборной рукописи тяжесть положения Кити осложняется тем, что она отказала пятерым, надеясь на приглашение Вронского, и лишь благодаря участию подруги графини Нордстон, уступившей ей своего кавалера, она внешне вышла из неловкого положения не приглашенной на танец девушки. Растерянность и волнение Кити, когда она вошла в маленькую гостиную, первоначально выраженные словами: «Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана. Она держала веер и обмахивала свое разгоряченное лицо», в тексте наборной рукописи нашла себе гораздо более выразительные краски: «Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, несмотря на вид счастья бабочки, только-что уцепившейся за травку и готовой вот-вот, вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце».

В первоначальной редакции Кити, танцующая в паре с Корсаковым мазурку vis-à-vis с Вронским и Анной, производит очень жалкое впечатление, благодаря которому она как бы утрачивает свое недавнее очарование. Вронский был поражен ее некрасивостью; он почти не узнал ее. Психологически мало правдоподобно она, убитая, подавленная, обращается зачем-то к Вронскому с замечанием: «Прекрасный бал». (В тексте наборной рукописи эти слова произносит, обращаясь к Кити, Вронский, «чтобы сказать что-нибудь».) Унижение ее довершается тем, что Анна, сначала по ходу фигуры подозвавшая к себе одну даму и Кити, затем, спохватившись, прищурившись, виновато сказала: «Мне нужно одну, кажется, одну» и равнодушно отвернулась от вопросительного взгляда Кити. (В наборной рукописи эта бестактность Анны по отношению к Кити устранена.)