Иван Падерин - Ожоги сердца

• Название: Ожоги сердца
• Автор: Иван Падерин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1988
• ISBN: 5-265-00213-8

Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).

---

После теплого лета каждому из них предписано стать частицей покрывала корней тех деревьев, на которых они родились. У них короткий век — всего лишь одно лето. Земля приняла их, как нательную рубаху перед зимним сном, а затем они нужны будут ей для подпитки нового поколения листвы. Круговорот жизни, мудрость природы: отжил свой срок — уступи место другому, иначе не будет весенних радостей.

И все же грустные думы навевает листопад. Ведь мое поколение, испытанное огнем войны на фронте, невзгодами военных лет в тылу, вступило в полосу ожидания неизбежного. Проще говоря, восьмидесятые годы двадцатого века для нас, ветеранов войны, — листопадная осень. И болевые раны памяти о погибших на войне тоже не смахнешь облегченным вздохом — все закономерно. Против течения времени нет преград.

Но вот на мою ладонь ложится зеленый листок. Похоже, он упал с березы позже других. На нем нет явных признаков отмирания. Лицевая сторона еще светится нежностью зелени, лишь вершинка и зубчатые края прихвачены желтизной, но черешок гибкий и основание не потеряло сочность. Жить бы ему еще до жгучих заморозков, однако он упал. Почему?

Перевертываю листок, вглядываюсь в ребристый рисунок тыльной стороны. Вроде здоров листок. Ан нет. На средней, осевой, жилке синеют мелкие узелки. Их четыре. Они напоминают пулевые раны давней поры. Уже зарубцевались. Как видно, с начала лета эти узелки лишили листок нормального дыхания, но он стойко боролся за жизнь: в обход узелков вьются тонкими нитками прожилки. Тощий, но живучий, сохранил первородную окраску до осени, наверное, за счет того, что его прикрывали здоровые собратья. Ведь и в растительном мире слабые попадают под защиту сильных.

Листок рассказал о себе все, что мог: четыре укуса злого жучка листоеда, как четыре пули короткой очереди автомата, повредили ему становой хребет жизни. Да, в жизни как и в природе, а в природе как в жизни.

…Владимир Иванович Волохов…

Помню, заглянул я как-то в диспетчерскую Тушинского районного управления канала имени Москвы. Заглянул в горячий час. На щите тревожно заискрились сигнальные лампочки, зазвенели телефоны, загудели динамики селекторной связи. Где-то что-то случилось. Вбежал начальник района, взволнованный, бледный.

— Где Волохов? Ищите Волохова! — приказал он диспетчеру.

Диспетчер приник к микрофону:

— Внимание… Внимание… Нужен Волохов, нужен Волохов!.. Начальник района приказал ему быть на перемычке отводного канала. Отвечайте. Первый шлюз?..

В динамике послышался скрипучий голос:

— Понятно. Нужен Волохов. Ищем.

— Второй шлюз?

— Понятно. Ищем.

— База?

— Понятно. Посылаю к пирсу связного…

— Зачем связного! — вмешался начальник района. — У тебя есть радио. Объяви по радио: нужен Волохов. Срочно!..

Диспетчер щелкнул тумблером, виновато оглянулся на начальника. Тот, не находя себе места, заметался из угла в угол:

— Безобразие… Куда мог деваться Волохов? Включай селектор…

Диспетчер снова щелкнул тумблером. Начальник взял в руки микрофон и повторил слово в слово объявление диспетчера.

Первым отозвался тихий женский голос:

— А зачем вам нужен Волохов?

— Как зачем!.. — возмутился начальник. На его щеках обозначились бордовые пятна.

— Так… Дергаете его туда-сюда ежечасно.

— Кто это говорит?!

— Я говорю… Посыльная Даша. Да вы не горячитесь. Волохов на месте. Он уже организовал сварку аварийного узла.

— Как?

— Вот так. Ехал от газовой заправочной с баллонами, заметил неладину на перемычке и без вашей команды стал ее устранять…

— Фу, — гулко выдохнул начальник.

— Что вы там фукаете? Волохов за всех умеет болеть тихо и без крика.

— Спасибо, Даша…

Начальник передал микрофон диспетчеру. Его лицо стало обретать нормальную окраску, и он не спеша вышел.

Через полчаса диспетчер, поговорив с кем-то по телефону, снова приник к микрофону:

— Шлюзовая… Не задерживайте Волохова. Его ждут в гараже… Говорю, не задерживайте, рихтовка рессор срывается…

Вечером мне довелось послушать перекличку по итогам дня. И снова несколько раз повторялось — Волохов, Волохов. Начальники разных служб жаловались — где-то затормозился ремонт лебедки, в котельной до сих пор не поставлен насос, на четвертом этаже первого дома прохудилась колонка…

— Волохов, слышишь? — спросил руководитель переклички.

— Слышу, — отозвался усталый, басовитый голос. — Стараюсь брать на карандаш.

По голосу я представил себе его грузным, с застарелой одышкой человеком.

— Кто он — технолог, механик или бригадир ремонтников? — спросил я сидящего рядом со мной инженера шлюзовых сооружений. Тот удивленно посмотрел на меня — дескать, стыдно не знать, кто такой Волохов, — и ответил, не скрывая иронии в голосе:

— Начальник «кто куда пошлет».

— И все же?

— Все же… Рядовой слесарь, универсал, постоянный дежурный управления главного механика.

— Где его можно повидать?

— Сейчас трудно сказать. Проще всего дома поздним вечером или в дни отдыха. Живет он на улице Свободы, дом восемь, квартира двести тридцать пять. Повторить?

— Спасибо, запомнил, — ответил я, чувствуя, как воспламенились мои уши. Волохов мой сосед по дому, живем в одном подъезде, лишь на разных этажах. Будь она неладна, эта городская жизнь в больших жилых блоках; встречаемся в подъездах, на лестничных площадках почти ежедневно, по-соседски приветствуем друг друга, и все нет времени поговорить, обменяться мнениями о жизни, о своих заботах и делах, все куда-то спешим. Так проходят годы. Стены и потолки общие, но работаем на разных участках, с разными материалами, потому вроде нет повода к сближению. Знакомы по скользящим взглядам, мимоходным встречам, и ладно. Ладно до поры до времени, пока что-нибудь не случится…

У меня случилась беда — моя машина попала в аварию, и я не знал и не мог предположить, что меня может выручить мой сосед. И назвали мне его имя не где-нибудь, а на станции технического обслуживания автомобилей, куда я приволок свою аварийную машину. Там опытный инженер осмотрел ее со всех сторон и сказал:

— Помятые дверки и крыло можно заменить, но удар пришелся в бок, стойка прогнулась, а значит, и днище деформировано. Такие машины мы не ремонтируем.

— Как же быть? — спросил я.

— Не знаю, — ответил инженер и, посмотрев на мою унылую позу, посоветовал: — Найдите хорошего рихтовщика и сварщика.

— Где его можно найти? И есть ли теперь в Москве такие мастера?

— В Москве все есть. И такие мастера, правда, немного, но есть.

— Назовите хоть одного.

— Назову… В Тушине, в управлении канала. Спросите там у начальства. Его фамилия, кажется, Волохов, слесарь и автогенщик.

И вот я уже в его квартире. Он сидел за столом в майке-безрукавке, с наслаждением пил чай. По усталому лицу и по полуоткрытой впалой груди катились крупные капли пота. Приветливо, по-соседски улыбнувшись мне, Владимир Иванович пригласил меня к столу. Когда он нагнулся к чайнику, чтоб заполнить предназначенную для меня чашку, я заметил на его спине, чуть ниже правой лопатки, зияющую черноту обширного и глубокого шрама. Чернота просвечивала сквозь ткань майки, и мне стало не по себе. К кому я пришел с просьбой рихтовать и растягивать днище «Волги»? Работа сложная и тяжелая, а в нем в чем душа держится, похоже, живет без одного легкого. Решил — посижу, поговорю по-соседски, но о ремонте машины ни слова.

Разговорились о домашних делах, о работе. Он ни на что не жаловался, больше высказывал свои заботы о всяких неполадках на автобазе, в котельной, что в отдельные дни ему приходится работать без передышки, иногда и ночь коротать на аварийных узлах. Но когда зашел разговор о его здоровье, он как бы выстрелил в меня заранее заготовленной фразой:

— Здоровье неважное, но нужен, потому и живу.

Я собрался уходить, но он остановил меня.

— Погоди, я ведь знаю, зачем пришел. Сейчас пойдем, посмотрим твою машину.

— Лучше завтра утром, — сконфуженно пролепетал я.

— Не откладывай дело на завтра, которое можно начать сегодня. Завтра утром придет мой сын Саша, и мы начнем растягивать днище твоей машины. Прогреем автогеном и растянем…

Он уже знал, что случилось с моей машиной, и ему осталось только лично убедиться, как она покорежена.

Пришли в гараж, домкратом подняли передок машины. Владимир Иванович залез под нее с фонариком и рулеткой. Щуплый, гибкий, он, казалось, готов был проникнуть под кардан, дабы прощупать и промерить все изгибы деформированного днища. Наконец вылез оттуда, постоял, подумал и сказал:

— Днище выправим, но придется менять стойку и подваривать короба. В четыре руки работы на два дня.